наследницей, если мне доведётся её вернуть. А оно являлось ключевым звеном моего амбициозного плана. Поэтому пришлось отправить ему весточку – освежить память.
Согласен, стрела с прикреплённым письмом вряд ли могла считаться дружеским приветом. Но иного выхода мне найти не удалось – слишком тщательно охраняли первую персону государства после покушения культистов. Близко было не подобраться. О задушевном разговоре не стоило и помышлять. А вновь оказаться в гостеприимных застенках я не желал.
Для того чтобы сомнений в моих добрых намерениях не оставалось, пришлось использовать тупой наконечник, который точно никак не мог навредить Тирему. Я долго выбирал место, продумывал пути отхода. В итоге меня посетила мысль, что наш дорогой император действительно был защищён не так уж надёжно. Удивительно, что никто кроме меня не попытал счастья. Недоброжелателей у Тирема хватало.
Но толпа, лицезревшая промелькнувшую поблизости от первого лица империи стрелу, всё равно ахнула. Все сочли этот выстрел настоящим покушением. Но истолковали его на свой лад: «Император собирался назвать имя наследника, поэтому его пытались убить!» – всё было совершенно ясно.
Я не без помощи Рады и дарованной ей удачи скрылся тогда от разъярённых ястребов, которым охотно помогала толпа честных граждан. Впрочем, именно в образовавшейся сумятице мне оказалось легче всего ускользнуть. Смешавшись с толпой, я спокойно сумел уйти от погони.
«Ты помнишь, что пообещал пленнику насчёт его дочери? Западная и Восточная империи рухнули. Сдержи слово, и наша устоит! Скоро наследница встретится со своим отцом». Лаконично, но, полагаю, исчерпывающе.
Не знаю, произвёл ли мой патриотизм впечатление на Бертрама, но спустя сенар он всенародно объявил о том, что у него действительно есть наследник. И даже сообщил, что это девочка, чем воодушевил нас с Эталь. Такая негласная поддержка не могла не радовать. Впрочем, кто знал, чем на самом деле руководствовался император.
Однако не многим из вельмож эта новость пришлась по душе. Реакции были самыми разнообразными. Кто-то ругался, кто-то восхищался, кто-то лелеял надежды выгодно жениться...
Стоит ли говорить, что эти слова Тирема прозвучали на сенар позже, чем синод единогласно утвердил закон о назначении своих верховных иерархов церкви Императором? Благодаря этому неосмотрительному шагу у одного из ключевых игроков в борьбе за трон оказались связаны руки. Церковь поспешила списать Бертрама со счетов, за что и поплатилась. И в этом тоже была наша с Эталь заслуга. Именно мы ликвидировали несогласных архиепископов, отказывающихся поддержать идею понтифика, жаждущего сблизиться с Тиремом и претендующим после его смерти на трон империи.
Зато теперь Сенария очень плотно заинтересовалась дочерью императора. Им хотелось если не избавиться от неё, то вырастить новую правительницу покорной высшей воле Шестерых – то есть самому понтифику.
Оставалось выждать, пока уляжется шум, а затем продолжить воплощать в жизнь наш замысел. Пока что, несмотря на некоторые сложности, всё шло удивительно удачно. Но предстоящие нам свершения не становились от этого легче. Огромная работа была проделана, но ещё большая только предстояла.
Безусловно, не могу не упомянуть о маленьком чуде, в результате которого наша семья неожиданно увеличилась. Несчастный случай, унёсший жизнь Архиепископа Лонарского, стал смертельным для многих невинных людей, оказавшихся поблизости. Возможно, в этом была наша с Эталь вина, но я склонен считать случившееся неизбежным. Никто не мог предусмотреть подобного развития событий, и не в наших силах оказалось его предотвратить.
Невероятным образом уцелевший младенец остался без матери. Крошечная девочка сидела у архиепископа на руках, когда сверху обрушилась недостроенная галерея. Как только стало возможно, Эталь, рискуя раскрыть своё инкогнито, добилась того, чтобы ей выдали малышку. И она была права, ведь мы несли ответственность за будущее этого человечка.
Наша с Верной приёмная дочь, названная Мэри в честь моей покойной супруги, к сожалению, не могла сразу же очутиться в семье, в привычном понимании этого слова. Её непутёвые приёмные родители слишком рисковали однажды не вернуться, чтобы позволить себе круглосуточно ухаживать за ребёнком. Я искренне надеялся, что это было временным неудобством.
Девочка была принята в Церкви, как дщерь – о её судьбе теперь можно было не беспокоиться. Что ни говори о коварстве и даже подлости высших сенарианских иерархов, обычные служители Шестерых намного превосходили своих правителей по человеческим качествам. Именно у этих простых людей были те столь истово восхваляемые сенарией качества, которых не хватало сильным мира сего. Эталь, сама выросшая в церкви, не сомневалась, что Мэри в надёжных руках.
Естественно, мы по мере возможности навещали малышку, радуясь каждому новому слову, которое она училась произносить, восхищаясь каждой улыбкой... Верна открылась мне с новой удивительной стороны. Она оказалась замечательной матерью – любящей, заботливой, внимательной. Моя любовь к этой изумительной женщине стала ещё сильнее.
Хотелось как можно скорее выполнить возложенные на себя обязательства, чтобы полностью посветить свой быт семье. Мы клятвенно пообещали себе забрать малютку, даже если сенарианцы будут против, как только освободим мою родную дочь.
Однажды, повинуясь внезапному импульсу, я вернулся в родное село. Жизнь продолжалась там и после моего отъезда. Многие дома перестроили, знакомых людей как будто стало меньше... Незнакомые лица, удивлённые взгляды… – путешественники по-прежнему были здесь редкостью.
Неизменной осталась разве что церковь. Так же горделиво возвышалась она над невысокими постройками местных жителей, словно доказывая своё главенство над повседневной жизнью, намекая на что-то высшее. Впрочем, я видел в ней только камень. Холодный и бесчувственный.
Так же узнаваемо было кладбище. Разве что стало на несколько могил больше, да частично обветшало. Ограду кое-где следовало подправить, но, видимо, ни у кого не доходили руки.
Именно тогда я узнал о смерти Рогги. Старик быстро сдал после похищения внучки, к тому же негативно на его здоровье сказалось тюремное заключение. Признаюсь, я сильно огорчился. Очень хотелось застать орка живым. Именно он побудил меня встать на свой путь.
Долла, оставшись одна, не смогла обслуживать трактир и быстро разорилась. Всеми покинутая, женщина словно оказалась отрезана от всего мира. Думаю, она умерла внутри себя, пусть и оставшись снаружи живой. По правде сказать, к моменту нашей встречи несчастная уже плохо соображала. Разум ей почти отказал, что уж говорить о памяти.
В попытке скрасить её нищенское существование, всеми силами желая помочь матери моей жены, бабушке Литы, я выкупил все комнаты бывшего трактира Рогги, который стал называться «Ули и Дженна». Мне казалось, старушка оживёт, стоит оказаться хороших условиях.
Нанял сиделку, чтобы ухаживала за ней. Проводил рядом столько, сколько мог вынести. Всё же отчаянно непросто было видеть старушку в её тогдашнем состоянии. Но Долли, до этого как-то умудрявшаяся сама себя обслуживать, недолго выдержала в комфортных условий. На третий день её не стало. Меня она так и не узнала. Я навсегда остался для неё тем пареньком, что отправился в безнадёжную погоню за похитителем дочери, чтобы уже не вернуться.
Так на нашем кладбище стало ещё двумя могилами моих родных больше. Договорившись с монахами об уходе за последним пристанищем близких, я пожертвовал церкви кругленькую сумму и навсегда простился с родной деревней. Больше мне было некуда возвращаться. Мой дом теперь был там, где находилась семья.
Вернувшись в Гнэш, я обнаружил, что ажиотаж вокруг дочери императора за время моего отсутствия поутих. Сложно было решиться на дальнейшие действия, а время уходило. И однажды Верна произнесла:
– Если ты намерен что-то предпринять для возвращения «наследницы Тирема», то стоит это сделать сейчас! А то через пару сенаров люди вовсе о ней позабудут. Пора действовать!
– Думаешь, Бертраму придётся показать им дочь? – растерявшись, переспросил я.
– А сколько можно её прятать?! Сам посуди, не скажет же он, что её похитили!
– Да уж, украли дочь самого императора! Кто в такое поверит? – усмехнулся я. И вдруг осознав, что только что произнёс, воскликнул: – А ведь это идея!
Ещё один кусочек мозаики встал на своё место. Все грандиозные планы, должно быть, складывались из тысяч крохотных фрагментов. Мой тоже совершенствовался на ходу, увеличиваясь, расширяясь и изменяясь.
Всё свободное время, которое у меня находилось, я тратил на занятия в Ордене. Наставники превосходили в своём мастерстве всех известных мне людей, да и нелюдей тоже. Учитель незримой рукой координировал моё обучение, выковывая клинок, который пришелся бы ему по душе. Не сомневаюсь, что без его участия я никогда не достиг бы и сотой доли всех умений, которыми теперь владел.
И всё же Вайерин не считал меня готовым к проникновению в Ковен. Полностью доверившись его суждению, я не спешил с действиями, осознав, что второго шанса не будет. Пробраться в прекрасно охраняемый объект, да ещё выбраться оттуда с дочерью – колоссально сложная задача, к которой следовало тщательно готовиться. А если учесть, что меряться хитростью и ловкостью предстояло не с обычными смертными, а с магами – шансы на успех стремительно близились к нулю.
Только занятый какой-нибудь серьёзной проблемой Ковен мог позволить мне совершить столь дерзкий поступок. Когда на тебя нападает медведь, ты не обращаешь внимания на мышку, стащившую кусочек сыра. Поскольку у магов не имелось сколь-либо значительных неприятностей, мне предстояло им их придумать. Больше подобной милости ждать было не от кого.
Однажды я осмелился озвучить эти свои соображения перед учителем.
– Чтобы проникнуть в Ковен, мне понадобиться занять их маленькой войной! – в голосе слышалась досада. Вайерин как раз перед этим описал мне ряд сложностей, связанных с преодолением защитных магических барьеров.
– Отличная идея! – иронично согласился он. – И как ты планируешь этого добиться? – он особенно выделил «ты», намекая на то, что мелкая сошка вряд ли сможет навредить гиганту.
– Всего-то и надо, что найти им равного противника, да столкнуть их лбами! – лихо отозвался я, не желая сдаваться.
Учитель молча зааплодировал, пристально глядя на своего ученика. Его глаза с интересом буравили моё лицо и будто бы говорили: «Продолжай!» И всё же в его взгляде чувствовалась ирония, как если бы он сказал: «Зачем предлагать то, что не сумеешь осуществить?»
Воодушевлённый, я сочинял на ходу.
– Вот если бы Церковь или Ястребы объявили магов вне закона, уличив их, к примеру, в связях с эрадрианцами, Ковену пришлось бы по-настоящему нелегко! К тому же, святоши и так с ними на ножах. Если бы Император им только дозволил – задали бы жару магам!
Вайерин вдруг расхохотался. Я несколько опешил, не понимая причину его смеха. «Ужели мой план так его веселит? Где же промах?» – недоумение, должно быть, отчётливо отразилось у меня на лице, потому что учитель
