самом себе как тоже самое. Все остальное происходит от него – от одного в качестве парадигмы (образца, идеи) – как многое. И там во многом уже происходит как одно от другого, по соседству (синтагмой), в одном ряду или в ряду, но в другом порядке. Таким является живое (органическое), генетическое происхождение из одного всего. Не-живое происхождение, образование обратно, имеет противный (механический) порядок: из многого собирается одно. Гармоническое происхождение предполагает, что многое производно от одного при условии, что многое есть одно многих, но не партикулярностей как подставок одного, его представителей и не сингулярностей (индивидуальностей), обособленных (независимых) друг от друга переменных, а полноценных, целых в качестве самостоятельных личностей. При этом гармоническим является отношение между ними. Это гармоническое отношение является духовным, если предустановлено от самого бытия, которое было, есть и будет.
Уровни образования. Если прежде в советское время, а до него в дореволюционное время, средняя школа (гимназия) играла роль подсознательного образования (при этом дошкольное образование было бессознательным образованием), а университет отвечал за образование сознания обучаемых, то теперь, в век цифровых (бессмысленных, информационных или счетных) технологий, мы видим бессознательный уровень образования еще у студентов, а не дошкольников. Сознательный уровень образования можно обнаружить, но редко, случайно, у магистрантов и аспирантов. Что до самосознательного уровня образования, то он обнаруживается только на уровне обладателей научных степеней, да и то в исключительных случаях в диапазоне допустимой статистической погрешности.
Философские занятия. Как уже известно, есть, собственно говоря, мыслители или философы, а есть философские ученые. Мыслители думают, ученые изучают мысли философов. Если они изучают не мысли философов, то что именно? Свои мысли? А они у них есть? Конечно, нет. Если бы они у них были, то изучали бы они чужие мысли при наличии своих? Конечно, нет. Поэтому за отсутствием своих мыслей философские ученые изучают чужие мысли. Но как они могут изучать чужие мысли, если у них нет своих мыслей? Вероятно, они изучают чужие мысли другими чужими мыслями. И только те из них, кто имеет свои мысли и интересуется чужими мыслями больше, чем своими, может изучать своими мыслями чужие мысли или, напротив, чужими мыслями свои. Вот такие философские ученые есть одновременно мыслители. Это мыслящие философские ученые. Разумеется, они предпочтительнее простых (примитивных, элементарных) философских ученых. Почему же предпочитительнее? Естественно потому, что изучают, исследуют человеческую мысль с точки зрения самой мысли, оригинальной, живой, а не мертвой мысли. Они изучают философию изнтури самой философии, а не снаружи, как философские ученые, которые не имеют своих мыслей.
Наиболее философскими из философов являются такие, которые имеют дело уже не только с мыслями и не столько с ними, сколько с идеями. Идеи – это уже не мысли, а формы, точнее, мысли-существа, не которых имеют в виду философы, но которые имеют в виду самих философов.
Около философии блуждают еще научные философии. Это те, кто изучают уже не мысли, а понятия, то есть, то, посредством чего понимаются мысли (в словах они играют роль смысла), как обычные, эмпирические (опытные) ученые изучают вещи. Что у этих так называемых «философов» выходит из такого изучения (исследования), вряд ли можно назвать философией. Получается не философия, а логика в качестве не жиыой мысли, а сухого остатка ее брожения. Этот экстракт мысли есть уже не понятие, а философема, то есть, идеологема, имеющая хождение в области философии. Философема есть превращенная форма концепта (смысла), правильной, законченной формой которого является понятие. Другими словами, ученые философы создают не мысли, а используют чужие понятия, чтобы уточнить смысл мысли. Но в результате их деятельности мысль опустошается, а понятие (смысловое содержание мысли) упрощается (сводится) до тривиального значения (схемы-абстракта) научного термина.
Околофилософская публика в виде «ученых философов», то есть, учителей философии доделывает с философией то, что не смогли сделать с ней философские ученые и научные философы. Ученые философы просто опустошают ее, сводя философскую мысль как явление идеи в виде понятия, к мнимости представления, занимаясь сбором философских мнений для дидактического поучения подрастающего поколения.
Читая Николая Бердяева. Взял опыт персональной философии Бердяева и стал читать предисловие к этому опыту под названием «Противоречия в моей мысли». названные противоречия очевидным образом связаны с характером личности этого русского философа. Он был явно психопатической личностью, склонной к реактивным эмоциональным состояния, препятствующим спокойному течению философских мыслей. У него был взрывной характер, толкавший его на необдуманные решения и поступки, которые естественно приводили к необходимым сожалениям человека, виновного в том, что он натворил много лишнего. Николай Бердяев относился к тем натурам, которые сначала делают лишние движения, а потом страдают от их последствий. Это страдание “post factum” заводит их мысль, которая бежит от данности в не данные ей, трансцендентные высоты. Но там она не находит себе места и скрывается тогда от давящей поверхности вещей в глубинах его личности. Бердяев, будучи психопатом, вынужден драматизировать свою персональную ситуацию. Он ищет конфликт с миром, со своей социальной средой, с людьми, а потом, найдя его бежит от его последствий в своем индивидуальном (эгоистическом) бессознательном. Свой эскапизм он называет экзистенцией. Его экзистенция есть болезненная реакция на вызванный им же конфликт с имманентной данностью себя самого и своего окружения. То есть, аффективное состояние своего сознания принимается Бердяевым за экзистенциальное состояние выхода из себя, выдается за трансценденцию, точнее, трансцензус, выход на порог общения (коммуникации) с духом (трансцендентным). Это явная подмена. Бердяев акцентирует внимание на волютативном (волюнтаристическом) моменте в противовес интеллектуальному, сводя тем самым духовное к сущему, нежели к сущностному плану.
Между тем духовное есть единство сущего с сущностным. Для духовного интеллектуальное является не сущностным, а существительным моментом. Дух является в виде идеи, идеального существа. Он есть идея в том смысле, что существует идеально. Духовное явлено, прекрасно своей разумностью. Поэтому его телом является разум. Разум есть бытие духа. Сущностью духа является свобода. Дух существует свободно. Дух разумеется, понимается (существует) в качестве свободы. Для духа существовать – значит быть совершенно свободным. Тогда что такое дух как сущее? Он есть Я. Сущее есть сущность, или Я есть свобода в качестве идеального существа. Я понимается свободным. Сущим духа является Я (личность). Его сущность есть свобода. Духовным бытием является разум. Кем является дух? Идеальным существом. Он является человеку как душевному существу в качестве идеи в уме, идеи Я, ибо только в Я можно быть свободным. Духу как Я имманентен все, что выходит из себя в качестве экзистенции. Но он и трансцендентен всему, что пребывает в себе как эго, закрыто самим собой, своей наличностью, данностью (материей воплощения).
Философские и не-философские элементы в философии. В философии есть собственно философские и не-философские элементы. Настоящим философским элементом является метафизика. Вне философии она есть мистика. Поэтому настоящая философия мистична, а сам философ как мыслитель есть мистик. Он медиум идеи как существо мысли. Медиумичность философа есть его художественность. В этом смысле он мифичен. Но он не сочиняет, хотя и не открывает, а понимает мысль в качестве понятия как продукт (произведение) идеи. Таким является настоящий философы как метафизик (спиритуалист).
Другое дело философский ученый как тот, кто открывает для себя чужие мысли. Он представляет философию в науке. Научный философ же представляет философию в качестве науки, причем не фундаментальной или прикладной, но вспомогательной в виде науки логики.
Ученый же философ или учитель философии не создает своб философию и не изучает чужую, но создает миф из философии. Он мистифицирует философию, использует ее как маг и идеолог для внушения ученикам не философских целей.
Поэтому можно сказать, что в философии есть собственно философский момент. Это метафизический момент. Метафизика отвечает за творчество в философии смыслов. Метафизика для не-философов является мифом. Для самих философов метафизика является их посвящением в тайну истины мысли. Для изложения мысли одни философы используют научный (прозаический) элемент, другие же философы используют художественный (поэтический). Не-философы используют магический элемент с помощью которого пытаются подчинить своей воле чужие мысли. Поэтому они мистифицируют философию, превращая ее в идеологический соблазн в интересах не власти идеи, а идеи власти.
Философский профиль. Посмотрим на философию не лицом к лицу, а со стороны, в профиль. И начнем мы знакомство с философией не с самого философа, а с того, кто наименее на него похож, - с учителя философии. Это знакомство есть знакомство с ней с черного двора, из подворотни, со служебного входа, с точки зрения «слуги философии», чистящего «мундир философии».
Учитель философии любит мысли. Правда, они не его, но чужие мысли. Не важно. И все же откуда учитель философии знает, что это мысли, а не глупость, если у него нет своих мыслей? На всякий случай он собирает как губка в философии все подчистую, - вдруг в этом философском мусоре окажется мысль. Поэтому учитель философии становится крохобором, сборщиком крошек мыслей (крошкой Цахес). Он хочет думать, но не может. Того, кто не может, называют «важным». Это важный «философ». Он ищет мысли Мы желаем ему найти их, - кто ищет, тот обрящет, пускай хоть чужие мысли. Именно такие поисковики любят учить других тому, чего сами лишены. Этакий мудрец-хитрец, советчик, что советует другим то, чему сам не следует Как скупой он копит, собирает чужие мысли. Потом отбирает из них те, которые можно выдать за свои, под стать своему характеру, мелочные и тривиальные. Из них дилетанты любят составлять сборники «мудрых мыслей».
Если сравнивать учителя философии уже не с живым существом, а с вещью, то его можно уподобить пылесосу. Философский пылесос собирает философскую грязь. С чем поведешься, от того и наберешься, уподобишься грязи. Все вокруг чисто, а ты сам грязный. Он - философский очиститель, (клинер) сознания учеников. Но его может заклинить на этом, и тогда «философ» буквально опасен, ибо может принять саму философию за грязь и очистить сознание учеников от всяких мыслей. Вот так, очистив чужие мозги от мыслей, он собирает философский мусор в себе. От такого обращения с
