самостоятельно позаботиться о себе и ждущих помощи со стороны героев, которые придут и спасут их от страхов, забот и проблем, от жизни, которой не бывает без проблем и которая неизбежно приводит к смерти. Смерть есть оборотная, тайная сторона самой жизни, озабоченной собой, но никак не человеком.
Ясные люди. Есть такие люди, с которыми все ясно. Кто они такие, у них уже написано на лице. Этим они и хороши. Конечно, лучше было бы, чтобы они еще были и умными. Тогда это совсем хорошо. В таком случае ты понимаешь, что они такие же, как и ты. Но они такие снаружи, а ты такой внутри себя. Другое дело снаружи, Может так оказаться, что снаружи ты будешь уже не умен, а глуп, или таким покажешься другим людям, может быть даже этим самым «ясным людям». Такое представление может тебя по-настоящему удивить. И эта новость сыграет на руку тем самым «ясным людям».
Творчество во хмелю. Недавно мельком смотрел сериал про врачей. Режиссер сериала снял сцену про врача, которому с перепоя на рабочем месте показалось, что с ним разговаривает покойница по телефону. Так вот режиссер снял эту сцену, как будто не только актер играл врача во хмелю, но он сам был в таком измененном состоянии сознания, настолько затянутой показалась съемка. Мне сразу вспомнился античный стих (эпиграмма) Лукиана: «Трезвым в компании пьяных пытался остаться Акиндин, И оттого среди них пьяным казался один». Современное занятием искусством отдает тошнотворным запахом перегара.
Высшее служит низшему. В этом мире человек не может не жить, то есть, не удовлетворять свои простые (естественные) потребности, используя для этого средства более сложного, уже культурного порядка.
С другой стороны, высшие существа, заботясь о своем существовании, способны использовать уже нас для его обеспечения, не подозревая, что мы вполне похожи на них и не заслуживаем такого грубого обращения с собой.
Творчество. Творчество начинается с вдохновения. Вдохновение – это расширение того, что есть, возрастание его за счет духа. Дух одаривает того, кто занят творчеством, собой. Под влиянием духа некто, кто вдохновляется, развивается, то есть, изменяет себя в положительном смысле, в лучшем виде. Но развиваться он может только, совершая нечто. Что же он совершает? Он вдохновляется на созидание нового из материала старого. Для созидания нового ему необходимо место и время. На время он находит место старого в качестве наличного материала самого изменения. Тому, что он делает со старым, следует быть лучше, чем он был прежде. В таком случае старое видоизменяется, модернизируется, совершенствуется.
В ходе изменения старое может переродиться. Но тогда на месте старого появится не оно как усовершенствованное, но нечто качественно иное, с иным соотношением качества и количества, с другой мерой. Это будет уже не новое старое, а «старое новое», то есть, новое, похожее на старое только своим появлением на свет. В сущности оно уже будет другим, не старым, а новым, самим собой.
Появление нового вызовет изменение творца в духе целиком ибо дух пронизывает (проницает) все как одно. Рождая новое, творец полностью обновляет себя, изменяется оставаясь неизменным, самим собой в качестве творца. То есть, сотворив нечто, он берет паузу в изменении для накопления сил, чтобы вновь творить по мере накопления. Во время отдыха от трудов, творец становится уязвимым для соблазна. Он может увлечься посторонним, отвлечься от созидания в качестве страдательной стороны, претерпевающей изменение уже с прямо противоположной стороны творению. В отдохновении, в расслабленном виде, в понижении уровня энергии становления творец имеет склонность к рассеиванию. В результате он может отступить назад в развитии, регрессировать. Путь развития не есть прямая от низшего к высшего, от простого к сложному, сложение имеет тенденцию по ходу замедления прогрессивного движения и его остановки в паузе творения к упрощению. Этот опасный момент рассеивания или энтропии необходимо творцу всегда иметь в виду и быть уже готов к его наступлению. Необходимо вовремя, предупредив искушение, заняться самим собой, подтянуться, поупражняться в совершенствовании, то есть, быть открытым иному течению событий. Здесь, в паузе, открывается возможность перехода с одного уровня развития на другой. Если человек собран, сконцентрирован на развитии, то он может перейти на уровень выше, если же он рассеян сверх меры концентрации, находится не в фокусе и он сбился, то он может упасть на уровень ниже достигнутого. Такое отступление назад может оказаться необратимым, если он потеряет равновесие, утратит чувство самого себя, перестанет чувствовать себя. Это время испытания себя ничто, опустошения после акта творения. В продукте, в произведении творения, творец может застыть, стать, остановиться, полностью овеществиться, отождествить себя полностью с творением как уже не становящимся, но ставшим. Вот тогда он совершит непоправимое, - откажется быть творцом и станет только сотворенным, тварным.
Полная имманентизация может обернуться творческим опустошением. Необходим зазор между творцом и его творением, момент развоплощения для нового акта творчества. Такое развоплощение становится трансцендированием творца за границы им сотворенного, освобождением от него как наличного для нового. Тогда сотворенное станет материалом нового восхождения творца в духе. Он будет связан прошлым творением только как материалом для нового акта творчества.
Триллер. Почему так популярен триллер, особенно в серийном виде? Сериал есть своего рода жанровый серийный убийца сознания читателя или зрителя. Триллер искушает свою жертву страхом. Он пугает потребителя, потребляет его как «дрожащую тварь». Из страха можно делать хороший товар, наживаться на человеческом страхе, внушая через печатное слово и зримый, звуковой образ предсказуемый алгоритм навязчивого поведения человека. Так формируется идеология страха, управления человеком через внушаемый страшный образ.
Усложнение культуры и упрощение натуры. В настоящее время человек упрощается, эксплуатируется в целях усложнения культуры. Усложняется она за счет глобализации, стирания границ между разными культурами, их смешения. Для адекватного восприятия и усвоения «культурного микса» (смешения) потребители культуры нивелируются. В результате человек утрируется, упрощается. Для него становится трудным, сложным занятием не потребление культуры, но ее творение. Он превращается в одно из технических устройств. Идет процесс роботизации самого человека в виде оцифровывания самого его сознания, из которого элиминируются смыслы, которые невозможно перевести (конвертировать) в цифры. В итоге жизнь человека обессмысливается, он прекращает быть собственно человеком, превращаясь в живой товар самопотребления, так называемый «человеческий капитал».
Нечеловеческий разум. Есть ли такой? Ну, естественно, есть. Откуда вы это знаете? Спросит прозорливый читатель. Как это откуда? От ума, не от верблюда же?! Не от большого (человеческого) ума можно полагать, что есть ум более развитый, чем человеческий, ведь человеческий ум не предел разумения. Поэтому может быть ум более развитый, чем человеческий. Причем такой ум может принадлежать не только ангелу как духовному существу, у которого сам разум является телом, выражением духа, но даже материальному существу. Правда, у него разум должен быть более развит, чем тело, как у человека, у которого тот играет роль второстепенного персонажа, выполняющего чисто служебную функцию. У человека воля (душа) управляет чувствами с помощью ума. Это в лучшем случае. Чаще бывает наоборот, - чувства владеют безвольной душой. Вот тогда человек по воле своих желаний совершает глупые поступки. Так у человека, но не существа с нечеловеческим умом. Есть духовное, идеальное существо и есть душевное, чувственное существо, вроде человека. Но есть и разумное существо, у которого разум играет роль души.
«Грустный клоун» как зеркало русской интеллигенции. Один из первых образов, который воплотил актер Мягков на экране, был образ вождя российского освободительного движения – Владимира Ульянова («Старика») в фильме известного советского режиссера Марка Донского по сценарию сказочницы «ленинианы» Зои Воскресенской – «развесистой клюкве» пропагандистской любовной истории. Лысеющий (любвеобильный) «молодой старик» («Лао цзы революции») стал отцом коммунистического движения после Маркса. Но в каком виде его изобразил артист Мягков? В виде мягкотелого интеллигента. Каких только пародий не снимали на Ленина, но эта мягкая («маниловская») пародия на Ленина оказалась самой фальшивой, ибо она не внушает внимательному зрителю ничего другого, кроме чувства жалости к Ленину. Так грубо оболгать Ленина не удавалось никакому актеру. В этом проявился «великий талант» артиста Мягкова, показавшего как можно истинное зеркало русской революции представить «кривым (лживым) зеркалом» русской интеллигенции.
Более органичной (уместной) такая желейная (бесхребетная) интеллигентность, которую Андрей Мягков демонстрировал на экране, оказалась уже в интерьере рязановской пародии на советский образ жизни под сатирическим названием «Ирония судьбы, или с легким паром!». Его персонаж – Женя Лукашин - выглядит «грустным клоуном», вызывая амбивалентное чувство у зрителя и жалости, и насмешки. Конечно, можно жалеть несчастного человека, но только до известного предела - до превращения несчастья в клоунаду.
Большой актерской удачей Мягкова стал художественный образ Алексея Карамазова в экранизации Иваном Пырьевым романа Федора Достоевского «Братья Карамазовы». Андрей Мягков так убедительно сыграл младшего Карамазова, что наглядно показал зрителю, как слаб этот образ у самого Достоевского, который вышел из-под его пера еще хуже, чем вульгарный («широкий – надо сузить») образ Дмитрия Карамазова, достойного своего усопшего папаши. В результате стало до конца понятно, что русскому писателю сподручнее списывать с самого себя образы отрицательных героев, вроде шизоида Ивана Карамазова, этакого доморощенного (квасного философа) с его бредовым чертом («господином с ретроградной физиономией»), или висельника-эпилептоида Смердякова (упрощенного «маленького человека»), нежели выдумывать из головы образы ходульных положительных персонажей.
Не могу удержаться от замечания про неудачный выбор хорошим режиссером актера на роль среднего брата Карамазовых. Ну, какой из Кирилла Лаврова интеллектуал, скажите вы на милость?! Такому актеру самое место играть начальника. У него волевая (силовая) складка, но никак не интеллектуальная. Он не склонен думать и сомневаться, как Иван Карамазов, а склонен отдавать приказы и гнуть свое. Другое дело, Михаил Ульянов. Роль Дмитрия Карамазова, это, конечно, не роль маршала или председателя колхоза. Но все же она отвечает его характеру человека «прямого» (без извилины ума) действия. Такой персонаж сначала что-нибудь сделает
