резкое движение. Его удар получился столь сокрушительным, что трехвершковый шип клевца не только пробил железо шлема, но даже сама его рукоять от удара разлетелась на куски.
После несчастного случая со Сбыхом, Дарник решил про себя, что лошадь – это проклятое животное и лучше обходить его стороной. Но две остроносые кобылки Вочилы быстро покорили его сердце. В отличие от мелких коренастых бежецких лошадок они казались верными и понятливыми помощницами своему хозяину, и так оно на самом деле и было. Впервые увидел Дарник и настоящее, обтянутое кожей деревянное седло со стременами. Как-то сжалившись над умоляющим взглядом мальчишки, кузнец сам предложил ему проехаться в своем седле. Столь захватывающего ощущения собственного могущества Дарник еще не испытывал. Приподнявшись в стременах, он метнул в дерево одну за другой обе свои охотничьи сулицы, и броски получились такими же точными и сильными, как если бы он стоял на земле. Разобравшись в конструкции деревянного седла, Дарник сумел изготовить себе точно такое же, и в дальнейшем они с Вочилой не раз верхом отправлялись за пределы Засеки, на узкую и длинную поляну, по которой можно было скакать в полный мах, и где дядя показывал племяннику, как надо сражаться верхом, и предубеждение Дарника перед лошадьми было основательно развеяно.
Маланка смотрела на его дружбу с хромым кузнецом весьма косо, опасаясь, что тот будет вредно воздействовать на сына. Чтобы успокоить мать и перевести ее мысли в другое русло, Дарник заявил, что ладно, так и быть, он станет великим воеводой, но вовсе не по той причине, по которой она думает. Секрет его решения был прост: в очередной раз перебирая свои будущие взрослые занятия, он пришел к неожиданному выводу, что самые совершенные движения на свете могут быть только у сражающегося мужчины, хотя бы потому, что этими движениями он всякий раз борется за свою жизнь. Ведь самым красивым, что до сих пор ему приходилось видеть, была схватка Маланки с медведем, значит, любое убийство с риском для жизни и будет самым совершенным, что есть на свете. А убийство на поле боя тысяч врагов еще более восхитительно и значимо.
Очередную зиму Дарник провел в более тщательном пересмотре и изучении свитков из заветного сундука матери, ведь во многих из них подробно рассказывалось о военных походах. Наталкиваясь на свитки на чужом языке, он обратил внимание, что в некоторых за каждым незнакомым словом следует слово на словенском языке. Долго размышлял, что бы это могло значить, пока не сообразил, что перед ним толкование слов незнакомого языка. И вот совершенно не зная, как именно звучат чужие слова, он тем не менее вершок за вершком стал вникать в содержание ранее непонятных свитков, многие из них словно специально оказались руководством по военному делу и давали прямые указания, какие приемы следует предпринимать в большом сражении: когда вести дальний обстрел, когда изнурять противника ожиданием, а когда с мечами в руках мчаться в ближнюю атаку.
Надо сказать, что изгнание из Бежети коснулось Дарника лишь на одно лето. Сразу после зимы товарищи из ватаги позвали его к себе обратно. Они готовились к своему выходу на Сизый Луг, и неучастие в отроческих поединках лучшего бойца ставило все их победы и достижения под сомнение. Как обычно в подростковом возрасте кто-то за прошедший год сильно вытянулся, другой необыкновенно окреп, третий поднаторел в самих поединках. В общем, всем было интересно, чем закончатся новые бои с Рыбьей Кровью. Дарник с удовольствием принял приглашение, ему тоже важно было испытать пару своих новинок: удары босыми ногами и ложный замах, когда один кулак грозно замахивается, а второй снизу наносит быстрый скрытный удар.
– Так не честно! – вопили побежденные.
Дарник в ответ лишь пожимал плечами: ну кто на ратном поле будет разбирать что честно, а что нет.
Обиженные поединщики захотели отыграться в боях деревянными мечами, наивно надеясь на выигрыш, ведь они все время упражнялись, а он нет. И с большим изумлением обнаружили, что как раз на мечах Дарник искушен лучше прежнего. Вместо чинного скрещивания своего оружия с мечом противника, он в два-три удара находил способ обрушить свой меч на его тело. Фактически это были поединки противников разной степени подготовки. Лучшим оказался Дарник и в стрельбе из лука, а также в метании ножей, топоров и сулиц. И среди мальчишек снова пошел слух, что вся ловкость Маланкиного сына от чистого колдовства, даром, что ли, они с матерью столько лет живут в землянке колдуна Завея и ни разу с тех пор не бедствовали и не просили помощи. Припомнили ему и его удивительную невредимость во всех их прежних ребячьих переделках. Нет, прочь его никто не гнал, просто сверстники стали его слегка сторониться.
Впервые собственное изгойство представилось Дарнику не как случайное недоразумение, а как тягостный неприятный жребий. Ведь одно дело, когда тебя отлучают от ребят своенравная мать или злой староста, и совсем другое, когда ребята сами не хотят тебя признавать за своего. А как же быть тогда с мечтами об управлении сотнями и тысячами гридей?
Единственный человек, с кем он мог поделиться своей бедой, был Вочила. Кузнец воспринял ее достаточно серьезно и посоветовал впредь быть более осмотрительным и расчетливым. Поменьше выставлять свои умения напоказ, мол, умников никто не любит, а если ты перед всеми сразу покажешь все свои способности, ничего не оставив себе про запас, то обязательно найдется тот, кто придумает, как их преодолеть и принизить.
Дарник внимательно слушал, хотя до конца понять смысл совета, пока был не в силах.
4
Отроческий возраст у запрудников обычно наступал в четырнадцать-пятнадцать лет, но для Дарника он пробил уже в двенадцать лет. Когда настало время подросшей бежецкой ватаге отправляются на Сизый Луг в соседнюю Каменку, к началу брачных токовищ, он последовал вместе со всеми, и никто не решился ему помешать.
Сколько прежде было разговоров, что соседнее селище ничем не отличается от их Бежети. Дарник увидел разницу с первого взгляда, и она заставила его о многом задуматься. У Каменки не было полной круговой Засеки, а лишь небольшая ее часть с восточной стороны поперек речки Каменки, видимо, в расчете, что приплывшие на лодках чужаки поленятся обходить неожиданную преграду вокруг. Почти все жители Каменки, за исключением детворы носили мягкие кожаные сапоги, что указывало на их более тесную связь с окружающим миром – только оттуда они могли почерпнуть столь своеобразную обувку – бежечане просто заворачивали ступни ног в материю и кожу. Даже сами отношения между взрослыми и детьми здесь были другие. Если в Бежети главная забота о детях состояла в том, чтобы они не слишком досаждали родителям и меньше получали себе повреждений, а в остальном им была полная свобода, то в Каменке за молодежью был гораздо более строгий надзор. Ни один подросток не мог ослушаться взрослого и не выполнить его приказания.
Свободны они были только на Сизом Лугу, где собирались парни и девушки трех селищ, включая еще далекую северную Заволочь, и устраивали свои игрища-токовища, выбирая будущих жен и мужей. Взрослые и дети сюда не допускались. Девушки пели и танцевали, а парни показывали свое молодечество.
У юных каменчанок было принято всех новеньких парней-бежечан всячески игриво расспрашивать, старательно высмеивая за неуклюжие ответы. Дарник давно успел усвоить, что человеческая речь тоже является нужным и полезным делом, и то, что он при посторонних обычно помалкивал, вовсе не означало, что он не умеет остроумно отвечать. Поэтому, когда до него дошла очередь стать девичьим посмешищем, его хлесткие слова заставили зрителей хохотать уже над незадачливыми вопрошальницами. Каменчанки слегка обиделись и оставили малолетку в покое.
Их равнодушие Дарник воспринял без какой-либо обиды, ведь и он сам к ним особо не стремился. Наблюдая как в присутствии «невест» прямо на глазах глупеют его бежецкие братья, как они краснеют, несут околесицу и даже в поединках ведут себя с каким-то непонятным надрывом, он ни за что не хотел того же для себя. А когда начиналось соперничество между парнями за какую-нибудь особенную красавицу, тут он вообще не мог сдержать улыбку.
После первых знакомств нередко образовывались устойчивые пары женихов и невест, которые держались все время вместе, тихо или напоказ оказывая друг другу знаки внимания и частенько удаляясь в лесную чащу. Все понимали, что осенью они станут мужем и женой и на следующее лето их уже никто не увидит на Сизом Лугу. Дарника подобный финал приводил в содрогание – ради самой тусклой обыденной жизни отвергать судьбу неизвестную, полную открытий, взлетов и падений?! Раньше он не понимал, когда слышал, что самое большое зло для мужчин исходит от красивых женщин: да дать ей хорошего тумака, когда будет сильно нудеть, – и всех делов! И теперь пристально наблюдая за своими околдованными и распаленными братьями, он убеждался, что не все здесь так просто и, прикидывая на себя их «околдованность», сочинял собственные ответные поступки на такой случай. Разумеется, всегда выходил победителем, и все девушки непременно выражали ему покорность и тихое восхищение.
Ну, а пока, оставленный ими в покое, Дарник полностью переключил себя на жениховские единоборства, для которых на Сизом Лугу имелся широкий простор. Тут он действительно показал себя во всей красе. Что на кулаках и на деревянных мечах, что во всех видах метания – очень скоро выяснилось, что ему нет равных ни среди каменской, ни среди заволочской молодежи. Наученный неприятным опытом Дарник с тревогой ожидал всеобщего отчуждения. Но, странное дело, то, что в Бежети поставили ему в укор, на Сизом Лугу сделало его настоящим героем. Даже восемнадцатилетние переростки, которым было уже не до поединков, смотрели на него с любопытством и уважением.
Больше всего изумило Маланкиного сына, что все те, кого он побеждал, уже на следующий день становились его лучшими друзьями, словно синяки и испытанное от поражения унижение пробуждали у них к противнику самые теплые чувства, – уж он-то никогда бы не стал заискивать перед человеком, побившим его.
Среди каменчан выделялся четырнадцатилетний Клыч, белоголовый крепыш, не расстававшийся с двумя кистенями, на которых вместо железной гирьки висело по деревянному шару, обернутыми беличьей шкуркой. Но даже с такими предосторожностями удар получался такой, что любой противник тут же выбывал из поединка. Другого оружия Клыч не признавал. Дарник вышел сражаться против него с двумя деревянными мечами, надеясь намотать на лезвия ремни кистеней и вырвать их из рук противника. Но тот разгадал его намерение и вовремя уворачивался. Так они долго кружили друг против друга, ловко уходя от ударов и выжидая удобного момента, пока Дарник, потеряв терпение, не метнул один из мечей в грудь Клыча. Бой прекратился. Зрители заспорили: правильно он поступил или нет? Клыч сам положил конец спору, признав, что в настоящем бою он был бы уже мертв.
Поединок между ними на кулаках тоже не выявил победителя. Выдержав дважды прямой удар Дарника, каменчанин просто
