туун выстраивался на своей стороне ложбины. В центре его Дарник сосредоточил все двадцать двуколок (больше, увы, не было), развернув их камнеметными ложами – липовцы все же сумели собрать запас мелких камней. Пока выстраивалась конница, Рыбья Кровь подал знак и вдоль линии войска помчались двести всадников с пешцами за плечами на левый край, по которому проходил небольшой овражек. Высаженные там десять ватаг «подносчиков» быстро выстроились прямоугольником, выставив вперед иглы своих пик и изготовив луки. Еще один знак – и две передних шеренги «пастухов» спешились, вышли на двадцать шагов вперед, опустились на одно колено и изготовились к стрельбе из луков за рядом больших прямоугольных щитов.
– Я не узнаю своих хазар! – Хан был изрядно изумлен столь четкими действиями воинов передового тууна.
Эктей, который находился тут же, весь прямо вспыхнул от удовольствия. Дарник незаметно кивнул ему, и Эктей прокричал хазарскую команду. Позади выстроенного войска вдруг поскакали в разные стороны знаменосцы.
– А это что? – не понимал, оглянувшись на них, Сатыр.
– Это прибытие новых сотен, – пояснил с улыбкой Рыбья Кровь.
Скакали не только знаменосцы, но и женщины, слуги, мальчишки. Мелькая в промежутках, между выстроенными отрядами, они с расстояния в два стрелища вполне могли сойти за воинов-мужчин.
Ирхонские конники наконец разогнали большая часть скота. Ничто уже не мешало столкновению, однако обе стороны медлили, предоставляя противнику первому спуститься в ложбину, чтобы выгодней было самим ударить сверху. Накрапывающий холодный дождь усилился, и порывы ветра погнали его прямо в лицо ирхонским конникам. Стояние обоих войск затягивалось. К эктейцам подошли новые улусные сотни.
– Если они сомневаются в своей силе, то, может быть, нам следует самим ударить? – не выдержал напряженного ожидания Сатыр.
– Не люблю лишнюю кровь проливать, – признался Дарник.
– Знаю, как ты не любишь, – усмехнулся хан. – Может, они тоже подмогу ждут?
– Вряд ли. Если у них умный воевода, они не станут рисковать всем войском.
В подтверждение слов князя, центр ирхонского строя развернулся и потрусил прочь, словно заманивая хазар преследовать себя. У одного из воевод улусной сотни сдали нервы, и вся его сотня вдруг помчалась вниз в лощину. Следом за ней двинулись с места еще двести или триста всадников.
– Стоять! Всем стоять! Назад! – закричал не своим голосом Рыбья Кровь.
Полусотня арсов бросились на перехват и остановила последователей неразумной дружины. Да и сами выскочки, проскакав сотню шагов, стали придерживать лошадей, видя, что никто за ними не последовал. Достигнув середины лощины, они остановились и, потоптавшись на месте, поскакали назад. Внешне это тоже выглядело, как приглашение преследовать их. Выждав еще какое-то время, ирхоны окончательно стали отступать.
– А не развернутся они на нас с другого бока? – заволновался Сатыр.
– Если ты дашь мне третий туун, не развернутся, – уверенно произнес Дарник.
5
Предпринятые действия, вызвавшие отступление воинственного противника, произвели на хазарскую орду более сильное впечатление, чем открытая схватка. В битве главным оказалась бы храбрость воинов, а вот в таком выдержанном стоянии – искусство главного военачальника. Особо нахваливали липовского князя, как сообщил Эктей, старики и женщины – ведь удалось избежать потерь стольких сыновей, мужей и отцов. Правда, кое-где среди хазарских воевод ползли слухи, что князь сам оробел, но их никто не слушал – все понимали, что это в злопыхателях говорит простая зависть.
Мягко поступил Рыбья Кровь и со строптивым зимовьем: разрешил жителям покинуть его из расчета одна повозка с добром на семью, но с непременным условием, чтобы ирхоны ничего в нем не пожгли и не испортили. Так и получил весьма приличное пристанище с лошадьми и мелкой скотиной, запасом дров и сена и заготовленными на зиму съестными припасами. Возле него на зимовку расположился один из хазарских улусов с развевающимся над зимовьем Рыбным знаменем.
Орда же двинулась дальше. Получив еще дополнительных воинов, Дарник половину передал Сеченю. Теперь в его распоряжении было два полновесных двухтысячных полка, которыми он мог распоряжаться, как угодно. Испытав удовольствие от своих бескровных маневров, он решил и впредь по возможности действовать так же. О своей личной отместке ирхонам пока не думал, не сомневаясь, что рано или поздно для этого в самом деле представится более удобный случай.
Дальние разъезды дозорных внимательно следили за войском противника. К счастью оно отступало единой массой, не пытаясь разделиться, дабы атаковать хазар с разных сторон.
– Они нас заманивают туда, где находятся их главные силы, – убежден был Сатыр.
– Что такое их главные силы по сравнению с твоим двадцатитысячным войском? – успокаивал хана Дарник.
– Ты ничего не понимаешь. Моя орда не воевала уже двадцать лет.
– Как это не воевала двадцать лет?! – князь не мог такому поверить.
– Разве ты сам не видел, что хазары уже пятьдесят лет воюют чужими руками?
– А как же казненные тарханы?
– Потому и казненные, что воевать разучились.
Для Дарника признание Сатыра явилось настоящим откровением. Как и все словене, он знал, что хазары любят использовать чужие, в том числе и словенские дружины для «выбивания» из других племен и народов хазарской дани. Но был всегда уверен, что и собственных воинов в Хазарии предостаточно, мол, «выбивают» дань где-нибудь в южных горах или в заитильских степях. Вдруг понятна стала неуклюжесть всех прибывающих к нему улусных сотен: они просто никогда не воевали! А правильно: зачем? Когда завоевывали междуречье Танаиса и Итиля, были действительно грозными воинами. Потом сто лет спокойно пасли свои стада, платили подати кагану, и нужда в постоянном кровопролитии постепенно отпала. Так же как в словенских лесных селищах малая часть буйных парней уходило в хазарское войско, но основная их масса оставалась в родовых юртах.
– Какого лешего!.. – не на шутку разъярился князь. – Все! Или ты даешь мне над твоим войском полную власть, или я со своими липовцами просто ухожу отсюда!
– Если народ будет недоволен твоей властью, он уберет и тебя и меня, – Сатыр хотел предостеречь Дарника от опрометчивого самоуправства.
– За то, что никто не уберет ни меня, ни тебя, можешь быть спокоен, – заверил его Рыбья Кровь. – Сейчас в окружении сильного врага убирать того, кто должен их спасти – да не сумасшедший же у тебя народ!
Получив от хана молчаливое согласие на свободу действий, князь уже больше не церемонился. По липовскому образцу оба полка поделили на хоругви, а сотни на пять ватаг, всем «пастухам» и их коням повязали на шеи особые ленты различия, и без разрешения полусотского ни один из них не мог даже ненадолго удалиться из ватаги. На двести ватаг хватало лишь половины липовцев, остальных вожаков назначали из десятских и сотских хазар, прошедших прежде хоть какую-то войсковую службу. О всех родовых и семейных связях, так же, как и отлучках к женам, было забыто.
– Все вернетесь к своим семьям через год, не раньше, – решительно заявил Дарник хазарским сотским.
Впрочем, эта усиленная подготовка почти не сказывалась на самих войсковых действиях. Два передовых полка продолжали преследовать ирхонское войско, а следом за ними двигалась и вся орда.
– Старайся, как можно чаще перемещать с места на место свои хоругви, – поучал князь Сеченя. – Пусть ирхоны думают, что в наших руках хорошо обученные воины.
– А если они все же попробуют испытать нас мечом?
– Бей тогда всей силой. Все свое войско они в бой вряд ли рискнут вводить. И вот еще что, попробуй окружить дозорный разъезд ирхонов, дай пастухам хоть раз победить, да не стрельбой из луков, а пиками и булавами.
Однако первыми столкнуться с ирхонами пришлось дарникскому полку. Дарник с ватагой арсов занимался в чистом поле с двумя сотнями пастухов учебной сшибкой, когда всадники обеих сотен на полном скаку проносились сквозь строй друг друга, не столько сами приучаясь, сколько коней приучая к этой опасной скачке. И вдруг из-за небольшой рощицы ракитника показался отряд в полусотню ирхонов. Пастухи как раз разъехались перед новой сшибкой. Так что ирхонам видна была лишь одна их сотня, причем наполовину сошедшая с седел – хазары поправляли доспехи или просто оглаживали-успокаивали коней.
Соблазн попугать, а то и рассеять застигнутого врасплох противника был велик, и ирхоны понеслись на сотню в полный мах, грозно потрясая копьями и топорами и разворачиваясь в широкую линию. Когда заметили вторую сотню, часть нападавших стала притормаживать, отчего весь их наступательный строй сбился и смешался.
– Пики вперед! – крикнул по-хазарски Дарник, как только что командовал при сшибке. Он как раз был возле второй сотни.
Пастухи даже не успели испугаться, многие, как потом выяснилось, подумали, что хитрый князь придумал им какое-то новое упражнение с «третьей» до этого скрытой сотней и послушно выполнили приказ. Во главе второй сотни были вожаки из липовцев, они сразу сообразили, что к чему, и направили своих пастухов в бок наступающим ирхонам. Последние, сообразив, что попали в ловушку, стали выворачивать в сторону, чтобы ускользнуть из западни и двум десяткам ирхонам это удалось. Зато тридцать или сорок их соратников были в считанные мгновения смяты и опрокинуты.
Князь с арсами в истреблении ирхонов участия не принимал. Немного не доскакав, они осадили коней и просто наблюдали. Не все действия пастухов были неловкими, кто-то уже заправски метал сулицы и топоры, кто-то разил пикой и булавой, кто-то, спрыгнув на землю, добивал раненых. Про то, что можно брать пленных никто не думал, всем отчаянно хотелось быстрей других нанести сильный разящий удар.
Дарник ничему не препятствовал. Приказал остановиться только, когда начался дележ добычи, и дошло дело до драки среди самих пастухов.
– Все положить на место! – велел он «добытчикам». – Все будут раздавать вожаки.
Потом к куче сложенного добра по очереди подходили полусотские ватаг и брали по очереди по несколько вещей.
– А как в ватаге это делить? – спрашивали вожаки-хазары.
– Можно по проявленной доблести, можно по жребию, – объяснял князь. – И запомните все: так будет всегда! Кто посмеет собирать добычу до конца сражения, будет казнен как трус и предатель!
Но даже это грозное предостережение не могло испортить пастухам радость от их первой победы. Торжествующими храбрецами возвращались они в свой стан. Чтобы еще больше подчеркнуть важность их успеха, Рыбья Кровь, поговорив с вожаками, выделил несколько пастухов в качестве десятских в другие сотни – пусть красуются там, по себе хорошо помнил, что, уча храбрости других, и сам становишься намного храбрей и решительней, чем прежде.
– А ведь ирхоны заманивают нас туда, где нет их зимовий, – на пятый или шестой день преследования высказал Сечень.
– Верно, – согласился Дарник и послал дальнюю разведку на запад. Вернувшись, разведка доложила, что в большом дневном переходе находится Славутич.
Прекратив преследование ирхонов, князь повернул всю орду в сторону великой реки. Через два дня передние улусы
