Жизнь должна доставлять удовольствие. Повесть одним файлом

посторонний образ.
            Такой же туманный, как и виденный много раньше - образ человека в белом халате, склонившегося надо мной и знакомого с детства. В те дни настолько перемешались в фантастическом калейдоскопе непереносимо болючая явь, бредовые сны и бездонные провалы небытия, что не только не удивился я нежданному его появлению спустя двадцатилетие, но и обрадовался: Дядя Ваня!
      - С днём рождения! – очень душевно поздравил он меня. Но слова выговаривал нарочито громко, медленно и внятно и смотрел при этом внимательно прямо в зрачки – как-то очень неуютно мне стало. И со сроками не вязалось его поздравление (два месяца назад был у меня день рождения). Возможности пошевелиться, не то, что в окно посмотреть, у меня не было, и ничего умнее я не придумал, как спросить его:
      - А что, уже опять август»? С тем тогда и отключился.

            Уму просто непостижимо - отцу шестнадцать с половиной лет было, когда казачком-добровольцем не отдавал он Москву в сорок первом! И не исполнилось двадцати лет ему же - командиру пикирующего бомбардировщика, победителю фашизма и освободителю Европы!
            Долгое время ничего не рассказывал о войне отец. На школьных мероприятиях по случаю Дней Советской Армии и Победы в школе пересказывал газетные публикации, а по завершении официальной части в классе припоминал случаи всякие занятные. В ответ на мои прямые вопросы либо глухо молчал, либо отделывался односложными ответами, как например, про взятие Берлина.
      - Батя, расскажи про рейхстаг, – попросил его как-то. И получил исчерпывающий ответ:
      - А что про него рассказывать? Только на полдня дал комэск свою эмку. Пока добрались до рейхстага по разбитым улицам, уже и обратно ехать надо было. Я только и успел, что посс…ть на него. Пыль, гарь, вонь, развалины – ничего интересного.
            И только спустя тридцать лет после окончания Великой отечественной войны, когда сам я вкусил-отведал этой концентрированной формы человекобытия, впервые состоялся у меня разговор с отцом о войне. Разговор так разговор, без прикрас и умолчаний – двух военных людей.
      Война бывает детскою - до первого убитого,
      Потом не склеишь целого из вдребезги разбитого.
      Душа, брат, не оправится, исключена гармония,
      Немало видел я ребят на этой церемонии. – Убедительно-правильно Юра Шевчук поёт. Хоть и разною она бывает, и у каждого она - своя, а полдуши забирает война у любого воевавшего. Взамен награждает вечным грузом памяти о том, что происходило на твоих глазах и при твоём непосредственном участии: «На, Колобок. Заслужил. Носи»!
            Говорят, время лечит, но никогда не поверю я тем говорунам, кто взахлёб живописует боевые действия. А уж тем, кто делится свеженькими, что называется, с пылу-жару и прямо из окопа репортажами, и подавно. Лет этак через двадцать-двадцать пять, пожалуй, можно самому правильно увидеть происходившее и другим рассказать, как было на самом деле. Если решишься ещё вспоминать. И так-то не оставляет ощущение не «жизни взаймы» даже, а того, что всё происходящее чрезвычайно малое отношение к тебе имеет. А возьмись вспоминать - и как не бывало прожитых после того лет.

            Любопытный файлец попался в Интернете под названием «Войны и военные конфликты 20-го столетия» с указанием: начало-окончание, кто с кем и суммарное количество погибших. «Ни дня без строчки»! – с завидной продуктивностью изводили друг дружку «хомы сапнутые» в одном только веке минувшем!
            Археологи по всему миру, кроме того, что не знают, как подогнать находки, возрастом во многие миллионы лет, под единственно-верную теорию Дарвина о происхождении жизни на Земле, и (страшно даже сказать!) с библией их согласовать, еще и к неутешительному выводу пришли: в среднем 75% из померших не своей смертью пали от рук человечьих. Причём, процент тем выше, чем кучнее место обитания, и без малейшей связи с климатом, наличием-отсутствием пропитания или предусмотренной в животном мире саморегуляцией численности. Выводят даже отсюда, что в природе человеков - потребность истребления себе подобных.
            И во всей планетной фауне, где едят все и каждого (так, что и непрерывно-нескончаемо хруст-чавканье раздаются, если внимательно прислушаться), зоологи нашли одну только какую-то дефективную ветвь бабуинов, особи  которой изводят друг дружку не по каким-либо объективным и объяснимым причинам, а чисто по-людски - только что не из-за разногласий в толковании некоторых постулатов святого Августина.

От нашей жизни нынче на Руси
            23.06.06 «Дымит и кружится планета». – За ночь ветер поменял направление и столько дыма нагнал с недалёкого лесного пожарища, что и солнце еле проглядывает сквозь густую белесую пелену, сплошь окутавшую город, и дышать тяжко, и голова угарно трещит. Блеклое больничное утро.
            Перед обедом появился Виталий ненадолго. Попенял мне за нежелание оспаривать взыскание, предложил вечером посидеть «за рюмкой чая» у него в общежитии, с тем и отбыл.
            Несказанно приятно, просыпаясь, видеть родных и близких тебе людей - первыми, кого узрел после тихого часа, были сыновья. В палате находился и Валентин - точно в назначенное время прибыл рыбацкий коллектив держать совет по поводу завтрашнего мероприятия.

            «Спокойствие. Только спокойствие», - как говорил Малыш родителям после того, как они с Карлсоном на люстре покатались. Да, уж, покатался – битый час ОМОНовский УАЗик маячит на больничном дворе. И это при наличии круглосуточного милицейского поста в вестибюле больницы!  Интересно, кого и от кого они охраняют? Ну, да по порядку.
            Вместо больничного ужина отправился на чаепитие. В каждой из пяти коммерческих лавок, встреченных по пути в общежитие сотрудников УВД, до того богатый ассортимент горячительных напитков оказался, что глаз разбежался от названий одной только водки.
            Общежитие являло собой обшарпанную панельную пятиэтажку, расположенную за университетом в глубине квартала. Невольно отметил про себя один-единственный вход-выход, решётки на окнах первого этажа и отсутствие пожарных лестниц – весьма проблематично эвакуироваться из здания в таких условиях, случись что.
            Внутреннее устройство общежития живо напомнило мне гарнизонное житиё-бытиё в совершенно аналогичном здании в 80-х годах. Иллюзию усиливали снующий по сквозному коридору и из двери в дверь по обе стороны коридора разгорячённый наступившим «днём автомобилиста» личный состав (пятница же!) и копошащиеся тут же детишки самого разного возраста.
            За дверью с нужным мне номером оказалась двухкомнатная квартира. Обстановка помещений, начиная с платяного шкафа в прихожей, была знакома до мельчайших подробностей, хоть впервые здесь оказался. А смесь запахов – обувного крема, одеколона, кожи, металла, оружейного масла, табачного дыма и съестного – породила прямо-таки ностальгическую тоску.
            Посреди большой комнаты уже был накрыт стол, за которым дожидались меня, просматривая телепередачу о ВОВ, пятеро обитателей квартиры.
            Подняв гранёный стакан, наполовину заполненный водкой, Виталий вдруг сказал:
      - В такой битве выстояли наши отцы и деды! Какого врага одолели! И как легко оказалось великую страну превратить в какую-то там «расейскую педерацию»! - Горестно вздохнул и провозгласил: -  Ну, за Россию!
      Чокнулись, выпили, помолчали.
            Совсем невесело вспомнилось и мне, как в кинокомедии "Иван Васильевич меняет профессию" вор Мстиславский давал укорот ложному Ивану Грозному: «Ты пошто, сукин сын, самозванец, земли русские разбазариваешь? Этак на тебя никаких волостей не напасёшься"!
          И как же щедрился свежеиспечённый царь воровских прорабских кровей: "Берите суверенитета, кто сколько сможет проглотить"! Достаточное количество князьков нашлось, желающих "разделять и властвовать" в отколовшихся кусках державы.

            Толком посидеть «за рюмкой чая» не удалось – не успели закусить после третьей, как входная дверь распахнулась, и появились два посетителя: один с ящиком водки в руках, другой с ящиком пива и всяческих закусок в импортных упаковках поверх пивных банок. Состязание предстояло совсем не для моей весовой категории, и ёрш это когда пьёшь не что попало, а с кем попало, потому решил откланяться.
            Виталий предложил меня проводить:
      - Шпаны в городе много развелось. Сбиваются в группировки по интересам - «панки», «металлисты», «нацики» коренного населения и арийских корней, - и ладно бы только между собой пластались, так моду взяли шоблами грабить одиноких прохожих.  - Время было ещё самое что ни на есть детское, и ходу до больницы неспешным шагом не более десяти минут, так что отказался я, поблагодарив его за заботу-внимание. И очень даже напрасно отказался, как вскоре выяснилось.
            На ступенях лестницы университета, мимо которого я шествовал по площади, расположились четверо молодых людей. Чуть старше призывного возраста, якутской национальности, в высоких шнурованных ботинках, кожаных штанах и куртках с множеством заклёпок и металлических висюлек на них и с раскрашенными во все цвета радуги гребнями на бритых черепах.
            Пока пытался я по оперению угадать породу этих петухов, двое из них поднялись и преградили мне путь. Оба оказались росточком мне под подбородок, но тот из них, что был повыше и покрепче, категорично потребовал часы и содержимое моих карманов, ещё и в выражениях с яркой национальной неприязнью.
            Подивился я такой наглости - белым, считай, днём (солнце висело над крышами домов и припекало вовсю), при всём честном народе (на улице тут и там мелькали многочисленные пешеходы)!
            Хотел, было, ограничиться внушением на тему соблюдения Божественных заповедей и уважения седин. И кто-то из великих учителей восточных единоборств учил, что «высшей ступенью боевого искусства является умение избежать применения боевого искусства». Но посмотрел в мёртвые, с расширенными до краёв радужки зрачками, глаза молодых людей и понял, что к данному случаю слова великого учителя неприменимы. Тем более что двое других спешили присоединиться, и явно был какой-то предмет в руке у одного из них.
            До чего же хрупок и уязвим человечий организм! И как на самом деле ничтожно мало надо, чтобы даже самый могучий из них превратился просто в мешок, заполненный мясом с костями! После многих былых объяснений с правоохранительными органами по поводу нанесения повреждений разной степени тяжести телам граждан, взял я себе за правило в разборках бытового характера бить кулаком прямо в лоб. Помимо сногсшибательного достигается при этом и воспитательный эффект - долго потом в зеркале видится назидание за прегрешения против Истины.
            Совсем даже не обязательно шаг назад – отступление или проявление трусости. Но почти всегда побуждает он к действию наступающую сторону и, при умелом использовании этого, на её же голову. Так и произошло. Едва отставил я правую ногу назад, чтобы получше на неё, толчковую, опереться, как сразу вдвоём кинулись на