Жизнь должна доставлять удовольствие. Повесть одним файлом

дистанцию поражения первые двое грабителей. А после того, как я жестами «обозначил намерения», так же тупо на те же грабли напоролась и вторая парочка. У четвёртого из грабителей действительно нож в руке был - с длинным тонким лезвием, односторонне заточенным под правую руку, и рукояткой из берёзового капа красивой текстуры.
            Тут как раз и «коляска подкатила» - с визгом затормозил на проезжей части рядом с площадью милицейский УАЗик. Выскочили из него трое патрульных и поспешили к месту происшествия. Протянул я удостоверение личности подошедшему ко мне сержанту: «Грузите клиентов». Остальные патрульные стали приводить в чувство живописный молодёжный квартет, отдыхающий на бетонных плитках площади.
            Сержант взял моё удостоверение, посмотрел, сказал: «Угу», - попросил меня пройти к машине, открыл тыльную дверь «воронка» и жестом предложил в него забраться. Что я и сделал без задней мысли. Дверь захлопнулась, а дальше…
            Сквозь зарешёченное оконце с неописуемым изумлением наблюдал я апофеоз торжества демократии. Сотрудники патрульно-постовой службы бережно помогли подняться поверженным грабителям (того, что был с ножом, так даже и отряхнули!), коротко переговорили с ними и по рации, после чего заняли свои места в кабине УАЗа, хлопнув дверцами. Автомобиль тронулся - и «повезли меня из Сибири в Сибирь».
            Городишко небольшой, весь его за полчаса объехать можно, так что недолго длилась бесплатная автомобильная экскурсия на незнакомую мне прежде его окраину. Проехав до середины одноэтажного деревянного здания с зарешёченными окнами, УАЗик затормозил и задним ходом сдал к крыльцу здания. С правой стороны от гостеприимно распахнутых дверей на стене красовалась вывеска пункта назначения: «Медвытрезвитель».
            Выскочили из УАЗа патрульные, присоединились к ним два работника «трезвователя» - мордовороты со слоем сала в три пальца на бритых загривках, - и со штатными дубинками в руках выстроились все живым коридором от «воронка» до крыльца заведения.
            На крыльце появился прапорщик, до того тощий, что кобура с табельным оружием на поясе, казалось, переломит его пополам. Дверь моего передвижного застенка отворилась, прапорщик расстегнул кобуру, извлёк из неё ПМ, направил его в мою сторону и скомандовал писклявым голосом:
      - Спокойно, военный. Не дёргайся!
            Вот ленив я природно, чтобы лишний раз напрягаться да своё придумывать, и люблю задействовать бонмо, метко сказанное другими. И тут употребил я оборот, произнесённый моим приятелем почти что в аналогичной ситуации:
      - Пистолетик-то опусти. Не ровён час, кашлянёшь или пукнешь, беды потом не оберёшься.
            Чуть из берцев не выпрыгнул прапорщик, визжа:
      - Ты у меня не только пукать, а и маму звать будешь, когда ОМОН сейчас сюда приедет! Уже и кровавая пелена глаз мне застить стала, и тёплая спираль бешенства раскручивалась из области солнечного сплетения, а вся сознательность перекочевала в мозжечок хладнокровно разрабатывать план оперативно-тактических мероприятий: "Прыжок. Кувырок. Офицерский разворот»... Но магическое слово «ОМОН» затормозило, обратило вспять и свело на нет начавшиеся, было, процессы. Выбрался я из "воронка" и, не прекословя, самостоятельно проследовал в заведение.
            В кабинете приёма пациентов дунул в трубочку, предложенную мне медработницей, сдал солнцезащитные очки, часы, содержимое карманов и брючной ремень на хранение, вежливо отказался подписывать быстро заполненный протокол и очутился за решётчатой дверью в пустующем "обезьяннике".

            "От нашей жизни нынче на Руси
            Становятся убийцами мальчишки.
            И кто бы там чего ни голосил,
            Но это слишком, мужики, ей-богу, слишком». – Как заевшая пластинка, крутилась в голове дружеская песня Трофима, пока вышагивал я в тесном пространстве «обезъянника», аки зверь в клетке, стараясь успокоиться.
            Вскоре послышался шум подъехавшей машины. Взвизгнули тормоза, хлопнули четыре дверцы авто, и грузно затопали шаги многих ног по деревянному полу коридора.
            «Вот приедет барин»! - После короткого невнятного разговора двух мужских голосов вдруг раздался звук, словно кусок мяса с размаху бросили на рыночный прилавок. А через несколько секунд после этого в поле моего зрения натуральнейшим образом вплыл по воздуху прапорщик с ярко-красным следом пятерни на левой щеке, придерживаемый Виталием одной рукой за шкирку, а другой за галифе сзади.
      - Открывай, - приземлив прапорщика, коротко скомандовал ему Виталий. Когда решётка отворилась, он бросил мне: Выходи, - и во главе с прапорщиком гуськом пошли мы втроём в кабинет приёма. Там так же коротко Виталий потребовал:
      - Бумаги - мне.
            Прапорщик вдруг завопил:
      - Да ты знаешь, чей это сын?! Я рапорт напишу!!
            Но Виталий как-то даже  ласково сказал:
      - Ты меня знаешь, - и тут же у него в руке оказались сопроводительные документы на меня.
            Надел я брючной ремень, рассовал мелочь по карманам, нацепил часы и очки, подошёл к прапорщику, который в прострации сидел за столом, протянул в его сторону руку (прапорщик почему-то испуганно отпрянул) и попросил:
      - Нельзя ли удостоверение личности обратно получить?
            Напоследок сказал ему:
      - А вот от нервов вас, батенька, лечить надо. И от глистов, похоже, тоже. – С тем и покинул заведение (двое бойцов ОМОНа замыкали шествие).

            До самой больнички ехали в полном молчании. По приезду Виталий, всё так же молча, направился вместе со мной в лечебный корпус (постовой в фойе, увидев его, вскочил и лихо отдал ему честь). Проводил до самого отделения и поинтересовался: чем собираюсь завтра заняться. Поведал ему о своих намерениях жалованье получить в сбербанке и съездить с сыновьями на рыбалку.
            И тут Виталий огорошил:
      - Ты уже сегодня пытался банк взять, только коммерческий, как следует из протокола твоего задержания. –  И добавил мне горячего за ворот. - В чём-чём, Дед, а в оперативности и умении выбирать цели тебе не откажешь. За тот месяц, что в больничке прохлаждаешься, ты не только умудрился рассориться со всей административной властью города сразу, но и сынка заместителя городского головы и народного избранника успел приложить.
            В ходе обсуждения выяснилось, что показания на меня дали охранники частного банка, расположенного рядом с университетом, и как раз в руке сынка головы-избранника нож был. Последнее обстоятельство Виталия встревожило не на шутку:
      - Надеюсь, у тебя хватило ума к ножу не прикасаться?
            На мою категоричную просьбу прояснить ситуацию, он после непродолжительного размышления вдруг сказал:
      - Сто лет не был на рыбалке. Не возражаешь, если составлю компанию? Там и поговорим.
            На том с ним и расстались.

            Эк, меня разобрало – зело плодовито, что тот Оноре де Бальзак, текста накликал. Даже сбитые в кровь костяшки пальцев стали саднить от трудов печатных.
            Вот знали бы призывальщики «добра с кулаками», как после того ручки болят, может, подумали бы ещё других призывать!
            Да «во всём нужна сноровка, закалка, тренировка», а я уже и не помню, когда последний раз прикладывался. И в мои-то годы нет иной заботы, кроме как молодняк глушить.

Дети-дети
            24.06.06. Словно серой бумагой заклеены оконные стёкла – ничего не видать на улице из-за плотной дымовой завесы, и вонь тлеющих головешек заполнила палату.
            Когда утром шёл из больнички домой, солнце еле различимым пятаком виднелось в сплошной серой мгле, и не больше пятидесяти метров улицы открывалось взору.
            Жена ещё на пороге встретила с тревожно распахнутыми глазами. А когда увидела мои ободранные кулаки, присела на стульчик в прихожей и тихо заплакала. Хорошо хоть «мышат-ежат» не было дома - трудотерапились в школьном лагере.

            Пришёл за полчаса до открытия сбербанка, как умные люди надоумили, но всё равно оказался едва ли в первой сотне клиентов, заполнивших лестницу банка и прилегающую территорию. По возрасту и обветшалому внешнему виду клиентов догадался, что угодил я в день поступления-выдачи пенсий.
            Было раньше в городе четыре отделения сбербанка, и ожидание в очереди в каждом из них занимало час-полтора от силы в самые ажиотажные дни. Теперь же отгрохали здание центрального офиса, сплошь из зеркального стекла, отделения ликвидировали, чем и согнали всю клиентуру в немалую толпу.
            Определился я со своим местоположением в этом людском море, дождался, когда займут за мной очередь, отошёл в сторонку и открыл не напрасно захваченную с собой книгу.

            Неоднократно раньше перечитывал Ильфа и Петрова, но впервые уделил самое пристальное внимание главному действующему лицу их нетленных произведений – обывателю.
            «Бойтесь равнодушных – с их молчаливого согласия совершаются все убийства и преступления в мире»! – по-детски наивно восклицал-предостерегал кто-то из великих «душеведов».
            Куда опасней равнодушных неистребимое сонмище тех, кто не только осанну споёт любому преступлению и убийству, но и примет в них самое деятельное участие, лишь бы им самим сытно и безопасно потреблялось-хрюкалось!
            Будучи той породы, что сами никогда «не сеют и не пашут», безоговорочно признают они любой строй и любого властителя (без них просто немыслимы страшенные эти придумки – строи и властители!), и всегда оказываются они на хлебных местах. Именно они при смене власти, даже на прямо противоположную восхваляемой ими прежде, громче всех вопят: «Король умер. Да здравствует король»! – и с неиссякаемым энтузиазмом пляшут на костях былых кумиров.

            Неожиданно и почти одновременно люди вокруг меня, стоявшие до того тусклыми и безголосыми призраками из их собственных снов, оживились и обрели голос – подошло время открытия. Как вода в узкую воронку, в банковскую дверь стала всасываться объёмная людская масса. И ноги не требовалось даже переставлять, достаточно было одну за другой их приподнимать – так и занесла меня могучая народная сила в операционный зал обслуживания физических лиц.
            В обширном зале толпа трансформировалась в очередь к одному-единственному окошку выдачи вкладов и петля за петлёй, как лента с патронами пулемётную коробку, плотно заполнила всё свободное пространство.
            Существенное обстоятельство увеличивало длительность стояния в очереди – облезлые бабульки-дедульки, пополнив пенсией сберкнижку, тут же принимались денежные переводы деточкам оформлять, чем вдвое увеличивали время ожидания остальных. Ничего другого мне не оставалось, как вернуться к увлекательному чтению.
            Стоял уже где-то в первой трети очереди к заветному окошку, как приметил в дверях зала знакомую по продуктовому магазину старушку-финансистку – запыхалась она, тяжело опиралась на костыль и тщетно искала, где бы присесть. Набравшись наглости, поставил в известность прильнувшую к моей спине тучную даму, что передо мной занимала очередь ещё одна