Случай на станции Кречетовка. Глава IV

стихотворение Лермонтова называется «Смерть поэта». Будем цитату считать неудачной... — съязвил Сергей. — Но продолжай дальше, внимательно слушаю...
      Селезень проглотил упрек безропотно и как ни в чем не бывало продолжил:
      — Да что говорить, сами знаете, подцепить человека на крючок дело плевое, — и закончил многословно, с некоторым пафосом: — Машков считался докой в таких делах, парень влет распознавал пустую трепотню или враждебную убежденность человека, готовность того на подлость. Короче, на раз видел в собеседнике — дурак тот нагольный и сопливая нюня или затаившийся злобный враг. И уж вот тогда Семен начинал «работать с объектом»: даже следил за ним, а коли выгорит, так и обшарит евоный портфелишко или письменный стол, а то и книжный шкаф. Говорю без прикрас, Сергей Александрович — незаменимый кадр потеряли, царство Семену небесное, — и сожалеюще опустил голову.
      — Сочувствую, Петр Сергеевич, потеря серьезная... — Воронов не стал дальше уточнять, перешел сразу к делу. — Давай-ка, брат, пройдемся по фигурантам пятьдесят восьмой статьи.
      Селезень достал книжку Уголовного Кодекса.
      — Какое издание? — щепетильно уточнил Воронов.
      — Ясно, с изменениями на первое июля тридцать восьмого года, — Селезень открыл брошюру на закладке. — Да что читать, и так назубок помню, — определенно старлей готовился к этому необходимому разговору. — По «пятьдесят восемь, прим шесть» осуждено двое — оба на четвертак за шпионаж. По «пятьдесят восемь, прим семь» — трое «вредителей» получили пять, семь и десятку... Ну, терактов, разрушений, повреждений Семен не успел выявить. А вот еще с подачи Машкова за саботаж двое загремели по «пятьдесят восемь, прим четырнадцать».
      — Когда произошли посадки по «шестой части»?
      — Заславского в апреле сорок первого, Григорьева в ноябре того же года с отягчением по военному времени.
      — По «прим один вэ» их родственники привлекались.
      — Григорьев холостяк, у Заславского выслали жену и дочь.
      — Прорабатывали связи осужденных за шпионаж по Кречетовке и отделению дороги?
      — Разумеется, товарищ капитан. Но ничего примечательного не обнаружили. Одиночки завербованы на разовое задание, развединформацию вкладывали в тайник. Агентуристы странные, причем залетные. Личности не установлены, поданы в розыск, но поиск не дал результата.
      — Да... ребята не доработали... Неужели-таки молоко... Определенно, тех козлов вербовали не один час и, думаю, не один день. Хоть до конца «разоружились»?
      — Да все до капельки из них выбили, но толку — ноль.
      — Так полагаю — не до капли... Петр Сергеевич, знаешь, где «шестая часть» срок мотает?
      — Да хреновое дело, товарищ капитан. Григорьева зарезали на пересылке. А Заславский повесился в лагере, то ли опустили бедолагу, то ли совесть заела. Непонятно мне...
      — Вот и говорю, херово получается, — Сергей задумался, но потом махнул рукой. — Ладно, поезд ушел. Скажу честно, времени нет, чтобы тащить зеков из лагеря или командировать туда людей для выяснения. Сделаем так, Петр Сергеевич, — Воронов достал из подсумка пачку папок-скоросшивателей без грифа, жирно подписанных от руки. — Вот, старший лейтенант, подборка на пятерых субчиков, — увидев удивленный взгляд Селезня, поправился, — не переживай, кадровики оказались въедливые, постарались... Пусть сотрудник внимательно поищет точки соприкосновения крестников Машкова с этими формулярами. Ну, понимаешь цель задания... Результат завтра утром. А сегодня выясняем неохваченные связи Машкова. Наверняка мизер, но упустили, должна же быть зацепочка. Давай-ка быстренько всех, кто мало-мальски с ним соприкасался. А пока соедини с областью... — на вопросительную мину Селезня кивнул. — Да, да... с самим капитаном.
      После того как телефонист после нескольких попыток вышел на прямой номер начальника областного УНКВД, Воронов подал сигнал Селезню, что больше не задерживает его. Старший лейтенант, выказав явное недовольство, покинул кабинет. Определенно, начальнику горотдела хотелось послушать разговор вышестоящего начальника с московским представителем. Но служебную субординацию еще не отменяли, да и конфиденциальные переговоры начальства вещь деликатная. Воронов постеснялся сделать замечание... но отметил для себя, что старлей не по делу любопытен, что не красит чекиста.
      Выпроводив Селезня за дверь, Сергей по приглушенному тембру в трубке узнал Вадима Кулешова. Чекисты пару раз мимоходом встречались в кулуарах Лубянки, хотя в области капитану побывать не привелось, но память на голоса у него цепкая. Естественно, по заведенному порядку перед поездкой Воронов изучил объективки руководителей органов по месту командировки.
      Вадим Ефимович Кулешов ровесник Сергея. Местный уроженец из семьи крестьянина-середняка. Прошел ничем не примечательный путь профсоюзного, советского, а затем партийного работника. Вышел из самых низов — начав с кочегара котельной, постепенно дослужился до первого секретаря районного комитета ВКП(б). По партийному набору после капитальных чисток наркомата с января тридцать девятого года уже начальник областного НКВД, с присвоением звания капитана госбезопасности. Ох уж эти бериевские чистки!.. Часто с прогнившими плевелами не то что выбрасывались на свалку, а намеренно, по корысти, уничтожались грамотные кадры. Ну а Кулешова с коротким перерывом на учебу сразу после начала войны опять поставили на областное управление.
      Воронова постоянно удивляла эта кадровая чехарда в органах. Сергея, человека, преданного делу, последовательно прошедшего служебную цепочку, причем орденоносца, — бесстыдно мурыжили, ротировали из отдела в отдел, оставляя в том же неизменном звании. А малоизвестного партийного функционера периферийного аграрного района сразу ставили на область и тотчас присваивали немаленький в органах ранг.
      Да, судя по многочисленным победным реляциям после чисток в органах, вакантные места заполняли преданные партийцы. На деле же, по исконному обычаю, царило кумовство, а если сказать больше, то откровенное местничество с резко национальным подтекстом. Органы вместо наглых евреев стали заполнять косноязычные малограмотные кавказцы, равнодушные канцеляристы и прочая «идеологически выверенная» шелупонь. Кадровых русских чекистов по устоявшейся традиции постоянно прижимали, специально не давали ходу. Малый процент из этих «новых» людей приживался, а остальные, исчерпав интеллектуальный да и чисто физический потенциал, или еще прозаичней — попросту перетрухнув, просились опять на спокойное «партийное поприще». И отпускали, вписав предварительно в кадровый резерв.
      Воронов понимал, что у Кулешова как партийного выдвиженца — никчемный чекистский опыт, а уж навыки оперативной работы, мягко сказать, нулевые. Зато новичок, как и неофиты-сотоварищи, полон амбиций и наверняка считает себя докой в делах госбезопасности.
      Но, к удивлению, сейчас Сергей ошибся, что с ним редко случалось при оценке людей.
      Главное, здешний областной начальник не страдал местечковым апломбом. Встречаются такие излишне самоуверенные назначенцы — «я тут хозяин». Без санкции сумасброда и шагу не ступить, у них всяк обязан пребывать под контролем. Короче, эти самодуры суют везде поганый нос, пока по нему крепко не щелкнут или ухватят пальцами, перекрыв дыхание.
      Начальник областного управления не из таких, сразу же занял подчиненное положение, судя по его первым словам. Нет, никакой раболепной угодливости Вадим не выказал, держал себя с достоинством и ровно, при этом добровольно пообещал Воронову содействие по максимуму. Сергей допускал, что Кулешов, как старый партаппаратчик, да и неглупый человек, успел по доступным каналам навести справки о «дважды краснознаменном» Воронове. Потому и такое адекватное, выражаясь по-научному, поведение. Да и в памяти работников наркомата еще не выветрился случай, когда двое представителей транспортного главка, приехав на Дальневосточную дорогу разобраться с имевшим место вредительством, заодно пересажали половину тамошнего краевого управления.
      Воронов детально обрисовал начальнику УНКВД текущую ситуацию, краски сгущать не стал, но областной чекист моментально уловил посыл Воронова на вероятность крота в органах. Хотя Сергей и не распинался по этому поводу, так, к слову пришлось, высказал опасение. Впрочем, заслуживает упоминания факт, что Кулешов не стал замалчивать случай с Машковым. Хотя мог запросто положить донесение в «долгий» ящик, а потом и позабыть в куче непочатых, но, на взгляд непосвященного, куда более серьезных дел. Воронов понимал — тут сработала не профессиональная чуйка гэбэшника, очевидно, проявилось годами отработанное чувство самосохранения чиновника, как говорится, «лучше перебдеть, чем недобдеть».
      Начальник УНКВД занял беспроигрышную позицию: ибо каждое содействие местных органов столичным зачтется имярек с толстым плюсом, а вот вставлять палки в колеса — рубить сук, на котором сидишь. Лучше подчиниться и не мешаться под ногами, а в случае чего показательно умыть руки, сославшись на уровень компетенции и соблюдение ведомственных прерогатив.
      Впрочем, Сергея в хорошем смысле приятно удивила сметливость собеседника, доброжелательность и полное отсутствие намека на самоустранение. Кулешов не переложил оперативную связь на замов, еще оставшихся при деле кадровых чекистов. Вадим сам пообещал встретиться с Сергеем лично завтра в первой половине дня. И вдобавок согласился захватить двух самых толковых оперов соответственно из госбезопасности и уголовного розыска.
      В итоговом результате начальник УНКВД Кулешов Семен Ефимович понравился капитану Воронову.
      Тем временем начальник горотдела решил подсуетился. В дверь постучали, и, получив согласие, в кабинет вплыла большегрудая девица в милицейском облачении. Пава сосредоточенно несла алюминиевый столовский поднос с чайной посудой и фаянсовой миской, доверху наполненной бутербродами и печеньем. Старший лейтенант Селезень, примкнув сзади, держал в вытянутой руке обливной чайник, должно только с плиты. Перекус как раз кстати, грех было не воспользоваться радушием старшего лейтенанта. Сергею только и осталось выразить тому слова признательности. Сев друг против друга, мужики быстренько поглотили бутерброды с конской колбасой и, смакуя печеньем, выпили по два стакана крепкого чая.
      Настроенье улучшилось, Воронов, теперь уже не таясь, вкратце рассказал Селезню о беседе с начальником УНКВД, без лицемерной натяжки назвал Кулешова — «толковым парнем». И, не теряя времени на болтовню, притянул к себе папки формулярного учета. Поверх лежало персональное дело Заславского, Сергей вчитался:
      Заславский Станислав Иеронимович — 1893 года рождения, поляк, уроженец крохотного городка Лида Виленской губернии, из обедневшей шляхты. Учился во второй виленской гимназии, на первом месте в которой стояли предметы естественно-математического цикла. Что, собственно, и определило им выбор Варшавского политехнического института