Житие ты наше уральское. Ч.3, (окончание).

другой бок.  –А чего-то надо говорить?..
  -Дурак,- Лешка  подтянул третью струну. – Молчи, если хочешь… Жень, сбацаешь что-нибудь?..
  Женька взял гитару. И все-равно что- то подстроил, хотя все и так было настроено…
  -Я, ребят, наверно, снова в казаки подамся…- Сережка присел к костру. Закурил. Выпил из чьей-то кружки.
  -Чего так?.. Сам же хаял…
  -Было дело…  А просто как-то пусто стало жить…   Вот ты говоришь: молчу…   Молчу… И говорить не хочется… И все время кажется: вот он, за спиной сидит…
  -Заткнись!- Лешка отчего-то обозлился. –Казак задрипанный! Пей!  А за Степаныча- давай лучше вместе… Будешь, Жень?..
  Тот кивнул. Отложил гитару.
  -Как там ребята…На Улагаче?..  Сашку бы не застудили…
  -А чё им там? Сидят, поди, как мы, Степаныча поминают…
  -Давай…


                               .     .    .


  -Дашь, ты чего ворочаешься? Спи…
  -Мам, а Степаныч нам точно  не родственник?..
  -Точно, точно, cпи…
  Надежда прижала к себе дочку, укутала в одеяло.
  -А ты чего про него вспомнила?.. Приснилось что?..
  -Нет… Так просто…- Дашутка крепко- крепко прижалась спиной к матери. –О папке подумала… А Степаныч почудился…
  -Спи, доча, спи…
 

                                   .     .     .


Вовка сидел в кустах с кружкой водки- и плакал. Смотрел на ребят у костра, слушал их нетрезвый говор, гитару – и плакал.  Давился, как паскуда,  словами и слезами-  и плакал.  Кружка тряслась,  пока он ее не выпил досуха. Не хотелось плакать на людях… Поплакал один- и слава Богу!  И слава Богу…


                          Г Л А В А   14

  -Лешка!  Ну кончай сидеть! Помогай! Не успеем!
  Голос Сережки прозвучал раздраженно и плаксиво.
  Лешка сидел на обрыве и смотрел на реку. На окрик не отозвался, только вяло взмахнул рукой: дескать, слышал…
  -Блин! Второй час сидит пеньком!- злился Сережка, меся раствор.  –Чего сидит?! Заканчивать надо, а потом уж…
  -Не трогай его. Сами, что ли, не  доделаем?.. Пусть посидит. Он, может, с рекой прощается.
  Женька саперной лопаткой выравнивал место для обелиска. Место выбрали на краю поляны, чтобы и людям не мешал, не бросался уж чересчур в глаза, и в то же время, чтобы был здесь, со всеми.
  Обелиск был маленький. Скорее, памятный знак, чем обелиск. Бетонная плита 40 на 40 да вмонтированная в нее табличка с надписью: «СТЕПАНЫЧ» и годами жизни.
  И возвышалась плита над землей всего-то сантиметров на 15-20.
  Сергей мастерком разровнял площадку. Вдвоем подняли плиту с четырьмя анкерными болтами и вдавили в бетонную подушку.
  -Серега, дави сильнее на низ, пусть осядет побольше. Во! Нормально! Все, Степаныч, все, родной… Если сволочи не появятся- вечно с рекой будешь.
  -А чего… Ломают, да?- Сережка оттирал ветошью руки, собирал инструмент.
  -Всяко бывает… Таблички раньше выковыривали,- хмуро отозвался Женька. –Цветмет… У друга нашего раскурочили, уроды… Дураки… Интересно, как им это аукнулось… Ладно, айда к реке отмываться…

                          .    .    .

  -Ну, и чем займемся? Весь день впереди…
  -А чем хотел?

  -Не знаю.-  Никола был хмур спросонья. –Этих сейчас от машин не оттащить,- кивнул он на Аркашу с Толей. –Пока не починят- не вылезут…
  -А Санька где?- Вовка тоже выглядел помятым.
  -Какой? Большой по грибы пошел, маленький- с собаками дрыхнет.
  -Я, наверное, с маленьким на рыбалку поеду… Ничего?
  -Давай, давай, езжай… А я здесь чего- нибудь поделаю. Лечиться будешь?
  -Давай по-маленькой.
  -Вовка, иди сюда!- позвал Аркаша. –Подержи капот, захлопывается!..
   Вовка, закусывая на ходу, подошел к Аркашиной машине.
  -Держи. Крепко держи! Я палку ставил- не держит, ветром сдувает… Я быстро… Держи!
  Аркаша, выпятив тылы, исчез в недрах машины.
  Вовка, придерживая капот одной рукой, смотрел на утреннюю свинцовую воду озера и попыхивал сигареткой. В соседней машине  невнятно чертыхался Анатолий. Вовка прислушался.
  -…в такую даль приперлись… ни домика, ни столовки… а как  ремонтировать- так все за грибами сразу…
  Вовка зевнул, повернулся к Аркаше.
  -Может, помочь что?..
  -Держи. Без тебя справлюсь,- раздалось глухо из автонедр.
  И тут Вовку укусил комар. В шею. Он с наслаждением прихлопнул того свободной от сигареты рукой.
  Капот с радостным скрипом рухнул на Аркашину задницу. Ноги Аркаши судорожно засучили по земле, будто все остальное попало под пресс.
  Вовка опомнился, рванул крышку вверх.  
  Прозвучало что-то матерное на иврите, и Аркаша  коротким удавом вытянулся наружу, сполз на траву, откинулся лицом вверх.
  -Аркаша! Аркаша!- испуганно захлопотал вокруг него Владимир. –Где больно, родной?! Скажи, Аркаша!
  Аркаша с бледным, в испарине лицом молча лежал на траве и тяжело, с присвистом дышал.
  -Аркаша, не молчи! Никола, Никола! Сюда!..
  Вовка чуть не плакал, пытаясь расстегнуть на Шлимане брюки и задрать футболку. От костра бежал Николай.
  У Аркаши зашевелились губы.
  -Что?! Что?! Не слышу!
  Вовка склонился ухом к самым губам Аркаши.
  -Уйди, извращенец,- услышал он. Опрянул. Левый глаз Аркаши быстро закрылся, и исчезла мимолетная улыбка. Но Вовка все ж- таки ее заметил. Поднялся с колен на дрожащих ногах.
  -Аркаша, ну что ж ты за гад такой?! Ведь лысый уже, с двумя высшими образованиями!.. Меня чуть карачун не хватил!!!
  Рядом стоял тяжело дышащий от бега Никола  и недоуменно смотрел то на одного, то на другого.
  -Я же и гад еще,- Аркаша тоже поднялся, заоборачивался, силясь увидеть оголенный до половины тыл.
  -Мужики, что там у меня? Ни черта не вижу! Больно как!..
  -Вторая извилина на челе проявилась. От капота. Поперечная. Думает, наверно, вот и болит,- все еще угрюмо отозвался Володька.
  И все трое чуть не подпрыгнули от страха:  Толя нечаянно включил автомагнитолу на полную громкость.
  «…адьба, свадьба пела и плясала!!!- разнеслось над озером громогласное магомаевское. Через секунду стихло. Толя высунул в окошко виноватое лицо.
  -Я нечаянно… Я не буду больше.
  -Отморозки!- коротко резюмировал Николай и уже медленно, шаркающей походкой направился к костру.
  А вслед ему глядели седые и лысые «отморозки», молчали и в кои века улыбались от души!

                                 .    .    .

 -Чего, девочки, делать будете сегодня?- Валентина варила кофе в турках и от плиты не отходила.
  -Уборку думали…- Надежда стояла рядом и поджаривала хлебцы. –А сейчас и не знаю… Завтра еще выходной…
  -Мам, теть Валь, а пойдемте  в город, погуляем… В кофешку зайдем, мороженное поедим…
  Женщины не отрывались от плиты, молчали.
  -А чего, Надь?..- не оборачиваясь вдруг сказала Валентина. –пойдем, правда?.. Целую вечность нигде не была…
  -Конечно пойдем! Все, девоньки, у меня готово!..

                                     .    .    .

  Санька проснулся, открыл глаза.
  Далеко в вышине, на потолке палатки сидели комары. Сашка попробовал их посчитать.
  -Раз, два, три. Раз, два, три. Раз, два, три…
  Он умел считать только до трех, поэтому комаров было три. Много раз, но три…
  За стенкой деда Коля кого-то ругал. И дядя Вова кого-то ругал. Наверное, дядю Толю. Его всегда ругают…
  Писить хочется. Санька с трудом выбрался из спальника. Рика, развалившись поверху на нижней части спальника, лениво подняла морду, зевнула со стоном.
  Сашка на четвереньках подполз к ней, погладил между ушей.
  -Уля хорошая!
  Та повторно зевнула, лизнула курносую мордашку и завалилась на бок. Плюм, лежащий рядом, даже не проснулся, лишь дернулись судорожно передние лапы.
  А ругань за палаткой усилилась. Ох, и достается же дяде Толе! Наверное, опять за палаткой пописил, а не в кустиках. Сашке тоже за это от деда Коли доставалось. Это Плюмке  все пока можно, он маленький. Его не ругают за это.
  Он с трудом расшнуровал палатку, распахнул вход и зажмурился от яркого света.
  Нет, деда с дядей Вовой ругали дядю Сашу.
  -Я тебе говорю: не дам в картоху сыпать! Возьми сковородку и обжарь в ней! Или отвари! Но все будет раздельно! Хочешь травиться- травись один! Или с желающими.
  Саня Жедяев зашипел от злости. Покусанное комарами лицо было исчесано до багровых полос. Это ж сколько горя мыкал, а они, сволочи, грибы жрать не хотят! И этот, йети  красноармейский… Знатоком же должен быть!.. Нет! Уперся! «Поганки»!.. А ведь, поди, и не пробовал ни разу «заячьих ушей»! Иль «бабьих сплетен»!.. Дурак дураком! Сотни франков «лягушатники», поди ж ты, за них отваливают, а он- «поганки»! И этот, червяк книжный, туда же: башкой кивает! А где я вам белых наберу? Пустой лес! Одна паутина да комары, будь они неладны!
  У Сашки от злости и в пояснице почему-то зачесалось.
  -Хи-хи,- раздалось от машин. Александр оглянулся. Водилы закончили возиться с машинами и с удовольствием следили за руганью.
  -А ну, тощие, топайте сюда! Рассудите!
  Те с готовностью подошли, тем более завтрак у Николы почти сготовился.
  -Что это?- Санька сунул бледный поганистый гриб на тонкой дрожащей ножке почти под самый нос Аркаше. Аркаша испуганно отпрянул. Затем вгляделся, взял осторожно.
  -Похоже на …,- неуверенно произнес он.  –В общем, причисляется к «условно съедобным»… Если я не ошибаюсь…
  -А ты не ошибайся!- запальчиво давил на него Жедяев. –А то, понимаешь, сомневаются все! Я тридцать лет эти грибы ем! Тридцать!! Коровники они лопают! Моховики лопают! А эти боятся! Ну, ты посмотри!.. Зажрались! А тебе, лесовик- затейник, вообще стыдно должно было быть! Флоры местной не знаешь! Лесник липовый!
  А Николе, и впрямь, было стыдно, что не знает таких грибов. Он как-то привык, в основном, белые, опята да грузди собирать. Прицепами. А здесь… Пакет с какими-то… Словно гостинец от Бабы Яги… Смотреть-то жутко! Сплетенные, студенистые какие-то, бледно-розовые… Пусть первый отведает. В отдельной посуде. А завтра, может, и Вовка попробует. Хотя…
  Николай посмотрел на Владимира, оживленного, энергичного… Не будет же, паразит! Других спровоцирует, а сам не будет!
  -Саня, не бузи. Вон пустой котелок. Отвари. Кто захочет- в картошечку добавит. Лады? На, царапины протри… Только умойся сначала…
  Санька взял кружку со спиртом, спустился к озеру. Вода- ласковая, прохладная- приятно освежила лицо. Жизнь налаживалась. А спирт, обжигая пищевод, только подтвердил это.
  -Будете вы у меня «заячьи уши» жрать, будете!..- улыбаясь опухшим лицом подумал Сашка. –И «свинорыл» сожрете, пальчики оближете! Лишь бы тридцать минут отваривать- и не меньше… И специй побольше… Э-эх,  хорошо-то как, девы!- вздохнул он, глядя на озеро, полной  грудью. Тревожно и печально курлыкнула пролетающая мимо чайка.
  Подошла Рика, залакала алчно.
  -Тоже с похмелья, что ли? Пойдем. Хозяина грибочками покормим.
  У кустиков стояли маленький Санька с Плюмом, оправлялись и глядели друг на друга безмятежными утренними глазенками.

                                .     .     .

  Лешка остервенело и молча гнал машину по грунтовке. Трясло неимоверно, но ребята ничего ему не говорили, хватались за сиденья, подпрыгивали, отпихивали от себя рюкзаки…
  -Леха!- проорал, наконец, Евгений. –Тормози! До кустиков хочется!
  -Сейчас. Вон, у того околотка постоим…
  Лешка заглушил двигатель, и враз обрушилась тишина. И лишь через минуту стало слышно и стрекот кузнечиков, и шум ветра в березах.
  -Ну, ты, убивец, и даешь!.. Водка, что ль стынет?.. Костей не собрать…
  Женька прикурил, направился в лесок.
  Лешка не ответил. Улегся на поляну, закрыл глаза.
  Сережка пошарился в машине, отломил кусок