встречал», - подумал Пашка. Его рассказ особых эмоций не вызвал, и вскоре все пошли спать. «Чурбаны деревянные, ничто их не трогает», - скрипел зубами Паша, засыпая. В лицо ему ткнулся влажный собачий нос. Похоже, единственное близкое ему тут существо – это Беня. В собаке этой было больше жизни и чувств, чем в людях, которые были копиями или воплощениями его самого и его любимой женщины. Они вроде бы и вели себя правильно, и часто высказывали мысли, которые Паша считал своими, но не было в них эмоциональности, так необходимой ему. Он вспомнил свои лихие ссоры с Киссоном, а иногда и с мамой, и с сестрой. Они были безобразны, но потом были примирения, которые приносили спокойствие и ощущение полноты жизни. А тут даже поругаться было не с кем.
Проснулся Пашка в отвратительном настроении. Все тело ломило, отсутствие жизненных перспектив угнетало, к тому же вся группа была в сборе и ждала его пробуждения, чтобы сообщить ему, что отныне их с Беней одних оставлять не будут. После завтрака все направились на динамитный завод. Стояла середина сентября и погода могла вот-вот испортиться, поэтому раскопки нужно было заканчивать, а результатов не было никаких. Паше вручили раскладную лопату, и дали задание расчистить один из входов в подземелье. Но в нем, как назло, проснулась его природная вредность, и он начал хамить Ольге, что называется на пустом месте. Он очень хорошо знал словечки и интонации, которые буквально выбешивали его жену в той, другой реальности, и тут он тоже рассчитывал на соответствующий эмоциональный взрыв. Но Ольга никак не реагировала на все его подколы, и он даже не чувствовал, что она прикладывает какие-то усилия, чтобы сдержаться.
-Зря стараешься, - сказала Беня, - у нее поглотитель вибраций в мозгах стоит. Ты думаешь, почему меня Беней зовут? Книжка есть, какая - то, так там, была школа сверхлюдей, БенеГессерите называлась, люди эти были крутыми манипуляторами, потому что были экстрасенсы.
-Не неси чушь, - отчитала собаку Ольга,- книга та, фантастический роман, а у нас технологии, и никакие мы не экстрасенсы. Просто на определенном участке мозга делается небольшая операция, и мы перестаем чувствовать вибрации, исходящие от нашего оппонента в ссоре. Это не значит, что мы не испытываем отрицательных эмоций, мы просто имеем возможность их не усугублять. Операция делается только во взрослом возрасте и по желанию. А у тебя, Беня, тоже в голове стоит преобразователь сигналов мозга в человеческую речь. Вот поставили тебе сдуру, теперь у тебя неконтролируемый словесный понос.
-А зачем она на задних лапах иногда ходит? - поинтересовался Паша.
-Нам подражает, зоопсихологи против этого. Но мы с Павлом считаем, что, если возможен культурный обмен между разными этносами, то почему ему не быть между разными видами?
-Так, у вас собаки в Верховном Совете скоро будут заседать, - заметил Паша.
-А почему нет? Сейчас большинство взрослых собак и кошек находятся на уровне развития тинейджеров в двадцатом веке. Но если их обучать и развивать, они станут полноправными членами общества. Вот наш Тимофей очень разумный, мне всегда есть о чем с ним поговорить. Вроде бы сейчас какие-то программы разрабатываются по интеграции животных в социум.
-Жаба на участке тоже с встроенными мозгами? – поинтересовался Паша.
-Во-первых, не жаба, а лягушка травяная. Во-вторых, да, у нее тоже есть преобразователь, для того чтобы она могла нам сигнализировать о непорядках на участке. Мы люди занятые, не все можем сами отследить.
-А вы не боитесь жить с этими технологиями? Там, откуда я пришел, они сейчас тоже бурно развиваются, и большинство людей, очень опасается, и детей из пробирки и выращенных органов.
-Детей из пробирки? Это как?
-Ну, берут сперматозоиды, подсаживают к яйцеклетке и эмбрион готов, еще ладно, когда мать сама вынашивает плод, иногда нанимают суррогатную родительницу. Или вот у нас теперь уже многие органы выращивают, и операции по пересадке проводят. Но все это больших денег стоит, не у многих они есть. Страшно, когда твоему близкому человеку грозит смерть, и теоретически его можно спасти, но у тебя нет денег.
-Дикость какая! – отреагировала Ольга. – У нас тоже давно уже научились заменять все жизненно важные органы, поэтому мы жить можем очень долго, и в нормальном состоянии. У нас, если и бывают смерти в молодом возрасте, это или в космосе, или в океане, где нет медицинских баз. А так, у нас люди уходят, когда считают, что в этой жизни они уже все видели, все сделали, и им интересно, что там дальше.
-И многим это интересно? Не понимаю, если можно жить вечно, то зачем умирать, страшно же?
- Знаешь, если бы мне сказали, что я никогда не умру, я бы расстроилась. К смерти мы относимся как к величайшему приключению, как к путешествию в неизведанное. Ну, и как к подведению итогов.
- А как же у вас с перенаселением планеты. Когда я сюда попал, увидел очень много детей. Значит, если вы все живете долго, и имеете много детей, у вас должен возникнуть дефицит ресурсов.
- Что ты имеешь в виду?
-Ну, нефть, газ, пища, вода, наконец.
-От использования нефти и газа, мы отказались сразу после войны. Развивали атомную энергетику для промышленности, и альтернативные источники для бытовых нужд. Проблему голода решили с помощью генномодифицированных продуктов, водные источники стараемся не загрязнять, используем разные технологии очистки и опреснения. К тому же детей у нас не так много. Рожают только те, кто предназначен, именно для этого, те, кто себя без детей не мыслят. Это очень уважаемые люди, они в детей всю душу вкладывают, и почти все время. А вот то, что у вас, как ты говоришь, детей выводят искусственным путем, это очень-очень странно. Я тебе уже рассказывала про единое информационное поле, в котором мы живем, в него входят и наши ушедшие предки. Они помогают нам жить, поддерживают энергетически. Думаю, в вашем мире также, только вы об этом не знаете. И как будут предки поддерживать человека, мать которого ничего не испытывала к его отцу, даже не знала его. И как предки суррогатной матери отнесутся к выношенному ей, по сути, чужому ребенку. Все это мне кажется неправильным, но кто я, чтобы судить?
- Слушай, вы такие правильные, аж противно. Вы что, никогда не ругаетесь, не воюете, не изменяете друг другу? Ну, как так жить? Не согрешишь, не покаешься, как говорится.
-Да каемся мы, еще как, я ж тебе говорила. И все у нас бывает, просто, зачем лишний раз попадать в тяжелую ситуацию, если можно ее избежать.
-Не верю я. Все-таки человек, он склонен доказывать свое превосходство, рисковать, властвовать. Только сдается мне, что как только у кого-нибудь из вас начинает проявляться что-то подобное, вам в мозгах чем-нибудь щелкнут, и вы снова становитесь чинными, благородными и никакими.
-Думай, как хочешь,- отозвалась Ольга. – Но если человек нуждается в риске, он летит в космос, проявит себя там, потом попадет в Совет Высших, вот тебе и власть, только не всем это надо. Вот нам с Павлом вполне нравится наша жизнь. Ладно, давай работать! Мы вчера тут кладовку откопали, там древние реактивы и инструкции по их применению. Надо их все в лагерь перенести.
-Какое это имеет отношение к золоту Колчака? Да никакого. – сказал Пашка. – Занимаетесь ерундой, а скоро уж морозы вдарят.
-Что ты предлагаешь?
-Ничего, таскайте сами. У вас вон телепортация настроена.
Он резко развернулся и пошел в горы. Собака, было, ринулась за ним, но одернутая резким окриком хозяйки, поплелась к месту раскопок.
После вчерашней встречи идти Паше было боязно. Но он имел кое-какой опыт общения с потусторонними силами в прошлой жизни. Вернувшись, домой после армии, он неожиданно стал видеть призраки умерших людей. Сначала это чрезвычайно пугало его, но и давало ощущение собственной исключительности. Как правило, эти «гости» ничего существенного не говорили и не делали. Постепенно Паша привык к их возможному присутствию. Когда он познакомился со своей будущей женой, он долго не решался рассказать ей о своих видениях, боялся, что она будет считать его сумасшедшим. Со временем Ольга стала чувствовать их, через него. Когда «гости» появлялись, внимание Паши становилось рассеянным, по телу пробегала дрожь и близкий человек, конечно, это видел. В конце концов, ему пришлось рассказать ей о своей проблеме. К его удивлению, Киссон восприняла это, если не спокойно, то уж во всяком случае, без паники. Со временем они все меньше и меньше говорили об этом, а «гости» все реже и реже являлись. Но благодаря этому жена его стала интересоваться эзотерикой, без фанатизма, часто посмеиваясь над собой, но всегда признавая факт существования чего-то неведомого. Теперь, идя по лесной дороге, неизвестно куда, Паша думал, что его теперешнее положение, возможно, было предопределено, но что делать, он по-прежнему не знал. «Наверное, надо остаться в лесу, но скоро зима, а у меня ни одежды, ни запасов, ни ружья. Кроме того, тут ружьем-то и не воспользуешься, вон нежити всякой полно. Хоть ложись да помирай. Может оно и лучше! А может, я уже того… умер», - думал он. Лагерь остался далеко позади, Пашка поднимался все выше в горы. Наконец он остановился у скалы на какой-то неизвестной вершине, посмотрел вокруг. Под ним на многие километры полыхали осенним золотом леса, большие и маленькие озера отражали голубое небо, по берегам были разбросаны города, с домиками, как из детского конструктора. Все это было до боли родным, впитанным с молоком матери, тем, что он любил, ради чего жил, может быть, не сознавая этого. «Нет, пока я это все вижу, я живу. Мне нужно что-то понять, ведь я здесь не просто так», - говорил он себе, спускаясь с вершины. «Павел и Ольга – ведь это клон моей жизни, такой, какой она могла бы быть. Счастливы ли они? Они благополучны, это да. Занимаются любимым делом и спокойны, очень спокойны. Любят ли они друг друга? И потом эти операции на мозгах, они вообще люди? Может киборги какие-то вместе с собакой и котом. Хотел бы я так жить? Наверное, хотя не знаю. Что я видел в своей жизни? Много и тяжело работал, всегда хотел быть первым. Не всегда получалось. Но все же построил своими руками дом, разбил сад, по миру поездил. Только всегда передо мной были какие-то препятствия, враги, обстоятельства, которые мешали наслаждаться жизнью в полной мере. Может быть, я всегда сам себя ограничивал, не позволял себе радоваться, наказывал себя за что-то. Вопрос, за что?» Он присел на поваленное дерево, стал вспоминать всю свою жизнь с самого детства. Вот отец, жесткий, не терпящий возражений, выбросивший в порыве гнева, с третьего этажа, его любимого щенка Тимку. Он до сих пор помнит глаза умирающего животного. Разве можно это забыть и простить? А побои? Доставалось и ему, и матери, только маленькую сестренку отец не трогал. А ночь, когда они бежали из дома, и потом долго скитались по чужим углам, жили в нетопленных халупах, спасали от крыс картошку – свою единственную еду. В тринадцать лет он начал торговать паленой водкой, были девяностые, пришлось научиться договариваться и с бандитами, и с милицией. В школу ходил редко, да и школа была такая, где военрук преподавал заодно и немецкий. Ушел в армию. Кавказ. Стрелял, возможно, кого-то убил, возможно, убил многих, кто
