законного наследника, мужа младшей принцессы, дочери погибшего короля Вильгельма. Не без оснований народ отказывался следовать за заговорщиком и убийцей (пусть и косвенным) короля. Была принцесса Катерина – старшая дочь, обитающая за морями, а там…
Какая она из себя принцесса? Не предала ли она интересы своей родины в угоду своему мужу – королю Филиппу?!
Может быть, заговорщик, не самый плохой вариант?
А Сковер? А волнения, которыми успели пропитаться Фалько и Паэн, пробыв в городе меньше, чем сутки? Волнения, сплетенные из странных выкриков и речей, где звучали призывы вовсе отказаться от трона и заменить его…советом?
-Мы станем защищать народ, - решил Паэн. Он хотел, чтобы Фалько поддержал его стремление. - - Это будет честнее всего, как думаешь?
-У короля Вильгельма были не только враги, - осторожно заметил Фалько, - но и друзья. Кому-то нужна помощь. Наверняка они не станут покоряться Лаготу!
-Разумно, - одобрил Паэн. – И…ты кого-нибудь знаешь?
И снова тишина. Вопрос был очень тяжелым. Кому можно было довериться? Кому можно было помочь? И, главное, как не сделать много хуже?
Что могли два бывших дознавателя, ныне – преступники, бежавшие из-под стражи, потерявшие своего короля, не знающие, кому теперь служить, но нуждающиеся в служении? Они положили свои жизни на то, чтобы оберегать людей, но всегда все было просто, а теперь…
-Ты кого-нибудь знаешь? – нерешительно спросил Фалько. – Кто-то из двора?
-Нет, - Паэн немного подумал и покачал головой, - никто при дворе не станет рисковать. Те, кто остался подле Лагота – либо боятся его, либо просто боятся, либо их все устраивает. А те, кто разбежался по своим землям – пусть уж сидят там.
-Ну не по площади же нам ходить и спрашивать – не нужна ли кому наша помощь?!- Фалько разъярился. – Что ты предлагаешь?
-Как звали того торговца…- Паэн защелкал пальцами, - ну, который еще такой толстый? Глава торговой гильдии?
-Альбер, кажется, - неуверенно ответил Фалько. – Думаешь, он нам подскажет?
-Он делец. Его имя на устах в городе, ты сам слышал.
-Ну да… а он станет нам помогать?
-В любом случае, мы должны что-то делать, к чему-то идти и во что-то верить. Я верю в свою присягу. Я верю в то, что трон должен быть спасен. А ты?
-И я в это же верю.
-Альбер делец, - повторил Паэн. – Если его любят в городе, если о нем говорят, и говорят хвалебно, значит, народ любит его.
-Народ любит торговца! Это звучит как бред.
-А что, мой друг, для тебя не звучит как бред? – спросил Паэн, усмехнувшись. – Понимаешь, мы все вдруг оказались в бреду. Нам осталась только одна участь – защитить народ. Или хотя бы попытаться.
-Думаю, ты прав, - Фалько поднялся с темной травы, - ты прав. Пойдем к Альберу. Пусть подскажет нам.
Два соратника, не имеющие четкого плана, потушили костер и, пряча лица в воротниках легких плащей своих, двинулись в путь.
Вечерний воздух был прозрачен и чист. Свежесть покрыла печальное королевство, находящееся на распутье дорог.
Пока два соратника, желающие служить трону, шли в надежде на встречу с Альбером, который рассчитывал уничтожить существование трона вообще, глава торговой гильдии возвращался в свой дом в раздумьях. Альбера тревожила судьба Ронана, и то, как убрать друга с улиц, чтобы случайно не задели его, во время зачистки от врагов. Должен был быть уничтожен только Сковер…ну, в худшем случае, еще пара-тройка ничего не значащих фигур. Но не Ронан!
Вот только как Ронана, одержимого идеей, охваченного ею сверх меры, удержать от улиц, где он обрел столько силы? Альбера терзало тревогой.
Леа, возвращающийся в это же время от встречи с Альбером, испытывал почти триумфаторское чувство. Он не любил дельцов, и то, что Альбер теперь так напуган, ему льстило.
Ронан же царил на улицах. Он выступал перед всеми, кто готов был его слушать, проповедовал все яростнее, и ярость его была заразительна. Между тем, судьба уже распорядилась на счет романтичного поэта.
Эде не думалось о проекте, о законах. Ни о чем ей не думалось, кроме Ронана. Она гнала прочь эти мысли, но раз за разом возвращалась к нему. И даже скорбь о Гилоте – скорбь еще невыплаканная, неосознанная в полной силе, вдруг ломалась об эти воспоминания. И как ей следовало поступать самой с собою, она не знала.
Мэтт же, озлобленный пренебрежением Альбера и Сковера, тем, что Эда внезапно оказалась более важна для всех, чем он, что Эде удалось остаться честной перед собой, и при этом присоединиться к людям, место среди которых Мэтт выгрызал, вымаливал, выпрашивал…
А Эда получила все без своей воли. Сковер втащил ее в этот мир, и Эда осталась в нем. Осталась в гармонии с собою, пользовалась явным уважением Альбера. И она явно симпатизировала Ронану!
Это почему-то Мэтта тоже раздражало.
И пока Альбер возвращался домой, Леа в замок, Фалько и Паэн изучали непривычную и так быстро изменившуюся столицу, Ронан правил на улицах, а Эда пыталась безуспешно поработать, Мэтт, чувствуя себя обделенным и обиженным всеми, направился в комнату к бывшей своей соратнице с тем, чтобы убедиться, что он что-то еще значит для всех, что он еще сильнее и важнее…
А судьба уже висела грозной тенью.
(11)
-Работаешь? – Мэтт шел до комнаты Эды решительно и даже нагло, рассчитывал, что вот он сейчас ворвется и поговорит с ней, и скажет все, что должен. Но вот она разрешила войти, и даже не поднялась к нему навстречу, и почти что не взглянула – лишь скользнула почти невидяще, мимо, словно он был пустым местом, и всякую удаль Мэтт растерял.
-Да, - Эда пожала плечами, сама удивляясь тому, что у нее нет внутри больше никаких чувств к этому человеку.
Мэтт немного помолчал, затем все то невысказанное, давно уже похороненное, как он думал, в самых глубинах сердца, все же прорвалось в стыдливо гневном:
-А ты хорошо устроилась!
У Эды дрогнула рука, затем она подняла тяжелый взгляд на Мэтта и спросила холодно:
-Что ты имеешь в виду?
-Ты осталась в белом, не считаешься предательницей, как я или Сковер, но находишься на правильной стороне! – Мэтт вспоминал, глядя на нее сейчас, как сам получил свое место среди заговорщиков, как уговаривал Сковера поверить ему, как выполнял мелкие поручения, и как, в конце концов, пришлось ему отравить человека Веховой Водою прямо в камере под носом Гилота…
А Эде все досталось против ее воли! Сковер привел ее. Сковер ее спас, уговорил, и она теперь важна. Не замарав руки, она получает право на историю!
-Эта сторона для меня неправильна, - промолвила Эда. – Мне страшно и нелепо находиться здесь, среди вас. Мне страшно узнавать, что ты, тот, с кем я росла, кто мне нравился...
-Я тебе все-таки нравился, - несмотря на момент, Мэтт все же улыбнулся.
-Было такое, - Эда не стала отрицать. – Но теперь – давно уже нет. я вижу в тебе предателя.
-А в Ронане ты не видишь предателя? – не дожидаясь дозволения, Мэтт сел напротив Эды и увидел, что листы, которые она прикрыла при его появлении, не содержат ничего, кроме нескольких росчерков пера. Ничего не значащие росчерки! Ей что, не о чем писать?
Взгляд Эды нехорошо полыхнул огоньком, но она выдержала:
-Тебя не должны касаться моя жизнь, мои взгляды и мои мысли.
-Я когда-то был тебе другом.
-Это время прошло. Теперь ты предатель.
-А ты работаешь с нами. С нами – предателями. Значит, и ты одна из нас.
-Нет, - Эда покачала головою, - мое предательство имеет другой вид. Я спасаю людей от крови, что вы будете лить.
-Вот этим? – Мэтт резко, пока она не опомнилась, дернул ближайший к себе листок с росчерками пера и развернул. – Героически! Вижу, ты работаешь в поте лица! Побледнела от напряжения!
-Пошел ты…- прошипела Эда, предпринимая неудачную попытку вырвать листок у Мэтта.
-Зачем Сковер тебя пожалел…-вслух размышлял бывший дознаватель, поднимаясь с места, - не понимаю. Мне было тебя жаль, но это, наверное, потому что ты жалкая. Ты – балласт. На кой Луал ты нам нужна – не знаю.
Эда не сделала ни одной попытки защититься. Она даже не взглянула больше на Мэтта. Его для нее не было. Он мог шуметь, орать, выговаривать все, что угодно. Слова, которыми Эда корила саму себя, были куда хуже, чем то, что говорил ей он.
Мэтт же, видя, что его слова не возымели никакого действия, сказал непоправимое:
-Надо было упокоить вас с Гилотом!
Он повернулся и собрался идти, когда вдруг, прямо над его ухом пролетело что-то очень быстрое и тяжелое. Впечатавшись в дверь, оно брызнуло осколками. Мэтт обернулся в испгуе:
-Очумела?
Как Эда поднялась из-за стола, он не услышал. Она стояла теперь в ярости, какой не было в ней и в момент, когда ей пришлось очнуться пленницей Сковера. Тогда речь шла всего лишь о ее собственной жизни и чести, но теперь…
Смутная, еще неоформившаяся тень подозрения легла на душу Эды.
-Ты?
Казалось, что от ярости ее разорвет сейчас в клочья. Дыхание давалось ей с трудом. Она держала руку на сердце, и слегка покачивалась, не сводя очень тяжелого взгляда с Мэтта.
-Ты? – повторила Эда свистящим шепотом.
-Это…- как бы ни было, а все же так сильно выдавать себя Мэтт не хотел и сейчас жалел о своей горячности. – Это ты о чем?
-Ты убил его? – она не закричала, потому что если бы закричала – ее бы точно разорвало от всего, что сейчас мутилось в ее душе.
Мэтт был плохим лжецом – так всегда говорил Гилот, это же повторял ему Сковер. Но сейчас он солгал и Эда, все еще желала обмануться, а потому - ложь сработала.
-Нет, это был не я.
Самое главное – выдержать взгляд. Но она не хотела вглядываться, а он был и рад. Наверное, по этой единственной причине все закончилось без крови и столкновения, угасло само собой. И Эда вдруг обессилела, все снова стало для нее безразлично, умерло. Она рухнула, как подкошенная и срубленная на стул и прикрыла глаза.
Мэтт постоял немного в молчании, не веря, что миновала гроза, которой, он, быть может, и сам желал, но еще опасался в проявлении. Пока же понял только, что не чувствует уже гнева и злости. И жалости. И незачем ему расставлять какие-то точки и призывать ее к ответу – все пустое.
Мэтт, впервые в жизни движимый исключительно странным для себя порывом бескорыстного сострадания, сострадания настоящего, позвал ее:
-Эда…
Но прежде, чем она шевельнулась, дом Альбера пришел в движение. Наверное, этим двоим просто не суждено было поговорить до конца.
Зазвучали голоса, кто-то тонко вскрикнул внизу. Что-то грохнуло. Взволновалось.
Эда открыла глаза, прислушалась вместе с Мэттом. Что-то происходило, чего не должно было происходить. Тяжелое предчувствие сжало дознавателей, не сговариваясь, они оба скользнули к порогу и Мэтт даже посторонился, позволяя Эде пройти первой.
Звуки доносились с первого этажа. На ощупь, полагаясь на слух и инстинкт, ярко вспыхивающий в почему-то сильно гудящей голове, Эда сошла по ступеням, едва не упав в резком повороте и переходе между двумя коридорами. Но не упала. Удержалась сама, крепко вцепившись в перила побелевшими пальцами.
Что-то гнало ее дальше, не позволяло остановиться и жалеть себя, не давало оглянуться.
Эда влетела в общую суматоху, в кипящий клубок из спешащих, перепуганных людей и совершенно точно увидела чью-то кровь…чье-то тело.
Она зажала рот руками, невольно отступила на шаг, еще не понимая рассудком, что случилось, но уже угадывая, кто лежит там, в окружении всех этих людей на софе.
