глубокой ночи. Вся наша кожа напитывалась тошнотворным рыбным запахом, постоянно пересыхали и лопались губы. И мошкара…
Альбер молчал. Он боялся, что его вывернет, если он продолжит слушать, но слушал.
-И мошкара…- Леа пркирыл глаза. – И каждый раз, когда торговец отправлялся в город, чтобы продать в крупные лавки рыбу, мы прятались, зная, что он вернется в ярости. Лавочники твоего кроя обманывали его. Они не давали ему всей суммы, постоянно нагревая…
Леа повернулся к Альберу и открыл глаза, теперь смотрел на своего соратника он с такой мрачностью, что Альбер, и без этого переживающий в его присутствии не самые приятные моменты в жизни, почувствовал страх и нервно сглотнул.
-Мы работали на него за похлебку и крышу. И пара медяков. Но даже этих грошей мы не получали. Из-за таких, как ты. Ты думаешь, что ты обманывал торговца? Нет, ты обманывал тех, кто на него работал. Торговец не станет обделять себя – он найдет способ отнять то. Что считает по праву своим.
-Мне очень жаль, - Альбер потух. Ему правда было очень неловко. Он никогда не заглядывал вперед, лишь считая прибыль и монеты… он не видел ничего дальше кошелька.
-Не лги, - попросил Леа спокойно. – Не выйдет.
-Но это не ложь! – Альбер прижал руку к сердцу. – Я…не знаю, как это выходило. Просто мы все выживали. Мы все…да, я трус. Я трус, потому что боюсь выйти и помочь в одиночку, потому что я хочу будущего для всех.
-Будет кровь, - хмыкнул Леа. – Я-то привык к грязи.
-И как ты поднялся до своего положения? – Альбер умел находить хватку в людях. Несколько человек, прошедших через его жизнь, имели самое низкое происхождение, но оставляли неизгладимый след. – Из нищеты…
-Этого лучше тебе не знать, - Леа оставался спокойным, но в его глазах залегла едва заметная тень. – Это история, не имеющая славы, не имеющая победителей и оплаченная кровью и унижением. И не только моим – я лишь человек, один из многих.
-И я один из многих, - горячо заверил Альбер, - я…готов даже отдать жизнь!
-Да это уж, не сомневайся, сделать придется всем, - горько улыбнулся Леа. – Лучше ответь на мой вопрос. На первый вопрос. По поводу Сковера…
Пока шел этот разговор внизу, Ронанподнялся к Эде. Он хотел пойти к себе, но решил, что она, наверное, расстроенная, и что ему самому хотелось увидеть ее. К тому же – совершенно непонятно, что ей там наговорил этот Леа!
Эда отворила дверь на первый стук, как будто бы ждала. Может быть, она и в самом деле, ждала? Ронану отчаянно захотелось, чтобы это было так.
-Я зашел узнать, все ли в порядке, - сразу обозначил Ронан, но она не удивилась. Кажется, если бы он не сказал сам, то и Эда не стала бы спрашивать о причине его визита.
-Входи, - дозволила она, посторонилась.
-Не слушай этого поганца! – сразу же начал Ронан. – Этот Мэтт…он мерзавец! Он…
-Я знала, что Кенот восстанет против моей идеи. Полагала, что это сделает и Альбер. Насчет Мэтта у меня сомнений нет, наша вражда в том, что я действительно, наверное, была больше любима нашим наставником Гилотом. Он мне заменил отца. А у Мэтта никого не было. Я ожидала чего-то подобного. Не думала, что сегодня, но ожидала. Я знала, что будет плохо. Не знала только, как отреагирует этот Леа…
-И как он, кстати, отреагировал? – Ронан налил Эде воды из кувшина, протянул стакан, предлагая успокоиться.
-Расспрашивал, - Эде не хотелось вспоминать этот ледяной насмешливый взгляд, как будто бы знающего совершенно точно будущее, человека.
-А ты?
-Отвечала.
Ронан приобнял ее за плечи. Сделал он это впервые, обмирая, ожидал, что Эда его оттолкнетр, но она не сделала этого. Даже не вздрогнула.
Под тканью чувствовалось тепло ее кожи. Ее, наверное, лихорадило. Эда, на самом деле, хотела уже подняться, когда руки Ронана коснулись ее плеч, но, почувствовав его ладони, она не смогла подняться. Не захотела суметь.
-А как, ты думала, отреагирую я?
Эде не хотелось думать. Да и невозможно это было.
-Я не знаю, - честно ответила она.
Ронан провел свободной рукой по ее волосам и неожиданно развернул ей лицо за подбородок к себе, заставляя взглянуть. Эда попыталась смотреть ему в глаза, но его взор обжег что-то внутри нее, и она опустила глаза.
-Эда… - прошелестел Ронан, склоняясь к ней.
-Не надо, - попросила Эда, не шелохнулась, зная, что не сможет. – Я прошу.
Ронан остановился на полпути. Их лица были так близко, что Эда могла увидеть в его глазах свое отражение.
-Не надо, - повторила она настойчивее.
Ронан не пытался скрыть разочарования. Он отпустил ее мгновенно и Эда, освободившись от его тепла, почувствовала мгновенный острый холод.
-Как скажешь, - промолвил Ронан. – Доброй ночи.
И в следующее мгновение он уже скрылся за дверью, прикрыв ее за собою осторожно, несмотря на откровенную досаду.
(18)
Моро знал, что войска принцессы Катерины уже подступили к столице. Да чего уж говорить – все гудело в городе от одного этого известия. Гадали: будет ли противостояние между герцогом Лаготом и наследницей, отдаст ли герцог трон? Отступится ли Катерина?
Моро знал, что не отступится. Более того – он поддерживал ее решение. И, хотя происходящее сейчас в землях волнение пугало его самого до глубин души, Моро позволял себе обманываться простым утешением, полагая, что стоит законной крови почившего короля занять трон, вместо непонятного герцога, как тотчас воцарится мир.
В его годы и опыт советника уже не должна была входить наивность, но когда речь шла о Катерине, о ней одной в любом образе мыслей, как советник обращался настоящим ребенком, что желает верить только в хорошее и может замечать лишь что-то, родившееся в его мечтах…
В реальности появление Катерины сотрясло королевство куда сильнее, чем можно было предположить. Сам воздух замер в предчувствии надвигающейся катастрофы, ждал, когда разразится гроза, когда так или иначе будет решена судьба.
Что касается Альбера – тот полагал для себя и всего свержения трона и становления нового порядка самым удачным вариант гражданской войны. Когда две силы схлестнутся и изможденный народ уничтожит это противостояние, отдав всю власть и все полномочия какой-то третьей стороне.
Ронан не разделял его размышлений. Помрачневший за последние дни (и чуяло сердце Альбера, что не без отказа Эды тут обошлось), Ронан говорил, что всяка война будет погибелью для их восстания, потому что народ примет одну из известных ему уже сторон.
Кенот занимал позицию жреца, чем провоцировал раздражение всех, кто был склонен к деятельности. Он говорил, что на всё воля Луала и Девяти Рыцарей его, а он их слуга, что значит одно – его судьба покориться небу.
-Лицемер, - шипела Эда и Альбер был рад соглашаться с нею.
Да, в последние дни Эда отдалилась от Ронана. Теперь она либо занималась разработками, которые неожиданно все больше и больше увлекали ее, либо вспоминала Гилота, либо ругала Кенота на пару с Альбером.
Странный у них выходил дуэт, но Альбер не отталкивал ее присутствия, хоть и чувствовал, что ругань вся и все речи, диалоги ходят по кругу.
Что касается сложившейся ситуации, Эда стояла на своем: она олицетворяет закон, а на остальное ей плевать. Эта позиция также раздражала, но тех, кто жаждал мгновенной деятельности. А тех, кто умел заглянуть чуть-чуть вперед, эта позиция устраивала. В конце концов, идти по руинам в новый мир нельзя, нужно сразу же дать закон…
Наверное, лучше всех это понимал Леа, но он не спешил заступаться за Эду, которую как нарочно пытался все чаще задевать Мэтт, не пытался вступиться, когда Кенот или Ронан вдруг требовали дать однозначное решение, высказать свое отношение к происходящему.
Эда не выдавала.
Лежа одинаково тревожными и бессмысленными ночами без сна, Эда все больше и больше погружалась в меланхолию, понимая, что даже благодаря Сковеру (ах, где же он теперь?), его чертовому ненужному геройству в ее отношении, ей так и не удается понять, кто она есть.
Вроде бы удается идти по какому-то среднему пути. Но…чей это путь? Ее? совести? Остатков всего, что вдалбливал ей в сознание Гилот? Смешанное чувство к Ронану, страх и тоска (неожиданная и проклятая!) по Сковеру? Что движет ею? Чьи слова? Чьи мысли?
Раньше было проще. раньше был Гилот, который, может быть, и пожурит за что-то, но, с другой стороны, всегда поддержит. А теперь? Почему-то у Эды было неприятное ощущение, что каждый, с кем она заговаривает, рассматривает ее как какое-то орудие.
Гилот, хотя бы, был идейным орудием. А здесь – творится что-то невообразимое, непонятное, откровенно безумное. И куда идти никто не скажет. Вернее, постоянно все говорят, куда идти, но они не Гилот, а другим Эда поверить не может.
Даже Ронан, который явно пробудил в ней все то, что прежде дремало, не думая просыпаться, временами казался Эде таким же кукловодом, который видит в ней лишь орудие и только. и так почудилось ей в тот вечер, от которого пошла по ее сердцу новая трещина. Ронан стал ее избегать, а она – его. как будто бы напряжение достигало своего предела, когда они случайно встречались одним лишь взглядом. И не было Эде спасения!
Что до Мэтта… он знал, что поступает подло, задевая Эду, но не мог остановиться. Он мстил через нее тем, кому отомстить не мог. Всем, начиная от Гилота и заканчивая Альбером и Ронаном. Их он тронуть не смел, и пока не имел возможности, а Эда, прошедшая с ним через много лет, имеющая чувство вины…о, это было идеальное поле для деятельности подлого слова. Мэтт чувствовал, что его не принимают всерьез. Леа так и вовсе – смотрит с таким презрением…
А что хуже – на ту же Эду, что не была с ними с самого начала, он ведь так не смотрит! Он слушает ее, но почему же не слушает и не воспринимает он Мэтта?
Снова теневая позиция. Снова гнев… и снова мысли о том, куда свернуть. Вернее – за кем.
Мэтт знает, что сейчас нужна битва между Катериной и Лаготом. А еще Мэтт знает, что Сковер жив и где-то скрывается. Узнал он и то, что попались на крючок Альбера и не понимая истинных своих господ, где-то бродят Фалько и Паэн – его старые друзья, соратники…его враги.
И смутная нить поступков, что только возможны, что однажды сложатся в узор удачи и власти, вырисовывается в разуме Мэтта. И он пытается скрыть улыбку. А потом стыдится своих мыслей, но Леа или Альбер опять задевают его своим равнодушием, презрением, пренебрежением и он мстит Эде, а затем…размышляет.
Сковер находится в худшем положении, чем когда-либо в своей жизни. но он давно рассчитал по поводу Мэтта, а потому ждет как минимум одного очень опасного и трусливого союзника с ценными сведениями. Ждет, скрываясь в столице, что кипит от разговоров и речей по поводу войск принцессы Катерины…
Лагот – почтенный герцог не находит себе места, зная, что не потянет войну. Гражданская война – это преступление против всего народа…герцог призывает к себе советников, герцог носится по замку с обезумевшим взглядом.
Новый почтенный жрец Кровер заявляет в ответ на мольбу герцога:
-На все воля Луала и Девяти Рыцарей его!
Чем провоцирует тяжелый вздох и безумный проблеск во взоре герцога. Наверное, все жрецы похожи между собой.
Но Лагот подавляет бешенство. Он пытается выглядеть спокойным, собирает совет, спрашивает, как поступить? Ожидает спасения.
-Переговоры, - предлагает Моро жестко. Советник прекрасно знает, что Катерина не
