которыми молотил по снегу, по мёрзлой земле, ёрзая в придачу и раня лицо о знаменитый украинский чернозём, превратившийся для него ныне в камень:
– Ты! Это ты всё подстроил! Ты зачем летал к их окопам! Я всё понял, тварь ты мелкая, – после чего, конечно, шли отборные маты, в целом провозглашавшие анафему много кому, включая и серьёзных персонажей из той самом книги книг…
* * *
Боль, стихающая моментами, порождала апатию, которая уже привычно норовила затащить в очередной сеанс полубессознательной дремоты, чтобы после полного расслабления обжигающе прострелить от осколков кости голени до самых потаённых отделов совершенно обессиленного сознания, что будило беззастенчиво и издевательски. И что, вообще-то, было благом для мёрзнущего бойца, который рисковал заснуть, и его окоченевший труп, возможно, предстоящей ночью не занесло бы снегом, а однополчане нашли б его не в раскисшем весеннем чернозёме. Стратегия спасения, основанная на ожидании помощи, не сработала – не вспомнят о нём сегодня, а, даже вспомнив, не отправятся искать после боя. Мужики как минимум до утра ощетинятся стволами и позицию держать будут во что бы то ни стало, и это правильно, это нормально! Мысли о прошлом вдруг показались до раздражения глупыми и несвоевременными – сейчас жить нужно, сейчас самому уже выбираться придётся! И какая, к чёрту, разница, за чьим лихом отправился он в это проклятое судьбиной государство, умудрившееся за два десятилетия самоедства, выстоять, брюзжа на всех и громыхая обглоданными костями…
План собственной эвакуации родился быстро и без всякого зачатия. Заключался он в том, что следовало дожить до темна, а уж после ползком тащить себя на руках к дороге, где придётся найти палку, опираясь на которую и на относительно целую ногу, ковылять в подразделение, надеясь всё же на встречных вояк родимой армии. Двигаться по-пластунски придётся метров пятьсот, миновав по пути овраг, на что может уйти часа полтора, если использовать только локти, а больше нечего. И вот тут, главное, не потерять сознание – Дед Мороз не пожалеет, а он у них ночами любит шарахаться, трещать да изморозь замысловатую вить на корявых ветках сухостоя. Конечно, можно и сейчас попробовать поиграть в движение – кто-то бой начал и большинство вражеских босяков ушло на опасный участок, однако, что не гарантирует отсутствие наблюдателей. Если же они его приметят, то, возможно, и минами начнут долбить со страху, да и одного пулемёта может хватить! Нет, стоило ждать заката – в сумерках всё и начнётся, а сейчас требовался отдых, чистый отдых, расслабление, но не сон!
И вот опять осмелевший рассудок, в поисках момента распада времён, принялся скитаться по минувшим дням и событиям, которые в странностях отяжелевшего подсознания Андрея представились вдруг нагромождением сверкающих кристаллов всевозможных форм и окраски, ближайшие из коих ещё росли, правда, с разной скоростью, отвечая, видимо, за дела и процессы незавершённые. Играя в иллюзорных лучах внутреннего света, их сочность, свежесть и красота настырно заслоняли хаос предшествовавших формирований – формирований в большей степени уже бесцветных, а то и вовсе вызывавших досаду своей грязноватой блёклостью. Так, например, совсем не хотелось разглядывать детство, давно покрывшееся паутиной и пыльным налётом. Естественно, в нём безраздельно царили родители с их замысловатой манерой проявлять заботу о грядущем поколении! Почтенная пара, расположившись однажды на Олимпе бытия своих отпрысков, засияла на десятилетия ярче самого чудесного бриллианта, ослепляя игрой и безукоризненностью граней пытливые глазёнки наивных сына и дочери! Между тем, как водится у деток, внезапно повзрослевших, способы и методы воспитания предков вынуждено покинули реестр священных заповедей, способных как-то вдруг вылепить очередных гомункулов, достойных жизни без позора. Кроме прочего, лавируя в нахлынувших потоках сомнительной информации по психологии, удалось выяснить, что большинство из нехитрых постулатов и словесных построений, поседевших ныне, но досточтимых мамочки и папочки, происходят из пошлейшего набора примитивных манипуляций. А ещё предательски честная память, козыряя безупречной правдой, то и дело высвечивала моменты, когда незамысловатые увещевания и прочие изыски не срабатывали, и передача векового опыта переходила в разряд рукоприкладства. Обычно всё ограничивалось банальным подзатыльником, но процедура могла скатиться и к более серьёзным «аргументам», что, очевидно, основывалось уже на всемирной глупости традиций, приправленных непрерывным стремлением к самоутверждению. Но благородство в отношении старших, предусмотрительно передаваемое из поколения в поколение, заставило и Андрея не концентрироваться на прискорбных моментах собственного воспитания – родители как-то внутренне были прощены и даже оправданы. Оправданы, в свою очередь, фактом появления на свет Божий собственного дитяти, на котором то ли от безграмотности, то ли от любопытства, то ли по наитию отрабатывались всё те же методы – единственно знакомые методы. Да, конечно, всё именно так и произошло какое-то время назад, и обиды никакой не осталось, и счёт матушке и батюшке не предъявлялся, однако, кристалл, отвечавший за воспоминания о них, потерял-таки предательски и блеск, и радужный колорит, превратившись в невзрачный аксессуар из прошлого, засиженный вездесущими мухами. Увы…
Но нет! Определённо, его старики с их нынешним стремлением накормить от пуза каждого, не могли претендовать на должность коварных разрушителей уютной обыденности! Напротив, сомкнувшись когда-то золотыми узами колец, они, бредя сквозь перипетии ещё советского быта, тащили то один другого, то наоборот, а то и вовсе резво мчались куда-то, вдохновлённые партией и правительством, мечтая исключительно о прочной норе с полновесным складом имущественного благополучия, начало коего положили железная кровать и алюминиевая кастрюля. Как генералы готовятся к прошедшей войне, так и родители, произведя на свет отпрысков, изо всех сил пытаются в их будущем клонировать собственную жизнь, испытанную и получившую, по их мнению, все необходимые сертификаты и свидетельства, что исключало мамочку и папочку из числа подозреваемых в злонамеренном осушении комфортабельного болотца прежней жизни Андрея.
В иные места стоило заглянуть воину и непременно, а то ведь счастливый гомункул – владелец его прошлого – продолжал бубнить и требовать суда с непременной расправой над виновными в раздвоении некогда цельной личности, что моментами вызывало отторжение – богатство лет бойца и собранный по крупицам опыт позволяли к стороннему давлению относиться с пренебрежением. А вот, в отместку за принуждение, в ворохе желаний, основательно подпорченных пулями, дядька попытался выбрать нечто сказочное, запланировать яркое, интересное и будоражащее. Однако сегодня, как и в предыдущие шесть месяцев, у подобных мечтаний возникало непреодолимое препятствие, суть которого сводилась к тому, что именно в тот самый момент он и находился в наивысшей точке самого захватывающего в нашем мире действа, а именно пытался спасти свою жизнь! Правда, в ходе процесса сего периодически требовалось отбирать чужие юдоли, что, безусловно, было фактом прискорбным, но всё же не определяющим! А тут ещё – вот ведь незадача! – надежда на помощь однополчан рассеялась, правда, уступив место собственному ядрёному адреналину, способному и кровь загустевшую взбить должным образом, и тестостерон из мошонки впрыснуть прямиком в дряхлеющие мышцы – спать уже не хотелось.
Доброволец посмотрел в сторону солнца – оно всё таким же бледно-жёлтым пятном продолжало катиться за нечёсаной пеленой серых, клочковатых туч, пройдя уже и зенит, и даже три четверти своего дневного пути. Оставалось совсем немного, не более двух часов, а дальше вновь наступит эпоха мероприятий и действий.
Теперь же, преисполнившись ожиданием и утихомирив несколько внутренний ажиотаж, Андрей свернулся калачиком, не тревожа, насколько получилось, раненные конечности и, в который уже раз, попытался сохранить как можно больше тепла и на более длительный срок. Сознанию меж тем позволили отправиться к очередной порции дотлевающих страниц личного архива – сидела где-то там неприятная заноза, требовавшая известных объяснений.
И стынущая душа с заиндевевшим телом опять потянулись к тому мирному фронтовому костерку, который разожгли после боевого крещения новобранца. Тем вечером ещё разношёрстая, нестройная военная братия приняла очередного добровольца как равного, буквально раскинув свои объятия, – они выпили и трофейную водку и ещё от себя добавили столько же! И всё говорили, говорили, говорили под тихий треск дровишек, под оголтелое безумие кузнечиков, рассеяно взирая на изнывающие в пляске языки пламени, вдыхая запах прелого сена и сырости от уже подступившей росы, смешанные с аппетитным ароматом добротно обжаренной колбаски. Однако, речь не зашла о бое и убийствах, словно их и не было – народ пытался делиться чем-то своим, даже совсем пустячным, но обязательно мирным и понятным для каждого, например, об автомобилях, о прошлых туристических поездках, о ремонте квартир и прочем. В минутах отдыха и передышек от военной жути потрясала именно эта будничность, словно, вернувшись из боя, все дружно вылезали из своих экзокостюмов, облекавших воинов в свирепость, а дальше их складывали в сундук с самой плотной крышкой, что позволяло говорить ровным голосом и даже понемногу улыбаться…
Андрей пригнул голову к груди, расстегнул куртку и, спрятав под неё лицо, потянул застёжку замка-молнии вверх, чтобы даже выдыхаемый воздух оставался для обогрева. Ткань, как кузнечные меха, то раздувалась, то с шорохом сжималась – надёжный камуфляж не пропускал ни лучика, и ситуация напомнила детские шалости, когда они с сестрой забирались под одеяло и, выдумывая всяческие страсти, пытались напугать друг дружку. Старая, добрая забава, позволявшая нервишки пощекотать чем-то взрослым. Да! До чёртиков зачем-то хотелось вырасти и получить самостоятельность, да такую, чтобы окружающие, воистину, могли лицезреть твёрдую поступь без опоры на хлипкие плечи дряхлеющих родственников! Ну, и удалось-таки дождаться мановения волшебной палочки приблудившегося ангела – возник кружок археологии от местного университета, где не только читались лекции, готовились доклады и посещались запасники краеведческого музея, но ещё и практиковались летние выезды на раскопки!
Полевые условия предполагали поселение в больших солдатских палатках, пищу из импровизированной кухни с запахом дыма, а ещё алюминиевые тарелки и кружки, кучу комаров и предварительные прививки от клещевого энцефалита. Из удобств имелся умывальник длиной в несколько метров с десятком стальных сосков, ещё из горбыля построили уборную для девочек, а дальше – кто на что горазд…
А раскапывали они под руководством и нестрогим надзором уважаемых научных работников одно из городищ государства чжурчжэней Восточное
