останется, то я привыкну и захочу, чтобы он остался навсегда. А как ты сам знаешь "навсегда" ничего не бывает. Ничего нельзя оставить или удержать". Она подтянула плед повыше и продолжала: "А потом, потом ведь и мне может наскучить. Например, нам не о чем будет говорить или не сойдутся жизненные интересы, а ведь это очень даже возможно. И тогда я буду страдать, потому что я сама хотела его удержать. Или еще хуже. И что, кстати, гораздо вернее. Наскучит ему. И он уйдет, а страдать все равно и снова буду я, потому что привыкла, потому что моя гордость будет ущемлена им".
Она привстала и приблизила свое лицо к моему. Зрачки её расширились. Положив голову мне на плечо, она скользнула щекой по моей груди, стала спускаться, словно стекая по мне все ниже и ниже, и ниже, пока окончательно не улеглась прижавшись щекой к моему животу и глядя на меня снизу вверх. "Так ты не сможешь снова выйти замуж. Причем никогда. Если ты все время будешь бояться прочных связей. И избегать боли" - с неподдельной грустью сказал я. "А зачем?!" - весело спросила она меня. И эта неожиданная веселость в тусклом освещении сделало её лицо каким-то детским, словно у девочки-подростка. "Я хочу стать очень богатой" - заявила она. "Зачем?" - совершенно искренне удивился я - "Тебе что, денег не хватает?". "Хватает" - промурлыкала она, потягиваясь. "В тебе, ко всему прочему, проснулась охотница за сокровищами?" - полушутливо спросил я. "Нет" - спокойно ответила она - "Вовсе нет". "Тогда зачем?" - настаивал я. И мне, как ни странно, действительно было это интересно. "Тогда я могла бы откупиться без ущерба для совести" - с долей цинизма заявила она. Я действительно был удивлен: "Откупиться?" - переспросил я, не совсем понимая, о чем идет речь. Она снова сладко потянулась, выгибаясь через мои ноги и закинув руки за голову, а потом устраиваясь поудобнее. Машинально и рассеяно я привычным движением пощекотал ей пальцем около уха, как иной раз почесывают кошек. "Муур" - сказала она и мягко улыбнулась мне. Я ответил ей улыбкой. "Так что ты имела в виду, мисс "Селена"?" - решив проявить настойчивость, спросил я. "Ну если бы мне, например, надоело, то хороший подарок от души мог бы в какой-то мере сгладить боль расставания. К тому же мне тогда не пришлось бы разыгрывать драмы, упражняясь в актерском мастерстве" - ответила она, пристально глядя на ночник и жмуря глаза. Я приподнял одну бровь вопросительно и иронично, делая это специально как можно более театрально. Она посмотрела на меня, широко распахнув глаза и отмахнулась: "Ну боже мой, ну ты же знаешь - "Дело не в тебе, дело во мне" и далее что угодно, лишь бы достичь действенного результата, то есть расставания. Проще говоря - лишь бы отстали". Я улыбнулся: "Старый трюк. Теперь даже у школьников не работает". Она совершенно серьезно кивнула: "Так точно мой капитан. Именно по этому приходится изворачиваться, придумывая новые наименее болезненные и наиболее правдивые ходы, для того, чтобы ретироваться подальше".
Как я её понимал. С годами это, по идее, должно бы было стать проще, но нет, именно с годами щадить чужие чувства становится намного сложнее. "Я не думаю, что чувства можно купить" - сказала она, продолжая пристально и беззастенчиво разглядывать мое лицо - "Но я думаю, что можно быть искренне щедрой в своей благодарности настолько, что боль от последующего разочарования не будет так остра в результате". Она помолчала и добавила: "Ну я надеюсь, что не будет". Я еле сдерживал смех: "Тебе не кажется ли, дорогая моя сударыня, что ты толкаешь подобным поступком мужчин на скользкую тропу проституции". "Вот те на! - она хлопнула меня легонько ладонью по обнаженному животу - С чего бы это? Может быть, ты и не знаешь, но я всегда совершенно и предельно искренняя в своих чувствах". "Желаниях - тут же поправилась она - Ну что плохого, если к истинной сердечной благодарности добавить благодарность материального свойства. Ведь когда мы искренне кого-то любим, то так же искренне его одариваем. Разве нет? Не говоришь же ты, что, одаривая маму, любимого ребенка, жену ты толкаешь их на путь проституции". "Как знать, как знать..." - пощелкал я языком, качая головой, едва при этом сохраняя серьезный вид. Она села, взяла со стола сигарету и, прикурив, продолжала уже сидя ко мне спиной: " В конце концов, любое положительное усилие должно быть вознаграждено. Детям за хорошую учебу покупают телефоны и игрушки. Животным дают лакомство. Работникам платят премию". Всё, я больше не мог сдерживаться и хохотал от души. Она с улыбкой удивления обернулась на меня: "Ну и что я не так сказала? Можно подумать, что вы мужчины из века в век поступаете иначе". "Всё так, всё так - смеясь ответил я - Просто чудесно! Сначала ты хочешь одаривать мужчину как женщину или дитя. Потом низводишь благодарность до животного уровня, как лакомство. И контрольный выстрел в мою седую голову, ты готова оплатить нам наши скромные усилия в любви. Ну чем не проституция!" Она, улыбаясь, смотрела на меня через плечо. - Ты прекрасно понял, что я хотела сказать". Я провел ей пальцем по спине: "Конечно же понял, извини. Но есть разница. Мужчина, покидая женщину, никогда не может быть до конца уверенным, что не оставляет после себя потомство". Почесал нос и добавил: "Никто и никогда, при всех ухищрениях, не может быть до конца в этом уверен". Она склонила голову, что-то рассматривая и поглаживая плед. "Ну да, как в том старом анекдоте" - сказала она. "В каком?" - спросил я, легонько щекоча её поясницу. "Ну как же - "Если вы боитесь случайной беременности, обязательно наденьте презерватив, смажьте все гипсом и забинтуйте. Потом наденьте сверху пакет, снова смажьте гипсом и забинтуйте. А самое главное, никаких половых контактов". Она выпрямилась, откинула голову и засмеялась, встряхивая волосами. Я тоже рассмеялся: "Да, этот способ действительно может помочь. Пожалуй, единственный. И то не факт".
Отсмеявшись я сказал: "Это природа. По сути, мы самки и самцы одного вида. Самки приносят приплод. А приплод – ради его выживания – надо кормить. Для любого самца, даже в животном мире, это своего рода определенная забота. Как и обязанность. Что говорить о людях. Для каждого мужчины, так или иначе, это проблема – в той или иной степени. В зависимости от его уровня развития и воспитания. Но большая забота это для того из пары, кому придется этот приплод растить. Как правило, это женщина. Она вынашивает, кормит грудью, потом растит и кормит дальше, если нет отца. Да и если есть, то все равно порой тоже кормит и детей, и мужа. Поэтому-то в веках и в крови у "самцов" инстинкт дарить, а у "самок" накапливать. Природа, против неё не попрешь. Одаривая женщин от любви ли, страсти или в благодарность, мужчины просто стараются снизить планку стрессового риска для себя. Так или иначе".
Она выбралась из под пледа, потушила остатки сигареты, энергично вдавливая её в пепельницу, и пошла к холодильнику, привстав на пальчиках, она тянулась к верхней полке, а я с удовольствием это наблюдал. Пошуршав там фольгой, она протянула задумчиво: "Пожалуй, мясо можно уже вынимать, как ты думаешь?" И, не дожидаясь ответа, достала мясо, завернутое в фольгу, прихватив по пути нож и разделочную доску, пошлепала босыми ногами к столу. Пока она резала отварное мясо на ломтики, я, прикрыв глаза, допивал вино. "Ты у нас не просто капитан, ты "капитан очевидность". Так выражаются дети, когда говорят о тех..." Я перебил её: "Знаю, знаю. Но у меня такое чувство, словно ты готова оспаривать природу" - недовольно пробурчал я, не открывая глаз. Она порой звала меня "капитан", придумав мне это прозвище из-за моей любви к морю. Сделав нам по бутерброду, она вернулась на диван. Закутавшись в плед, помахала у меня перед носом бутербродом. Я открыл рот, мне лень было шевелиться, она же запихнула туда чуть не до половины бутерброда и хихикнула. Пришлось взять бутерброд руками, кормить меня из своих рук она явно не собиралась. "Никакой романтики" - пробурчал я с набитым ртом. Она улыбнулась и протянула мне наполненный бокал. "Я хотела сегодня уехать" - сказала она. Честно говоря, я не ожидал, я рад был, что она осталась еще на один день и полагал, что она тоже искренне рада моему обществу. "Из-за дочери?" - догадался я. "Частично, просто хотелось уехать" - она сделала глоток и отставила бокал на стол, снова прикурив сигарету. Это её "просто хотелось уехать" неприятно кольнуло меня. Не думал я, что она так быстро захочет сбежать от меня. Неужели я уже наскучил ей? Однако я попытался скрыть свои истинные чувства. "Ты часто куришь" - раздраженно заметил я. Отреагировала она странно, вся подобралась, словно сейчас разразится злой тирадой, и даже сощурила глаза. Но вдруг потушила сигарету и улеглась мне на колени, прижавшись щекой к моему животу. "Самец" - буркнула она легонько, едва касаясь губами поцеловав меня в живот куда-то чуть ниже пупка.
"Насколько я слышал, материнство это не только счастье, но и определенные хлопоты, не маленькие расходы и тяготы. Кому, как не тебе, знать это" - продолжал я развивать свою мысль. Она кинула на меня быстрый взгляд и по её лицу словно пробежало темное облачко, но тут же снова вышло солнце и она улыбнулась, беззаботно и ребячливо: "Можно подумать, что у женщин нет прав одаривать своих мужчин". "Ну почему же, есть - пожал я плечами. - Проблема в другом". "В чем же, позволь спросить" - иронично сказала она и тут же нежно потерлась щекой о мой живот. "А в том, - ответил я - что ты мыслишь как мужик. Причем не просто мужик, а махровый эгоист и циничный холостяк. А с циничным мужиком мне еще спать не доводилось". И мы рассмеялись. "Ну как-то ты сам сказал мне, что циники это разочаровавшиеся романтики. Так что по своей сути я романтик, хотя и дважды разведенный и от того наверно циничный романтик" - парировала она. И правда как-то, видимо желая меня задеть, она кинула мне в лицо: "Циник". Тогда-то я и припомнил эту фразу. Вот теперь мне вернулось. "Вы имеете право хранить молчание, всё, что Вы скажете, будет использовано против Вас" - отрапортовал в моей голове маленький полицейский. Я усмехнулся, мысленно посылая его куда подальше, напомнив, что уже бывал женат неоднократно. Но в туже секунду я подумал, что у мужчины нет более чуткого, верного и благодарного ученика, чем женщина. Мы сами учим её всему тому, от чего потом страдаем, винить нам, увы, некого. Вовсе не я влиял на течение её жизни до нашей встречи. И мне, по сути, не в чем себя упрекнуть. Однако когда я вижу проскальзывающий словно тень, темный флер боли, где-то там, далеко за её взглядом, я не могу не чувствовать укола совести. Хотя с чего бы это? Моей вины тут ни в чем нет. Ни в её разводе, ни в потаенной боли. Или я хочу, чтобы не было? Хочу просто верить, что меня всё это совершенно не касается?
Мне было с ней легко. И общаться и находится рядом и разговаривать. Конечно, не забыл всем известное и завязшее на ушах правило, что
