Любви нет

игриво, а зло, колко, словно обвинение в чем-то непотребном.

  Неужели я её настолько не устраиваю, подумал я. И на ум мне пришел юноша, о котором она говорила не так давно. "Я хочу его" - прозвучал у  меня в голове её голос. Она сидела ко мне спиной и пила вино, прикуривая сигарету. Я прикрыл глаза и попытался восстановить в памяти образ этого юноши. Как-то мельком мне довелось увидеть его. Он выгуливал собаку, она стояла у подъезда своего дома и ждала когда я подъеду. Еще издали из машины я заметил их. Они разговаривали как старые знакомые, улыбались друг другу и чего-то оживленно обсуждали. Я вышел, оставив машину на углу дома, и пошел ей на встречу. Заметив мое приближение, она извинилась, попрощалась как-то скомкано, наскоро и пошла быстрым шагом в мою сторону. Вид у неё был слегка смущенный. Но я не стал вмешиваться. Однако юношу я успел разглядеть. Молод и мил. Живые карие глаза, открытая дружелюбная улыбка, гибкая подвижная юношеская фигура хотя и не до конца оформившаяся в мужскую, но заметно, что он собой занимается, смуглая кожа, видимо, не до конца сошел равномерный летний загар. Одет скромно, спортивно. Держится так же. Производит приятное впечатление добросердечного, открытого, возможно, веселого и спортивного человека. Хотя он и курил, пока они разговаривали. Но теперь молодые люди часто смешивают несовместимое. Это всё моя вечная привычка оценивать людей в своем окружении. Вот что это. Я оценил его, потому что он стоял рядом с ней, а она теперь мое окружение. Это, надо сказать, задевает меня. Я не так молод и уже не так хорош, наверно, на её взгляд. Или, что греха таить, не так хорош как он. А в нем чувствуется мягкая напористость и застенчивость в одном сосуде, с привкусом если не невинности, то не развращенности. Свежая страсть к жизни, без налета вальяжной пресыщенности. Так что её вполне можно понять. И сам я время от времени тоскую по глотку свежей юности и бросаю недвусмысленные взгляды и намеки в сторону ровесниц этого паренька. Кому из нас с ней легче, а кому сложнее добиться утоления этой жажды юности – ещё не известно.

  Она допила свое вино и некоторое время задумчиво глядела в пустой бокал. Потом заметив, что мой тоже пуст, взяла и его. Разлила вино по бокалам и один протянула мне. Я подумал, что вино попалось не противное, а очень даже приятное на вкус. Всегда доверяю своему чутью. Это уже многолетний опыт в выборе того или иного. И в этот раз я доверился чутью, выбирая незнакомую мне марку. И не проиграл. "А вино вполне ничего себе" - сказал я деля глоток, но лишь для того чтобы что-то сказать. Потому, что она молча пила небольшими глотками и вертела в руках шпажку с канапе. Плед соскользнул с её плеч, открывая моему взгляду две маленькие, но еще крепкие и высокие груди. Прикрыв глаза, я представил себе её в объятьях этого смуглолицего юнца. "Чтобы они еще понимали" - подумал я о молодых в принципе и о нем, конечно, в частности. Испытав при этом прилив нежданной злости и желания.  Конечно, тут же открыл глаза и посмотрел на неё, не замечает ли она что-то во мне, не понимает ли, о чем я думаю. Она сидела очень близко ко мне, сложив по-турецки ноги и упираясь руками в диван. Сидела и просто смотрела на меня с легкой полу-улыбкой. Это разозлило меня еще сильнее, словно она и правда понимает и чувствует всё, что сейчас испытываю, и намеренно и утонченно издевается.  Протянув руку, я коснулся её волос, затылка и, ухватив за волосы, настойчиво потянул к себе. Она не сопротивлялась. Я знаю, что в эту минуту причинил ей некоторое неудобство, а возможно даже боль, но она и не думала останавливать меня, подаваясь вперед, и только взгляд её все еще оставался спокойным, став слегка насмешливым и чуть любопытным. И тут я вдруг осознал как неистово, зло я желаю её прямо сейчас. Её рот приоткрылся, кончик языка скользнул по губам в ожидании поцелуя. Она явно провоцировала меня. Но я нарочно оттолкнул её, но когда она уже с совершенным спокойствием собиралась улечься обратно на подушки, я подхватил её на руки и понес в комнату. Она была легкой, или мне так казалось в эту минуту. Но я нес её без видимых усилий. Прильнув ко мне словно дитя и положив мне голову на плечо, она обхватила мою шею руками, и я чувствовал её дыхание на своей коже.

  Щемящая и жалобная нежность охватила меня, и я осторожно опустил её на кровать. Склонившись над ней, я рассматривал её лицо. Она так и не открыла глаз, но потянулась мне навстречу, интуитивно чувствуя мою близость, мое дыхание. О чём она сейчас думает? Кого представляет себе? И я снова подумал об этом юноше. Поцелуй вышел грубым. Нарочито грубым и злым. Она застонала, крепко обнимая меня, и вдруг её короткие аккуратные ноготки весьма чувствительно впились мне в спину. "Чертова кошка - подумал я. - Можно вообразить, что они действительно выдвигаются у неё".  Надо отдать ей должное, сдачу с моего поцелуя она отдала сразу. Впредь буду умнее. Дикий коктейль страсти и ревности. Я никак не мог утолить эту жажду, хотя и пил из этого источника большими глотками. Но чем больше пил, тем сильнее мне хотелось ещё. Совершенно не знаю, сколько прошло времени. Я потерялся в нем или, скорее, словно влип в него, выпал из бесконечного тиканья и круговорота стрелок. Сейчас она по-кошачьи терлась щекой о мое плечо, а меня одолевала дремота. "Ты был женат" - вдруг достаточно громко и утвердительно сказала она. Боже мой, боже мой, что ей вдруг взбрело в голову? Ну был, конечно. Был женат и она прекрасно об этом знала. Более того, она знала моих жён. Я вдохнул и постарался быть терпеливым. "Да, я был женат и не раз, сейчас разведен и свободен. Что ты хотела этим сказать?" - Нехотя сказал я. Она отвернулась от меня и стала смотреть куда-то в темноту комнаты. Неожиданная и неуместная мысль пришла мне в голову, и я не сдержался и спросил: "Ты всё еще хочешь его?" Она молчала. Видимо обдумывала ответ. А потом тихо сказала: "Да". "Ну так пойди и возьми!" - бросил я ей, скидывая рывком одеяло. Я торчал в ванной не меньше двадцати минут. Устроил себе контрастный душ. Она злила меня. Боже мой, как она меня злила! Но я сам виноват. Какого черта, зачем, кто меня просил завести этот идиотский разговор? Чего я хотел добиться? Понять её? Узнать ближе? Узнать её тайные порывы души и тела? Ну так стой теперь под душем и насвистывай как ни в чем ни бывало! Она не твоя собственность! И имеет права на желания и свою жизнь.  Я не имел никакого понятия, насколько всё это может вывести меня из себя. Да, она не принадлежит мне, я не принадлежу ей. Мы оба не обременены ни обязательствами, ни любовью, ни какими либо связями. Но я зол. Я чертовски зол и хочу её, как кажется, еще никого не хотел с самой юности.

  Когда я вышел после душа, она все так же лежала не шевелясь, отвернувшись к стене, и плечи её едва заметно вздрагивали. Только этого ещё мне не хватало! Я совершенно не умею никого утешать и жалеть. Это явно не мой конек. Да черт с ним, с этим пареньком. Сколько их молодых искушений было и еще будет в нашей с ней холостяцкой жизни. Лишь бы сейчас она успокоилась. Эти её слезы, я чувствовал себя беспомощным. И я не понимал, отчего это. Задел ли я её резким словом или причина была куда глубже? Все мы знаем, как обидеть, и лишь немногие из нас умеют исправить это. Я не совсем осознавал, чем вызваны её слезы и в чем конкретно сейчас моя вина, но что таковая имеется, я даже не сомневался. Поэтому как можно аккуратнее опустился рядом с ней на кровать и осторожно погладил её плечи: "Если ты не прекратишь плакать, то мне придется плакать вместе с тобой" - мягко сказал я. Она резко обернулась, её лицо было мокрым от слёз, а в покрасневших припухших глазах было натуральное изумление. Грустно улыбнувшись, я вытер большими пальцами слезы с её щек. "Иди сюда" - тихо позвал я её. Она тоже села и крепко обняла меня. Вдруг с неожиданной силой толкнула и, укладывая на подушки, склонила ко мне свое лицо. Руки её упирались в кровать где-то над моими плечами, её нос покраснел и припух, волосы растрепались, она с силой закусила нижнюю губу, явно причиняя себе боль, но кажется не чувствуя этого. Из припухших помутневших глаз на мое лицо капали крупные слезы. Она склонялась ниже и ниже и стала осторожно касаться губами моего лица. Покрывала шею и груди поцелуями спускаясь всё ниже и ниже. Я глубоко вздохнул, пытаясь взять себя в руки. Что-то явно было не так. Я чувствовал себя неуютно, с ней что-то было не так. Перехватив её руки, я попытался сесть и привлечь её к себе. Но она помешала мне подняться, снова склонившись над моим лицом и упираясь руками в подушки, она находилась надо мной и её волосы скрывали её лицо. Я не видел выражения и не мог уловить оттенки настроения. Я хотел обнять её и прижать к себе, но она снова не поддалась этому безотчетному движению. И мне стоило некоторых усилий, чтобы изменить положение. Теперь я склонился над ней. Она не издала ни звука за все это время. Из того, что последовало дальше, я наконец понял, что она зла, зла и желает меня, как единственный акт мести доступный ей прямо сейчас. Если бы я не удерживал её руки, осыпая её лицо, шею и грудь поцелуями, она совершенно точно исполосовала бы меня вдоль и поперек своими острыми коготками. На всякий случай я избегал поцелуев и не пытался целовать её припухшие и покрасневшие губы. Цапнет ещё. С неё станется. Впрочем, она и сама старалась отвернуть лицо от моих поцелуев. Кончиком языка я подхватил её слезинку, катившуюся куда-то ей за мочку уха. Она вздрогнула всем телом и прошипела еле слышно сквозь зубы: "Гад же ты". Я не стал спорить с женщиной, тем более, что голос её выдавал растущее в ней желание. "Вполне возможно" - мягко и чуть насмешливо согласился я едва слышно, касаясь губами её теплого ушка. Она всхлипнула, застонала и, наконец, обмякла, поддаваясь моим ласкам.

  Теперь я смог отпустить её руки, и она обняла меня, легко касаясь кончиками пальцев моей спины.  Всё, что я мог сделать сейчас для неё это довести начатое ей до конца. Подарив её хотя бы плотское наслаждение в утешение душевных скорбей. На чем, собственно говоря, я и сосредоточился. Она мотала головой, цеплялась за простыню, немилосердно комкая и сдвигая всё, скинув подушки на пол, всхлипывала и стонала. "Я хочу тебя, хочу тебя, хочу, как я тебя хочу" - шептал я, не в силах остановится. Мне хотелось закричать: "Я люблю тебя, люблю, слышишь, люблю!" Но эти слова, как заколдованные не шли из меня. А мучительно умирали где-то, не находя выхода. Я понимал, отчетливо понимал, что в порыве страстей не стоит бросаться такими словами, которые могут дарить надежду, о которых потом кто-то из нас может горько сожалеть. А скорее всего и я, и она, не признающие любви в том понимании, в котором о ней так много говорят. Искусанные губы её припухли и я, жалея её, осторожно провел по ним языком: "Я хочу тебя" - нежно на выдохе сказал я. И услышал в ответ легкое, едва слышное, как дыхание жаркого летнего ветра, срывающееся: "Я тоже. Я тоже хочу тебя". Она вся подалась мне навстречу и, словно откуда-то из мрачной глубины всего её существа, вдруг на выдохе и стоне сорвался не громкий, но отчетливый звук похожий на рычание, словно