Часть третья
1
Новая институтская жизнь пришлась Копылову в самое яблочко: свобода, свобода и еще раз свобода! Когда хочешь ложись, куда желаешь ходи, что сбрендит в голову делай! В интернате перед самым выпуском много твердили о том, что после их многослойного образа жизни любое обыденное существование покажется им, янычарам, тусклым и унылым. Ничего подобного! Все тотчас же вокруг Алекса наполнилось своей собственной полноценностью и завлекательностью.
Группа, в которую он попал, оказалась весьма разношерстной по составу, в ней имелись как энциклопедические московские умники, так и самозваные ломоносовы из медвежьих российских углов, и стоило с кем-то из них как следует разговориться, как непременно у него обнаруживалась своя исключительно оригинальная биография с персональными выводами и умозаключениями об окружающем бытие, которые ничем не уступали тем взглядам, что обладал сам Алекс. Когда же чуть спала общая эйфория от поступления, то прямо на глазах в их группе началось происходить еще более забавное формирование настоящего классового общества, прямо как по какому учебнику. Вчера все были просто поступившими абитуриентами, сегодня разделились на активных и пассивных собеседников, завтра появились те, кто стал тебе предпочтительней, послезавтра это уже закрытые для других сотоварищества.
И месяца не прошло, как весь их тридцатиголовый коллектив распался на «бюджетников»-отличников, «пэтэушников», чьи небогатые родители из кожи вон лезли, чтобы оплатить образование своих чад, и «братанов», названных так с намеком на криминальное происхождение больших капиталов их родителей. Попав в бюджетники, которых не любили ни пэтэушники, ни братаны, Алекс, впрочем, совершенно не закомплексовал, продолжал со всеми весело здороваться и непринужденно общаться, совсем не обращая внимания с какой кислой миной ему отвечают на его вопросы. В результате достиг среди одногруппников статуса одинокого рейнджера, приятеля ни для кого и одновременно приятеля для всех.
Почти так же лоялен он был к своим однокомнатникам и в общаге, за исключением того, что не позволял им в комнате курить и шуметь после двенадцати ночи. Для того чтобы завести столь суровый порядок, ему не потребовалось даже ни с кем драться, просто продемонстрировал при свидетелях, как он может самого крепкого из них, бывшего морпеха Ерёму, за полторы минуты повалить на пол и связать его же джинсовым ремнем, – как говорится, привет вам от тренера по рукопашному бою 114-го интерната!
Да, если разобраться, и не было у Копылова достаточно времени, чтобы с кем-то из сокурсников много тусоваться. Перед своим бегством на Запад он хотел досконально освоить Москву, познакомиться со всеми сторонами ее жизни, чтобы потом никогда не было сожаления, что он что-то в Белокаменной упустил. С этой целью Алекс раздобыл себе студенческий билет ВГИКа, вклеил в него свое фото и бесплатно стал шастать по всем театрам и Дому кино, не обходил своим вниманием и музеи с концертными залами, регулярно наведывался также в газетный зал Ленинки, где штудировал испанские и американские газеты, дабы «быть в теме» и языки не забывать.
Плюс ко всему был еще дядя Альберто, который продолжал лелеять мечту о выводе своего подопечного на истинно шпионскую стезю и когда бывал в Москве, то раз в неделю непременно приглашал «племянничка» к себе на обед, от которого Алекс как правило не отказывался – разговоры с Зацепиным за жизнь чем дальше, тем становились все более интересными, да и велись по преимуществу на испанском или английском языке.
В отсутствии же куратора в полном распоряжении Копылова переходила просторная квартира Зацепина и, что особенно важно, компьютер, подключенный к интернету. На нем Алекс не только общался с полдюжиной незнакомых девушек, но и начинал зарабатывать себе первые деньги, разрабатывая представительские сайты для частных фирм. Пока таких заказов было не очень много, но главное, что они уже были.
Словом, весь первый курс пролетел для Алекса как одна большая экскурсия на туристическом автобусе с замечательными видами, остановками и легкой усталостью от обилия впечатлений.
2
Очень часто разговоры с Зацепиным за жизнь перерастали в настоящие словесные баталии. Так случилось и на том обеде, когда они вдвоем обмывали присвоение капитану майорского звания. Со всеми коллегами Петр уже с этим делом отметился, теперь дал порадоваться за свой карьерный рост и «племянничку». Слово за слово спор пошел о непомерных бесхозных пространствах, которыми непонятно почему до сих пор обладает Россия.
– Зачем вообще вам эта Сибирь? – запальчиво доказывал Копылов. – Как только в ней закончится нефть и газ, вы все равно продадите ее Америке или Китаю. Аляску-то продали…
– А поехали! – просто сказал на это дядя Альберто. И через неделю они уже летели на самолете в Петропавловск-Камчатский.
Был август месяц. За плечами Алекса первый курс, сданная на пятерки сессия и июль, проведенный у бабушки в деревне, а впереди он собирался еще месяц посвятить поездке автостопом по югам: Крым или Сочи, как масть ляжет. Зацепин же только что прибыл из полугодовой загранкомандировки, был при деньгах и с настроением сделать что-то большое и впечатляющее. Поэтому летим и едем до тех пор, пока кто первый не сдастся и не завопит: «Довольно!»
Первое потрясение ждало Алекса после девятичасового перелета уже в аэропорту Елизово – все вокруг говорили точно на том же языке, что и в Домодедово. Как Копылов не вслушивался, какого-либо отклонения от языковой нормы не замечал, словно все местные камчадалы ходили с москвичами в одни и те же школы.
– Ну так тут весь народ процентов на восемьдесят с Большой земли, – ответил озадаченному студенту на это встретивший их бывший сослуживец Зацепина такой же, как и он майор-особист в гражданке.
Принимали их с Петром по высшему разряду, в пересчете на единый вид алкоголя это означало по две бутылки водки в день на человека, поэтому память сохранила Алексу о Камчатке не очень много: какое-то купание в геотермальном источнике, полет на вертолете вокруг дымящегося вулкана, рыбалка на реке с карабинами на плече по соседству с тремя тоже рыбачившими на противоположном берегу тремя медведями, застолье на дизельной подводной лодке и в конце ночная погрузка без всяких билетов на рейсовый теплоход. Как блатным пассажирам им пришлось там тоже выставляться для капитана и первого помощника, так что Копылов толком даже не понял, от чего ему там было плохо: от морской болезни, или от избыточного пития.
В себя они с майором как следует пришли только на Итурупе в гостинице барачного типа, с туалетом в конце общего коридора.
– Ты живой? – спросил со своей койки Петр.
Алекс подтянул к себе стоявшую на полу дорожную сумку и достал из нее перочинный нож, раскрыл его и объявил:
– Зарежу первого, кто предложит мне еще по чуть-чуть.
– Умница, так и сделай! – одобрил куратор. – Возьмешь меня в свои подельники.
Итуруп запомнился Алексу прежде всего двойным купанием: сначала они влезли в воду Охотского моря, а затем на другой стороне острова в сам Тихий океан. Из последнего они выскочили не проплыв и пяти метров. Зато отныне можно было с полным правом утверждать, что они купались не где-нибудь, а в Охотском море и открытом океане. Освоили заодно непроходимые курильские бамбуковые заросли, искривленные от ветра сосны, пару водопадов, добычу красной икры и восхождение на полукилометровую сопку. «Никон» Алекса, как и на Камчатке, щелкал непрерывно, так что потом ему, разглядывая фото, приходилось не раз удивляться: неужели мы все это видели?
Следующим остановочным пунктом был Сахалин, до которого они добирались попутным малым танкером. Капитан танкера оказался человеком совершенно непьющим, поэтому халявным пассажирам пришлось расплачиваться дружескими шаржами Алекса и сплетнями майора из жизни политического бомонда Москвы. Разглядывая художества Копылова, капитан рассказал, как недавно в Корсакове один криминальный авторитет приказал за подобный шарж раздробить рисовальщику молотком кисть правой руки. Алекса от сего анекдота едва слеза прошибла, так ему стало жаль свою правую руку.
Сахалин встретил их непрерывным четырехдневным ливнем, что не помешало вошедшим во вкус путешественникам прокатиться по всему югу острова, не забыв ни живописный краеведческий под японской крышей, ни канатную дорогу на Московскую гору, ни распадки с гигантскими травами. Здесь они вели себя уже почти цивилизованным образом, что означало за все платить обычными денежными знаками.
Теплоход, которым они поплыли во Владивосток, останавливался во всех бухтах Приморья, и это было целое пиршество скальной пейзажистики. После северных непогод, здесь сияло субтропическое солнце, а от бликующего моря было больно глазам.
– А ты бы хотел построить себе дом в какой-нибудь из этих диких бухточек и поселиться здесь на веки-вечные с какой-нибудь любимой женщиной, а с прочим пиплом общаться только через интернет? – не один раз спрашивал Петр.
– После тридцати лет, может быть, – чтобы его не разочаровывать, отвечал Алекс.
– А сейчас нет?
– В отличие от вас, я еще мало наделал преступлений.
– Попроси, и я помогу тебе их наделать.
И было понятно, что уж в чем-чем, а в этом куратор точно поможет.
Владивосток поразил Алекса своим многолюдьем. После предыдущих первозданных пустынных мест, к этому еще надо было привыкнуть. Особенно восхищало теплое море, в которое уже можно было не забегать на двадцать секунд, а купаться пока не надоест.
Здесь тоже все понеслось для них как в Петропавловске. Зацепин действовал как опытный туроператор; сегодня – музеи и театр, завтра – выход в море на парусной яхте, послезавтра – заповедник «Кедровая падь», послепослезавтра – посещение пещер и водопадов. Но после медведей Камчатки и бамбуков Итурупа это уже не так впечатляло.
– Неужели достаточно? – выпытывал Петр. – А впереди у нас еще Хабаровск, Байкал, красноярские «Столбы».
– А разве шпионские гонорары еще не кончились? – подначивал Алекс.
И майор с изумлением обнаружил, что действительно взятых им с собой денег стало уже впритык.
– Один звонок, и мне пришлют любую сумму, – пыжился он, но никуда по зрелым размышлениям звонить не стал – было слишком неловко выказывать кому-либо свою безалаберность. Поэтому решили умерить аппетиты, отказались от Находки с Восточным Портом и взяли билеты на обычный не скоростной поезд до самой Москвы.
3
Как ни странно, этот финальный бросок, от которого трудно было ожидать чего-то особенного, превзошел все их предыдущие дорожные приключения. Зацепин намеренно выпросил в кассе два нижних места в купейном вагоне, да еще сунул зеленую двадцатку проводнику, чтобы тот к ним никого не подселял, и восемь дней пути они ехали в своем купе как короли, лишь однажды переночевав с парой других пассажиров.
В дорогу захватили пару книг, целую кучу газет и журналов и дисков для плейера, дабы было чем справиться с дорожной скукой. Да ничего из их предусмотрительности не вышло! И часа не прошло после отправления состава, как все купейные двери распахнулись, и
