по вагону началось Великое броуновское движение. Чинные разговоры в коридоре быстро сменились купейным гостеванием, где на столики были извлечены икорно-коньячные припасы и пошло-поехало. Удивительно, но никто совершенно не стремился напиться – у всех преобладало простое дорожное любопытство друг к другу и желание самому выглядеть максимально прилично. И скоро уже весь вагон превратился в одну большую тусовку, где звучали потрясающие исповеди и откровенное хвастливое вранье, политические споры и зэковские страшилки, анекдоты на любой вкус и стремление к полезным деловым связям. А уже на вторые сутки стали возникать самые настоящие дорожные романы.
Не устояли против сего поветрия и наши майор со студентом. Петра почти сразу накрепко облюбовала попутчица до Екатеринбурга, а Алекса сердечные страсти нашли только на третий день, зато уж до самой Москвы. В соседнем вагоне обнаружилось целое купе московских медичек-старшекурсниц, которым весьма досаждали дембеля и рыбаки из плацкартных вагонов.
– Вот кто будет нашим рыцарем-защитником, – указала на Копылова старшая из медичек рыжеволосая Клава. – Будешь или нет?
– Запросто, – легкомысленно согласился Алекс и немедленно был втащен в девичье купе, из которого ему в течение трех последующих суток разрешалось выбираться лишь в туалет.
– Ты как тут? – спросил майор, с трудом отыскав Алекса среди ночи в чужом вагоне.
– Ему очень хорошо! – хором заверили его четыре радостных девичьих голоса.
– А Боливар выдержит четверых?
– Боливар выдержит! – захохотали в ответ раздухарившиеся девицы.
– Каждых три часа буду приходить и проверять.
– Да хоть каждые четыре часа!! – и новый взрыв восторга.
Поначалу в их веселом купе все было чинно-законно, но ободранные о челюсти непрошенных гостей кулаки и три бутылки ликера под конфетку сделали свое дело, и Алекс как переходящий кубок стал перемещаться с койки на койку. От его гусарских услуг отказалась только самая старшая Клава, сказав:
– Мне любовь нужна со всеми удобствами. Я его в Москве к себе насовсем заберу.
Функции защитника Копылову тоже пришлось выполнять не раз и не два, пока капли крови на внешней стороне двери их купе не стали сигнализировать бродячим львам из плацкартных угодий, что тамошний владелец прайда слишком силен и львиц никому не уступит. После третьих подобным образом проведенных суток уже и совсем казалось, что ничего более нормального, чем такое совместное купейное путешествие и быть не может.
Особое веселье пошло, когда стали кончаться деньги. Сначала у Петра, потом и у его подопечного. Пришлось срочно продавать тут же в поезде двое часов и мобильник майора. Последний же день горе-кавалеров кормили уже сами медички, самоотверженности их не было предела.
И все это происходило под непрерывный стук колес. За неделю пути Копылов не меньше трех раз услышал апокрифическую легенду о японском дипломате, который поехал в 1904 году по Трансибу в Петербург объявлять России войну и по дороге сошел с ума, от ужаса перед тем, с каким монстром собирается воевать его страна. Некое подобное сумасшествие испытал за семь дней и Алекс. Ведь невозможно все внимание уделять только женщинам и, глядя в окно на эти бесконечные тысячи и тысячи километров, он тоже проникся ощущением всей этой необъятной географической беспредельности. Какой Сталин? Какой к черту Гитлер? Или шалун Горбачев? Какая там Америка? Разве может кто-нибудь из них хоть чуть-чуть поколебать эту земную толщу, нанести ей малейший вред? Так вот что имела в виду мама, когда говорила, что учи русский и шестая часть планеты будет у твоих ног! Выходит, правильно говорила. И еще она что-то упоминала про гулливеров и лилипутов. Ай, да мама, уже тогда знала, чем его можно купить! А Зацепин лишь просто завершил то, что должна была сделать она.
Остаток пути Алекс все ждал, когда куратор напомнит ему его речи о продаже Сибири. Вместо этого в последний день поездки, который пришелся на день рождения Копылова, Зацепин вручил своему воспитаннику подарок: ключи от своего нового «Опеля» и доверенность на право пользоваться им в его отсутствие.
– Вы специально все это так подгадали? – спросил Алекс с пристрастием у майора, разглядывая эту еще в Москве заготовленную доверенность.
– Что именно подгадал?
– Родители хотели вывезти меня в восемнадцать лет в море и все там мне рассказать, а вы повезли меня по стране, чтобы я из лилипута превратился в Гулливера.
– Вообще-то мне нет никакого дела до твоего гулливерства, – бесцеремонно заметил Петр. – Мне просто захотелось самому попрощаться со страной, только и всего. А ты тут так, за компанию, чтобы мне скучно не было.
А ведь он по-своему тоже великий человек, вдруг понял Копылов, и эта мысль как-то по-новому согрела его. Ужасно захотелось взять и пожать куратору руку, и только усилием воли Алекс удержался от этого проявления чувств.
4
В закрытой характеристике Даниловны, ныне студентки 3-го курса МГИМО, было написано следующее:
«Сабеева Марина Даниловна, 1979 года рождения. С 5 по 8 класс обучалась в 114 школе-интернате. Затем в школе для детей дипломатических работников.
За время учебы в МГИМО проявила себя с положительной стороны. Успеваемость по всем предметам хорошая. Свободно владеет английским и немецким языками, частично изъясняется по-итальянски. В откровенные отношения ни с кем не вступает. Любовные романы переживает без особой горячности и расстройства.
Неоднократно пыталась поступить в разведшколу. Не принята в связи со слабым здоровьем и невысокой степенью когнитивных способностей: плохо запоминает любые цифры. Социально активна. Независима в суждениях и действиях. У противоположного пола вызывает активный интерес. Обладает актерскими задатками. Начитана. Владеет стенографией. Самостоятельно изучает криптографию и материалы о секретных службах. Без службы в органах государственной безопасности себя не мыслит…»
В свои двадцать лет она уже мало напоминала бывшую разбитную девчонку-подростка с костлявыми конечностями и круглым кукольным лицом. Сильно прибавив в росте, она на радость своим кавалерам еще больше добавила в нежных девичьих округлостях, обойдя в привлекательности многих худосочных топ-моделей института. Даже лунный лик вышел ей в плюс, сделав ее запоминающейся на фоне стандартных узколицых красавиц.
Договорившись с Алексом той памятной ночью на лестничной клетке о будущих тайных встречах, она посчитала первую часть своей большой любви к нему выполненной и дальше жила уже так будто ничего этого не случилось. Попав из одной элитной школы в другую, а затем в самый престижный вуз страны, она везде проявила себя вполне достойно. Училась средне, зато умела хорошо поддержать разговор на любую тему, из-за чего почти всегда находилась в центре внимания. Особенно была неотразима в беседах с глазу на глаз. Тут очень кстати пришлись уроки по прикладной психологии в янычарском лицее. Энергично вывалив на очередного нового собеседника ведра своего обаяния, понимания, заинтересованности и дружелюбия, она тут же отходила в сторону, оставляя у своей жертвы ощущение недоговоренности и желание непременно повторить восхитительное общение. При этом никто не мог обвинить ее в примитивном «динамо» – разговор ведь был чисто ознакомительный, дальше сам попытайся вывести мисс Сабееву еще раз на подобную увлекательность и задушевность.
Польза от такой методы была двойная: девчонки стремились отдалиться от слишком яркой подружки, а парни, наоборот, из кожи вон лезли, чтобы заслужить ее благосклонность. Впрочем, и парни довольно быстро выдыхались, не чувствуя себя в силах долго удерживать возле себя подобный бриллиант. Что и требовалось доказать. И тогда она ощущала себя немного Екатериной Великой, управляющей своими фаворитами. Правда, орденов и сел с крепостными под рукой не имелось, поэтому приходилось ограничиваться обыкновенной лестью, на которую мужчины, как известно, гораздо более падкие, чем женщины:
– А ты хорошо сказал!
– Молодец, у тебя это здорово получается!
– С тобой иногда даже интересно, – такими были ее самые высшие оценки, выдаваемые до первого поцелуя.
– Да нет, все хорошо.
– С чего ты решил, что я ничего не чувствую?
– Может быть, мне в десять раз приятней, чем тебе, – это уже раздавалось после поцелуев.
Несколько раз случалось, что девичья природа брала свое, и она утрачивала контроль над собой, хотелось даже определиться с кем-то одним, быть обыкновенной, воздушной, состоявшейся, но потом, чуть опомнившись и собравшись с силами, она упрямо проговаривала свои дежурные комплименты-поощрения:
– Ну да, я люблю тебя.
– Конечно, я в полном восторге.
– Никогда раньше мне и близко так хорошо не было.
И любой мачо от ее не слишком искреннего тона тут же начинал себя ощущать не слишком уверенно. Она даже могла не отказывать ему в следующих любовных свиданиях, просто если у нее назавтра была намечена деловая встреча, то никакие самые пламенные уговоры не могли ее заставить изменить свои планы.
– Ты ведешь себя как какая-нибудь немка или англичанка, – упрекали ее.
– А может, это моя собственная система, как посильней и продолжительней распалить тебя, – смеясь, отвечала она.
Уже к концу первого курса МГИМО ей трижды предлагали выходить замуж.
– Повтори свое предложение через десять лет, и я обязательно приму его, – ответила она всем троим женихам, и те отправились зачеркивать в календарях месяцы и годы.
Если что ее по-настоящему огорчало, так это невозможность осуществить свою заветную мечту. Отец к этому времени уже служил в Москве, но принципиально не хотел ей ни в чем помогать.
– Сначала окончи вуз, а там если эта блажь не пройдет – посмотрим.
Так и жила в режиме ожидания, как в личной жизни, так и в карьерных упованиях.
И все же настал момент, когда для нее все чудесным образом изменилось.
5
В тот день она на закрытом корте играла с отцом в теннис. Несмотря на свое внушительное брюшко Сабеев-папа перемещался по площадке с завидной легкостью и точностью.
– Пап, ну ты хоть иногда поддайся, – взмолилась Марина после очередного проигранного гейма.
– Никогда!.. И нигде!.. И ни с кем!.. – четко выкрикивал Данила Михайлович в такт своим ударам.
– А я с тобой тогда перестану играть.
Отец продолжал колотить по мячу, словно от этого зависела вся его жизнь.
– Значит трусиха. Значит, кишка тонка.
Она, угодив мячом в сетку, опустила руки:
– Все, аллес!
Полковник осуждающе посмотрел на нее:
– Может быть, я с тобой в последний раз сегодня играю.
– Опять командировка? Ты же говорил, что вся твоя загранка кончилась?
– Боюсь, командировка будет у тебя.
– Как это? – опешила дочь. – Не поняла… – И вдруг радостная догадка поразила ее: – И кто меня куда пошлет?.. Ты шутишь?..
– Ладно, давай в душ и едем. А то вдруг по закону бутерброда в самых больших пробках застрянем. Надеюсь, твой паспорт при тебе?..
Даниловна ехала в машине, как во сне. Ничего не спрашивала, но по виду отца уже понимала, что ее ждет действительно что-то особенное.
Они приехали не на Петровку, как ожидала она, а в какой-то не слишком представительный особняк, окруженный кованной железной
