чувствовал, как сильно бьется его сердце. Я засмеялся, почувствовав себя
Юлием Цезарем, покорившим Галлию. Мы продолжали смотреть друг на друга и лупать глазищами.
Наконец я лизнул его в губы. Нет, не зря мать всегда называла меня котенком. Я ласкался, как котенок. Я посмотрел на Тройда: ноль эмоций. Он все так же молчал, лупал глазищами, а его сердце все так же отчаянно билось. Я предпринял вторую попытку: склонился к нему и нежно провел язычком по его губам. Я видел, как его глаза все шире раскрываются и улыбнулся. Теперь я был хозяином ситуации и нужно было действовать, не отходя от кассы.
— Моя прелесть! — проговорил я, но потом вспомнил, что это была любимая фраза Голлума из "Властелина колец" и мне стало смешно.
Я поцеловал Тройда в шею. Кожа — бархат, такая же, как и у меня, просто чудо! Решив не терять даром времени, я полез к ремню с крестообразной пряжкой на брюках Тройда, представляя, что сделаю с ним все, что мне вздумается. Признаться, я слишком перевозбудился, увидев его голый живот, а руки судорожно пытались расстегнуть
проклятый ремень.
Придя в себя от шока, Тройд так отпихнул меня так, что я едва не влип в стену, к которой прилипал обычно в детстве шарик-лизун. Но не тут-то было! Я не собирался отдавать
добычу так просто. Я решил сражаться за его тело до самого конца. Снова осуществив "прыжок пантеры", я принялся целовать Тройда в губы и предпринял попытку засунуть
ему в рот свой язык, получив такую болючую оплеуху, что испугался, как бы громадный синяк не изуродовал мою божественную внешность. Впрочем, вру. Об этом я подумал уже позже. А в тот момент я не думал ни о чем другом, а только о том, чтобы выиграть право на обладанием телом Тройда.
Удары сыпались на меня, будто бы чья-то щедрая рука держала надо мною рог изобилия. Но я не чувствовал боли. Я так рванул ремень, что оторвал пряжку ко всем чертям. Повалив Тройда на живот, я принялся спускать с него брюки.
— Тебе не будет больно, — бубнил я, — я видел, как это делали в одном фильме. Я сделаю это с тобой, а потом ты сделаешь это со мной...
Мне удалось слегка обнажить место, находящееся чуть пониже поясницы. Это меня завело до такой степени, что я потерял всякую бдительность. Тройд вскочил, перевернув
меня на спину и принявшись колошматить. Он называл меня самыми обидными эпитетами, а я истерически хохотал, выглядя в его глазах полнейшим дурачком.
Он сказал, что я, как наш пес, который за неимением сучки, лезет на кота. Я сказал, что мне не нужны сучки, что я люблю и хочу только его. Тройд обозвал меня педиком и извращенцем. У меня уехала крыша. Я сказал, что отдам ему все свои сбережения, все, что копил, чтобы купить себе одуренный сноуборд, если он поцелует меня по-взрослому. В ответ на такое предложение я получил кулаком под глаз. Улучив момент, я снова вырвался и снова напал. Мы продолжали кататься по полу, задев вазу, которая с грохотом разбилась. На шум прибежали родители. На вопрос "что случилось?" Тройд, краснея, отвечал, что подрались. Он бы не пережил, узнай родители истинную суть вещей. А я сидел и просто ржал с огромным фонарем под глазом, потому что мне на это все было ПОФИГ.
2
Внезапно Тройд сильно заболел. Он падал в обморок и в конце концов отключился, не приходя в себя весь день. В больнице, на обследовании, врачи были очень удивлены и
даже собрали консилиум, но все равно ничего не решили.
Болезнь не была выявлена, а следовательно, как лечить ее врачи не имели ни малейшего представления. Тройда отправили домой, выписав какие-то непонятные таблетки с названием, от которого скручивался в трубочку язык. Конечно все это было сделано для отвода глаз. И самой тупой овце было бы понятно, что брату поможет эта ерунда. А еще они сказали, что он так слаб, что скоро умрет. Эта новость пригвоздила меня к полу. Я даже чувствовал невидимые молотки, прибивавшие мои ступни гвоздями. Я начал кричать и кричал так громко, пока измученная мать не увела меня, чтобы закрыть в своей комнате. Я не мог допустить, чтобы Тройда не стало. Он превратился в единственный смысл моей самовлюбленной жизни, в которой до этого был только культ собственного эго.
Я плакал навзрыд, кричал, стонал, бился головой об дверь, чтобы меня выпустили и разбил кулаки в кровь. Я не мог его потерять — я потерял бы себя.
— Тройд, мой мальчик, мой любимый котенок... — бормотал я, называя его самыми что ни на есть ласковыми именами.
Слезы смешались с кровью на моих пальцах и я растирал все это по своему лицу. Мне действительно хотелось убиться головой об стену.
Я слышал, как рыдает мать, как молча ходит убитый горем отец, как брат мечется на подушках в бреду и агонии. Все заканчивается. Карусель жизни остановилась. Звенья
цепи заржавели. Родители едут хлопотать о похоронах, а я остаюсь один и мне совсем не страшно. Я больше не могу плакать. Я застыл в немом неверии. Это Тройд. Его больше
нет. Нет меня. Нет ничего. Что же тогда есть?
Я смотрел на его лицо, будто бы живое, только очень бледное. Он также красив и в этой бледности. Я буду такой же в гробу. Красивый. А что, если умереть с ним? Теперь жизнь
потеряла всякий смысл. Я смотрел на него и подловил себя на мысли, что все еще его хочу. Даже мертвого. А что, если... Никто не узнает. Нет. Это... Я с ума сошел.
Я прикоснулся к его губам-льдинкам своими губами. Красные пряди обрамляли лицо Тройда, бледное, какое-то торжествующее и величественно-прекрасное.
—Тройд, ты — бог! — проговорил я, опустив голову на руки.
Слезы текли сами по себе. Когда я поднял, наконец, заплаканное лицо — обомлел: Тройд смотрел на меня, взгляд его горел, а на губах блуждала загадочная улыбка. Я вскочил с места, машинально схватившись за крест и сразу же уверовав в Господа.
Тройд ржал надо мной.
— Как... ты не... — начал я, теряя дар речи.
— Не дождешься, — сквозь смех проговорил он.—Еще чего! Ну, заболел немножко...
— Быть может у тебя был маленький летаргический сон? — предположил я. — Я читал об
этом в одной газете.
— Быть может, — ответил он, перестав смеяться и как-то странно посмотрев на меня.
— Как себя чувствуешь?
— Отлично! — сказал он и вскочил с постели так бодро и резво, что я не мог прийти в себя от удивления.
— А ты разнылся тут, как баба, — передразнивая меня, сказал Тройд. — Все со мной нормально, я целую вечность проживу. А родители где?
— Пошли заказывать тебе гроб, — сконфуженно проговорил я.
Он улыбнулся, будто услышал невинную шутку:
— Гроб? Что ж, не отправлять же его обратно, пусть будет, пригодится.
"Откуда это у него взялось чувство черного юмора?" — подумал я.
Но действия моего брата поразили меня еще больше. Тройд подсел ко мне. Вначале он легонько куснул меня за ухо, а потом чмокнул в губы. Видя, как это меня шокировало и
испугало, он начал хохотать.
— В чем дело, малыш, ты же так хотел этого?
Мне было не до смеха. Я смутился и не знал, что мне делать. Он смеялся, издеваясь надо мной!
— Ты такой бледный после болезни, — сказал я, чтобы сказать хоть что-то. Тройд пристально смотрел на меня. Я увидел это, слегка отведя глаза в сторону и немного покраснел. Он провел пальцем по моей нижней губе и, оттянув ее своими губами, чмокнул. Дальше я почувствовал, как язык моего брата пробирается ко мне в рот. Я замер. Не слишком ли далеко Тройд зашел в своих шутках? Да он сам на себя непохож, что за штучки!
Я сидел, словно меня огрели по голове кувалдой, а его язык по-партизански пробирался ко мне в рот и вскоре прогуливался там, как у себя дома. Я поймал его своим языком и мне было так приятно, что я готов был отказаться от компьютерных игр на полгода. В голове проносились различные мысли: "Говорил, что плохо целуется! Врал... Наверное была отличная практика... Сейчас привезут гроб... Боже, как приятно... Он — Бог", — мысли
путались, разлетались. Брат продолжал ласкать мой язык и мои губы. Мне казалось, что я вот-вот наделаю себе в штаны от нахлынувших на меня ощущений. Внутри все замерло.
Он сжал мою ладонь в своей. Язык, к моему разочарованию, змейкой выскользнул из моего рта. Я посмотрел на Тройда, краснея, лишь спросив:
— Зачем?
Он посмотрел на меня. Вначале серьезно, а потом рассмеялся:
— Так ты же сам хотел. Дурашка! В следующий раз я непременно тебя трахну. А сейчас
мне нужно прогуляться!
Он пошел к выходу.
— Тройд! — окликнул я.
Он не обернулся и вышел, продолжая хохотать. Я взглянул на часы: половина двенадцатого. Прогуляться в такое время и после такой болезни? И где родители? Я ничего не понимал.
Кстати, вскоре они пришли вместе с гробом. Оказывается, матери стало плохо с сердцем и они задержались в больнице. Я сказал им, что гроб теперь не понадобится, потому что
Тройд жив и пошел прогуляться. Они посмотрели на меня, как на полоумного и сказали, что такими вещами не шутят. Конечно же они мне не поверили!
Когда отец не нашел Тройда в постели, он едва не побил меня, спрашивая, где труп и обзывая маньяком. Ну что я мог ему мог объяснить! Я закрылся в своей комнате, чтобы отец в состоянии аффекта не размозжил мне череп. Что было дальше, я не знаю. Укутавшись в одеяло, я начал представлять язык Тройда у себя во рту, пытаясь пережить те сказочные минуты снова. Я так перевозбудился, что почувствовал своей необходимостью посетить туалет, но под дверью караулил взбешенный отец. В эту ночь неплохо удобрился кактус.
3
Я не слышал сцену встречи родителей с живым и невредимым Тройдом. Я знал, что теперь могу выйти из своей комнаты и вышел оттуда с высоко поднятой головой, с видом
несправедливо обиженного короля. Отец просил извинения, но я игнорировал его в гордом величии. В глаза Тройду было страшно смотреть. Они так бешено горели, что от этого кидало в дрожь. Я чувствовал, что он надо мной посмеивается.
Родители решили устроить праздник, чтобы отметить воскресение моего брата. Было столько вкуснятины! Я следил за своей бесподобной фигурой, поэтому ел мало (я не
допустил бы пары лишних килограмм). Тройд, как ни странно, к еде вообще не притронулся. Я почувствовал, как он трогает мою ногу своей ногой под столом. Кусок застрял у меня в
горле. Его рука с тонкими благородными пальцами уже гуляла у меня под футболкой, опускаясь все ниже. Меня, наверное, прошибло разрядом тока из-за этого. Было, естественно, не до еды. Я захотел брата до такой степени, что готов был овладеть им прямо на кухонном столе. А его подлая рука находилась уже там, где ей сейчас быть не полагалось. От этих прикосновений я готов был биться в агонии оргазма. Видя, в какое положение он может поставить меня перед ничего не понимающими родителями, Тройд улыбался, а его такая нежная, шелковистая кожа продолжала касаться меня, потому что его руки продолжала делать свое дело, находясь в моих брюках. Я вскрикнул. Мать спросила в чем дело. Я ответил, что мне плохо, что я переел (хотя все практически осталось недоеденным). Натянув футболку
