Укрепрайон

и похоти. Ты развратила наших воинов, тебе нет места среди праведников, – командирша кивнула Осипову. ¬Ты можешь ей отомстить. Ты же тоже жаждал её тело? Иди сюда.
Осипов, испуганный и жалкий, совсем не такой бравый и сильный, как буквально полчаса назад, подошёл к ней. Командирша всунула в руку ему пистолет и приказала.
¬– Стреляй в неё. Она должна умереть.
– Но, почему она? Она фельдшер, нам нужна медпомощь, – возразил Осипов.
– Стреляй! – крикнула на него командирша.
Осипов поднял пистолет и нацелился в лицо Асели. Командирша отпустила её и отошла за Осипова, майору показалось, что она улыбается. Рука лейтенанта дрожала, палец неуверенно жал на курок, но не до конца, чуть надавив, в ужасе отходил назад.
– Ты жалкий, нечистый, – спокойно сказала женщина и забрала у него пистолет. – Тебе был дан шанс искупить свои грехи.
После этих слов она, не задумываясь, вскинула пистолет и нажала на курок. Асель вскрикнула, но выстрела не было. Командирша для наглядности нажала курок много раз.
– Думаешь, он не заряжен? – ¬спросила она Осипова и резким движением приставила дуло к его уху и нажала курок. Голова Осипова на мгновение отделилась от тела, выстрел прозвучал оглушительно, а на предателей хлынуло то, что раньше было головой лейтенанта.
– Детские фокусы, – громко сказал майор. Командирша долго смотрела на него, но ни разу не направила дуло в его сторону. Казалось, она о чём-то думает.
– Ты прав, защитник нечестивцев, – сказала она и поманила пальцем к себе Киселёва. Из строя предателей вышел переодевшийся, вымытый и начищенный, как самовар, Киселёв. – Ты хочешь убить своего командира?
¬– Вы мой командир! ¬– с готовностью ответил Киселёв.
– Хм, нет, ты ошибся. Вот твой командир, – она показала на майора. –¬ Не хочешь свести с ним счёты?
– Я не буду убивать безоружного, – гордо ответил Киселёв, командирша глухо расхохоталась.
– А девку пристрелишь? Или нет, перережь ей глотку, а? Никто не должен остаться в живых из нечистых, ты же знаешь об этом, не правда ли? – она вытащила длинный нож с чёрным лезвием. В отблеске защитного костюма лезвие пропало, нож стал невидимым.
– Они всё равно все погибнут. Зачем её убивать? – недоумённо спросил Киселёв.
– Действительно, она нам ещё понадобится, – командирша с презрением посмотрела на труп Осипова. – Этот жалкий выродок был прав, кому-то она ещё понадобится. Кто хочет её взять? Ну же, не стесняйтесь. Можете брать её по  кругу, пока не сдохнет. Вы же все хотели её, не так ли?
Строй предателей зашевелился, большинство осталось стоять, но вышло два человека, отдав автоматы товарищам. Командирша захохотала, сделала невидимый другим жест стражам, и один из них двумя быстрыми выстрелами уложил солдат.
– Убрать эту мерзость, – приказала командирша. Из строя предателей вышли дежурные и за ноги потащили три трупа в дальний конец автоцеха, где лежали уже больше тридцати человек внавалку. – Ну, так кто ещё хочет осквернить себя перед решающей битвой?
Все стояли молча, Киселёв гордо смотрел на них, вся его фигура выражал непонятную гордость и величие.
– Ты говорил, что создал братство, собрал людей надёжных и верных. Где они, почему я не вижу их рядом с тобой? – командирша потёрла лезвие ножа о рукав, не то очищая, не то желая занять чесавшиеся руки.
Из строя вышли четыре офицера и девять солдат. Они встали перед Киселёвым, ожидая приказа.
– На колени! – приказала командирша и толкнула Киселёва в спину. ¬Ты тоже, вставай.
Они встали перед ней на колени, покорно склонив головы. Майору показалось, что они сейчас начнут коллективную молитву. Комиссар рассказывал, что внутри базы гуляет какая-то секта, что застукал один раз окончание этой молитвы, но устав не запрещал религиозные обряды, а даже поощрял развитие духовности у личного состава. Вопреки уставу, майор это не одобрял и старался всячески пресекать, отправлять особо религиозных в другие части, меняя порой с доплатой из резервного фонда. Такой малый бизнес по торговле неугодными солдатами и офицерами процветал везде, с открытого покровительства высшего командного состава, имевшего в этих сделках неплохую долю. Но нет, молитвы не началось, они стояли так больше десяти минут, командирша стояла и смотрела на них, а комиссар ухмылялся. Он хотел что-то показать майору, но руки были связаны, поэтому мотал головой, будто бы кто-то душил его удавкой.
– Вы все члены братства. Вы послужили хорошую службу, открыли ворота Стражам праведного суда. Каждый из вас достигнет Третьего неба и вернётся на землю обновлённым, в новых одеждах не ангелов, но и не человека. И теперь вам осталось искупить свою вину перед Богом, оставить всё мерзкое этому миру, отдать Вельзевулу его!
С этими словами командирша встала позади Киселёва и одним сильным движением перерезала ему горло. Потом пошла к следующему, а члены братства стояли покорно, будто бы загипнотизированные. Она резала их, как скот в древности, как резали горло предателям, презренным, кто предал веру и господа, прельстился чужим законам, не соблюдал истинного закона.
– Не зачем было устраивать этот театр. Вы нас не напугаете, –¬ сказал майор.
– А у меня и не было задачи пугать вас, – командирша вытерла нож о куртку последнего солдата и подошла к майору. – Если бы я хотела, то вас бы уже порезали на куски.
– Верю, но это вам бы тоже не помогло. Что толку от нас мёртвых? ¬– майор увидел её глаза напротив своих. Защитный костюм больше не мешал, и он смог разглядеть её лицо. Что-то было в нём знакомое, до боли, до тошноты. Некрасивая, но и не уродина, больше похожая на мужчину.
– Да, вы нам нужны. И вам придётся мне помочь.
– Почему вы решили, что мы будем вам помогать? – спросил майор.
– Тогда вы увидите, какого цвета внутренности у этой милой девушки. И ещё четверых, они как раз должны скоро прибыть. Я вызвала от вашего имени разведку назад. Они взяли шесть гражданских. Должны ли они умереть так или пусть проживут сколько смогут?
Командирша махнула рукой, и десять человек из строя предателей стали развязывать майора, комиссара и ещё двух офицеров, которых  схватили прямо в ЦУПе, двое других погибли в перестрелке.
– Освободите остальных. Нет толку держать их так, как бы вам не нравилось средневековье. Нет, не средневековье. Наша истина гораздо старше и мудрее, глубже, – командирша махнула на оставшихся, и их стали развязывать. Асель садилась рядом с каждым, завершая свою работу. Губы её дрожали от рыдания, но руки делали всё спокойно, быстро, без лишних движений.
– Майор, вы знаете больше, чем видно в вашем лице. Как жаль, что вы не готовы и не хотите принять Истину.
– И, правда, не готов, –¬ майор с трудом поднялся. Руки не слушались, ноги готовы были подломиться от долгих часов стояния на коленях. Комиссар выглядел бодрее, несмотря на разбитое лицо, и поддержал майора под локоть.
– Вы думаете, что в ваших руках огромная сила, а на самом деле вы несёте бесконечное горе.
– Сила всегда несёт горе нечистым, только праведники способны её постичь, – звонким голосом ответила командирша, и безмолвные стражи выкрикнули какое-то изречение на древнем языке. Это прозвучало так нелепо и жутко, что вздрогнули даже послушные  предатели, повторяя слова, не зная их смысла.
– Господь вложил в наши уста смертельный огонь! Мы скажем слово, и мир очистится!
– Вы не знаете нужного слова, – перекричал её майор. – У вас ничего не получилось и не получится! Вы не знаете, какому Богу надо поклониться. Вы ошиблись! Прельстились лживым обещаниям!
– Заткнись! ¬– командирша с размаху ударила майора рукояткой ножа в висок, и он потерял сознание.

12
Это напоминало какое-то ритуальное действие из забытых времён, не хватало алтаря и ягнёнка, которому будут медленно резать шею, дабы насытить жадное божество свежей кровью. Жрецы облачены в белые одежды до пят, всё мирское и грязное отброшено в сторону и скоро будет сожжено, что не мешало жрецам и их помощникам держать в руках вполне мирские винтовки – это выглядело нелепо.
Майор с комиссаром, не смотря на всю тревожность обстановки, переглядывались, украдкой ухмыляясь, когда какой-нибудь страж, облачённый в одеяния праведника, вскинет винтовку, решив, что кто-то намеревается противиться воле божьей. Воля волей, а подстраховаться всегда не лишнее.
Командирше белое одеяние шло больше всех, она стала похожа на женщину, пускай и в бесформенной одежде. Как бы она ни старалась походить на мужчину, черты лица, линия губ выдавали в ней обыкновенную женщину, вполне симпатичную, если не гримаса ревнителя, искажавшая лица всех стражей. Майору они все казались на одно лицо – безумное ревнивое лицо не человека, а истукана, жестокого и бессердечного, уверенного в своей правоте, разговаривать с ними было бессмысленно, слова, доводы, вопросы пролетали сквозь них, как вода через решето, не задерживаясь ни на минуту.
– Вы давали присягу, майор, – командирша стояла у стола оператора, за которым сидел майор.
¬– Давал и буду верен ей, – спокойно ответил майор, уже догадавшись, к чему она клонит. Он поймал немного безумный взгляд Асель, она пыталась делать ему знаки лицом, чтобы он не делал этого. Она была готова умереть, так ей казалось, но майор отлично знал, что не готова, тем более рядом со Ржавым, её для антуража сковали цепями, обмотав, как бочонок, у которого треснули доски, майор видел такие в детской книжке, только их обматывали верёвками. Он вспомнил весь корабль. Мачты, ванты, канаты, капитана, одного, с чёрной трубкой во рту.
– Вы меня не слушаете, майор, – без злости, улыбнувшись, сказала командирша. – Вот, вы же видите, что должны подчиняться моим приказам. Видите?
– Вижу, вот уже сижу и подчиняюсь, ¬– майор перевёл взгляд от приказа на экране на четырёх девушек, одна была сильно старше, но для него они все были молодыми красивыми девушками. Особенно его поразил взгляд высокой черноволосой девушки, руки у неё были связаны, во рту кляп, но вот глаза, большие синие глаза кричали ему, умоляли, как Асель.
¬– А, вы хотите поговорить с пленными. Вытащите ей кляп, – скомандовала командирша, и один из стражей вытащил кляп изо рта черноволосой девушки.
Девушка, мотнув головой, распрямившись, тугая коса упала ей на грудь, закричала, что есть сил, сначала побледнев, а потом покраснев от напряжения: «Не делайте этого! Умоляю вас, не делайте этого! Не жалейте никого, не надо нас жалеть!»
– Заткните её, – скомандовала командирша, и девушке залепили рот скотчем, забыв сунуть кляп. – Какие чувства, а ведь она не понимает, как неправа. Видите эту рыжую? Она бы сделала это, не задумываясь. Видите, сколько в ней праведного гнева?
– Гнев вижу, но он слепит. Она не видит правды, – ответил майор. – Приказ я понял и выполню, как велит мне долг. Но, я хочу, чтобы вы меня услышали –¬ это ни к чему не приведёт. Вам всё равно придётся разбудить МАРКа, без него запуск невозможен.
¬– Разбудим, не сомневайтесь. Мне нужны ваши коды, мне нужны вы. Вы не принимаете решения, но исполняете долг и ставите подпись под протоколом. Не боитесь ответственности?
– Ответственности не боюсь, а людей боюсь, ¬– ответил майор и взглянул на рыжую девушку, бешено пучившую глаза. Пожалуй, эта нажмёт кнопку, не задумываясь. Он поймал взгляд