Брежнев и Я

два счёта, как миленький».
– Да… я женат, Леонид Ильич, – неуверенно сказал он.
– И я тоже, – и как показалось Пескову, с грустью, ответил генсек.

Вот по бокам, в шаге от Зыкиной, заняли  свои места баянисты. Они дали небольшое, жалобное вступление и Зыкина запела своим  очаровательным голосом. В ладони  своей  правой руки она, за  кончик, недалеко от  своей выдающейся  груди, держала  белый  платочек и красиво  помахивала им в  такт мелодии. «Как будто кому-то сигналы подаёт». – В этот  момент  подумалось Пескову.

Я обезоружена, я обезоружена.
Я обезоружена и ты очень нужен мне

Я обезоружена, я обезоружена.
Я обезоружена и ты очень нужен мне.

Я обезоружена, я обезоружена.
Я обезоружена и ты очень нужен мне.

Я обезоружена, я обезоружена.
Я обезоружена и ты очень нужен мне.

Я обезоружена, я обезоружена.
Я обезоружена и ты очень нужен мне.

Я обезоружена, я обезоружена.
Я обезоружена и ты очень нужен мне.

Я обезоружена, я обезоружена.
Я обезоружена и ты очень нужен мне.

Я обезоружена, я обезоружена.
Я обезоружена и ты очень нужен мне.

После нескольких  плавных, напевных  аккордов баянов мозг  Брежнева расслабился. А томный голос народной певицы и такие ясные, простые 
человеческие слова окончательно  добили его. И Брежнева  снова  потянуло в сон. Он осоловел. Веки  отяжелели и повинуясь законам  гравитации  закрыли  его глаза. Всё было как тогда, давным-давно. Тысячу лет назад. Когда его вот также убаюкивала в люльке мать. А Зыкина  всё продолжала и продолжала  петь свою  томную,  полную  секса  песню. И посылать, кому-то,  свои  приветы,  а может  быть  и  определённые  сигналы,  своим  белым  платочком.  А  может быть, даже и самому Леониду Ильичу.

И опять в мозге Брежнева  стала  разворачиваться  удивительная,  прекрасная картина. Он  увидел  себя  под  высокой, кудрявой  берёзой.  Лето. Он увидел себя  несколько  помолодевшим. И он обнимал, прижимал к себе женщину. И да! Это была она! Это была Людмила  Зыкина. Это была его Людочка! На ней  было какое-то  красивое  платье, сшитое по народным мотивам. А её  талию  обрамлял  офицерский  ремень  белого цвета. На ремне  же  висела кобура  из которой  торчала  рукоятка  пистолета. Вот  только по рукоятке  он всё ни как, как не  силился, не мог  разобрать  марку пистолета. То ли это был ТТ то ли  Макаров?.. И вот он нежно прикасается своими  губами к её  губам. При  этом  он ясно  чувствует  жар  её  дыхания. И  в  следующую  минуту  их  губы  сливаются  в  страстном  поцелуе. Дальше – больше. Он  снимает  свою  руку с тали  Людочки и опускает  ладонь  на её ягодицу. Зыкина  не прерывая поцелуя, с уважением, водворяет его ладонь  на прежнее место. Это его заводит. Через несколько секунд он повторяет свой  манёвр. И опять  то же самое. Кажется Зыкина  неприступна. Но вот он идёт на  военную  хитрость. Он открывает кобуру, которая висит на её офицерском  ремне, достаёт из неё пистолет… и тут он, к своему удивлению, ясно видит, что  это  револьвер  системы «Наган!»  Но это для  него уже не столь важно. Это для  него  сейчас не самое главное. Главное это Людочка и её такая шикарная, пышная, аппетитная попка. В  которой  утопают  его  пальцы  стоит  ему  лишь к ней  прикоснуться. И вот он швыряет этот  грёбаный  револьвер, куда-то там, в высокую  траву. И вот  теперь он уже  уверенно кладёт свою ладонь на её ягодицу и со страстью впивается в неё всеми  своими  алчными  пальцами. От чего Людочка, не прерывая  поцелуя,  слегка, наигранно, взвизгнула  и  ещё  сильнее  прижалась  к  нему. При этом своею правой ножкой обвив его левую ногу.

А он… а он же  всё  сильнее и сильнее, всё  глубже и  глубже  запускает свои  пальцы в её тело. И вот  он уже… Но в это  время он опять  слышит 
какой-то противный шум около его правого уха. Видение  постепенно начинает растворятся. И он  больше  не видит  ни себя  ни Людочки. А треск  возле уха  становится  всё  сильнее и сильнее… И вот, наконец, он приходит в себя. Ему требуется  некоторое  усилие  чтобы открыть глаза. Это опять  Песков  своим  нехитрым приёмом  вывел  Брежнева  из  коматозного  состояния  и  привёл  его  в  чувства.

Брежнев понимает что произошло. И если  честно сказать то ему  очень обидно,  что  с ним, вот  уже  несколько лет, в  последнее  время,  происходит одна и та же картина. Приезжает  в концерт, хочет  послушать  хорошую, любимую  им  музыку. Посмотреть на  любимых им артистов… и засыпает.
Его постоянно клонит в сон, стоит только ему поудобнее устроится в кресле и начать слушать концерт.

Но сегодня от этого ему не по себе. Раньше, при  прежнем  пресс-секретаре, он не  стеснялся этого. А сегодня, перед  новым, ему не хотелось выглядеть полной  развалиной. И он  решил показать этому  щеглу, что он полностью в порядке и держит ситуацию под контролем.
– Хорошая  песня, – пробормотал он. Челюсти почему-то не  слушались его, – политически  грамотная. Вот даже марсиане  понимают, что  надо
разоружаться! А американцы не понимают!
– Да, Леонид  Ильич, хорошая  песня.  Абсолютно  правильно  вы  заметили:
очень актуальная. Побольше  бы таких  песен. А американцы, ну прямо дебилы  какие-то, что  не хотят  разоружаться, – снова  оседлал  тему Песков.
– Ну  зачем  ты  так, – уже  полностью  придя в себя  продолжил  беседу Брежнев, – всё-таки наши партнёры. Только от наших двух стран зависит мир во всём мире.
– Понял, Леонид Ильич, учту на будущее, – в душе  Песков  сетовал  на себя, что  не  научился  ещё читать  мысли  генсека, как он уже  читает мысли своей жены и тёщи.

И вот уже снова на сцену вышли ведущие  сегодняшние концерта. Публика конечно же обратила внимание на смену в составе этого коллектива.Теперь вместе с Ангелиной Вовк  стоял сдержанно  улыбаясь, довольный Игорь Кирилов.
– А где тот?.. – обронил  Брежнев, рассматривая  ведущих  в  армейский бинокль.
– Не знаю, Леонид Ильич, – ответил в замешательстве Песков, не понимая о чём идёт речь, – может инфаркт или инсульт…

Вовк набрала воздуха в лёгкие и…
– А  сейчас  перед  вами  выступит  большой  детский  хор  всесоюзного радио и центрального телевидения.
– Они исполнят  песню  родившуюся в годы гражданской войны, – продолжил Кирилов, – песня о Щорсе.
– Но нашему народу, – тут Вовк  взяла  несколько  поучительный тон, – она больше  известна как «Шёл отряд по берегу…» После чего  пара оставила
сцену.

После того, как пара удалилась, на сцену гурьбой высыпали мальчишки и девчонки. Они быстро, организованно  заняли  приготовленные для них
помосты, каждый  занял  заранее  отведённое  для него место. И после  того, как руководитель хора оглядел их начальственным взором, успокоились и приготовились  исполнять. Руководитель  хора и дирижёр оркестра переглянулись между собой. После чего дирижёр взмахнул палочкой и заиграло вступление. Дойдя до нужного места детвора вступила:

Шёл отряд по берегу,
Шёл из далека…

Леониду  Ильичу  нравилась  эта  песня. Хоть  он и не  был  участником гражданской  войны… песня вызывала в нём  тёплые  чувства о его детстве и молодости. Когда  он с товарищами  по классу  пел её на уроках  пения. А потом на субботниках с такими же как и  он парнями и  девчатами. Песня его как-то тепло обволокла, потом мягко закутала в одеяло  под названием сон. И вот  его  уже  поволокло, понесло  по  волнам  его  памяти. А  потом  его мозг вдруг неожиданно бросило в океан бушующих событий и страстей подназванием «Гражданская война». В самое её пекло.

Леонид Ильич увидел  себя  помолодевшим на лихом, гнедом  жеребце, подаренным ему лично Карл Марксом, который лихо нёс его на себе  прямо в гущу  неприятеля. Да, это был бой! Кровавый и беспощадный. И он  каким-то там чувством понимал, что ему в этом бою отведена  решающая роль. Он
молод и полон  боевого  задора, физических сил. И он решает не жалеть себя ради дела  революции. И ещё он прекрасно знает, что за битвой, в бинокль, наблюдает Ленин  из Кремля. И ему  нельзя  осрамиться. Вот он, вместе с конём, врезается в самую гущу вражеского войска. В его левой руке поводья. В правой сабля подаренная самим Будённым. Вот он взмахнул саблей, наотмашь, и со всей силы рубанул по правому флагу  неприятеля. От его удара, на его глазах, неприятельское  войско  растворилось в воздухе. Затем он лихо  перебрасывает саблю из правой руки в левую и одновременно поводья из левой руки в правую. И вот уже  он левой  рукой рубит  басмачей в чалмах с левого бока. Те, с душераздирающими  криками и воплями: «Салам  алейкум», – штабелями ложатся у ног его коня.

Но одному из них всё-таки удалось уцелеть. И он спасается от него бегством. Но не из  того  теста  сделаны  большевики чтобы от них  можно  было вот так запросто удрать. Леонид Ильич  начинает  погоню. И он всё  пытается вспомнить: где  он  раньше  видел  лицо  этого  басмача? Он  даже, откуда-то,  знает, как зовут  этого  басмача: Рашидов. Но вот где он раньше  видел его он всё ни как вспомнить не может…

И  вдруг басмач  оборачивается  и  бросает  в  него  гранату.  Раздаётся неслышный взрыв. Осколки гранаты убивает под ним коня. И он кубарем,
куда-то  там, катится. Оглядевшись  он  видит  возле  себя  пулемёт «Максим» и бросается к нему. Лента  заправлена… «Врёшь, не уйдёшь», – говорит  он себе. Наводит  мушку на убегающего  басмача и давит  на гашетку. Но пули летят, почему-то, всё  мимо и мимо. И вдруг  неожиданно  заклинило  лену. Это на долю секунды обескуражило его. Но не из того теста сделаны большевики чтобы не найти нужного решения в любой ситуации. Оглядевшись вокруг он видит в паре  метров, от себя, артиллерийское  орудие, трёхдюймовку. И бросается к нему. «Молодец  товарищ Брежнев,
хорошо воюет, – слышит он, как кому-то в кремле  говорит  Ленин, – надо  будет  ему  народного  дать!» – Это его ещё больше воодушевляет. Подлетая к орудию он кричит кому-то, то ли в сторону, то ли  за  спину: «Снаряд, снаряд»! – «Вот, Леонид  Ильич, возьмите пожалуйста». – Он  оборачивается  и видит  перед  собою  маршала  Жукова в полном  парадном  облачении. «Я сделал  всё, как мне было рекомендовано, – произнёс маршал голосом его отца, – вставил  ваше имя в свои  мемуары. Ну, типа: я приезжал  чтобы  посоветоваться с вами  на счёт  взятия  Берлина.  Но мне  сказали, что  вас  нет  на  месте. Вот  так  мы с вами и разминулись, и  не встретились за всё время войны ни разу. Хотя моя разведка мне докладывала, что в это  время вы парились в бане с бабами». – И вдруг  Жуков  запел: «Малая земля. Священная  земля». (Это детский хор на  сцене уже  исполнял  другую песню. Но Песков  решил не будить Брежнева. Ему стало жалко прерывать сон этого утомлённого жизнью человека. «Пусть солдаты немного поспят». – Вспомнилась Пескову строчка из какой-то  песни когда он смотрел на мирно отдыхающего Генерального Секретаря).

… Oн выхватил  снаряд  из рук Жукова, загнал  его в орудие и… и было хотел уже  произвести  выстрел, как  почувствовал  что его кто-то  хлопает по плечу. Он обернулся и увидел  вместо  Жукова огромного паука с лицом Черненко. И вдруг паук набросился на него и крепко  схватил его в свои объятия. А потом стал окутывать его своей