Брежнев и Я

же фильм, Леонид Ильич? Что по нашему  телевидению в новостях показывали? – ошарашено, недоумённо, просто в шоке от
услышанного им, спросил Песков.
– Фильм?..  –  удовлетворённо,  от  реакции  пресс-секретаря,  произнёс Брежнев, – так  его  потом  американцы в Голливуде  сняли. Причём  тайно… подпольно… Как они там героически Луну покорили. Мне об этом Андропов докладывал. – Брежнев глубоко затянулся, выпустил клуб дыма из своих
лёгких и продолжил:
– А потом звонит мне их президент Никсон и вежливо так говорит:
– Здравствуй  Леонид, – и Брежнев  стряхнул  пепел с конца  сигареты в пепельницу.
– Ну, я ему отвечаю: «Здравствуй Никсон». – А он мне:
– Леонид,  есть  у  меня  к  тебе  дело.  Просьба,  так  сказать… прошу  в просьбе не отказать. Для меня и для всей  нашей Америки это будет очень
важно.
– Ну, я ему отвечаю: «Говори Никсон». – А он мне:
– Не мог бы ты, Леонид, ради  нашей дружбы, с тобой. Ради  разрядки в международной обстановке. Ради налаживания  взаимоотношений  между
нашими  странами. Ради мира во всём  мире. Во имя идей 
Марксизма-Ленинизма, которые живут и побеждают. Во имя Господа  нашего Иисуса Христа сказать им всем, ну кто будет тебя  спрашивать:
«Были ли американцы, на Луне?» – Сказать: «Да, были!» Для нас  будет это очень важно. А я тебя за это отблагодарю! Ты в благодарности моей не сомневайся.
– Ну,.. я подумал… подумал и отвечаю ему:
– Хорошо,  Никсон, – Брежнев в очередной  раз  затянулся  и  выпустил клуб дыма, – а он и правда не обману. Прислал  мне потом  ведро  зажигалок.
– А?.. а зачем же вы согласились на это, Леонид  Ильич?.. – недоумённо спросил Песков.
– Видишь ли в чём  тут  дело, Сергей, – поучительно  продолжил  Брежнев, – вся эта «лунная гонка» была только ради  престижа. Кто мол первый на Луне окажется, мы или американцы? Чья страна  первая – та значит в науке и технике  лучшая. Та, значит, самая  передовая  страна, в мире, и есть. А зачем нам в принципе эта Луна была нужна? Мы что?.. на ней нефть собирались качать, или уголёк рубить? А престижа у нас и так  хватает. Первые  кто  социалистическое  государство  на  земле  построили? – Мы!  Фашистов  разбили  мы! Первый спутник наш! Первый космонавт наш!.. Пусть и американцам  что-то достанется. – Брежнев  на  несколько  секунд  прервался, было  видно  что  он утомился. Затянулся, выпустил дым из ноздрей, потом  собрался с мыслями и продолжил. – Очень  много  она у нас  из народного  хозяйства  сил и средств изымала, эта «лунная гонка». А ведь мы только недавно из такой тяжелейшей войны вышли. Страна, народ ещё не восстановили свои силы. А Хрущ уже за Луной погнался.
– Извините, Леонид Ильич, кто? – Несмело перебил генсека Песков. Он понимал, что  сейчас  присутствует при  историческом  разговоре. Возможно,
даже, участвует в историческом  событии. Ведь о таком  он раньше  нигде  не читал и даже не слышал! И возможно именно ему, потом,  выпадет  честь
поведать миру, конечно же в своих мемуарах, об этих ещё доселе  не  известных человечеству событиях, связанных с, якобы, покорением  американцами Луны. И ему сейчас  очень  хотелось всё  прояснить для себя. Всё, во всех де-талях, события того  исторического  разговора. И запечатлеть, навечно, в своём  мозге  всё в  мельчайших  подробностях. Всё, что  связанно с этим  делом. Ведь то, что ему  сейчас  рассказывал  Брежнев он мог сравнить  только с тем  библейским  событием  когда Моисей спустился с горы Синай и принёс своему  еврейскому  народу  скрижали,  в  которых  были  написаны  десять  заповедей, кои  были  посланы им самим Господом Богом!
– Ну, Хрущёв, – несколько раздражённо  ответил  Брежнев. И в эту минуту Пескову  показалось,  по  голосу  Леонида  Ильича, что  ему  неприятно вспоминать  этого  человека. – Так  мы его тогда  промеж  собой в  ЦК  звали, когда он у нас  Генеральным  был. На кукурузе был  помешан. Как из Америки  вернулся  только о  кукурузе и думал. Только о кукурузе и  долдонил. Всё хотел американце догнать и перегнать. А как мы могли это  сделать? Ведь мы только-только из тяжелейшей  войны  вышли. А его, хрена  лысого,  амбиции заели… Ну так вот, я тогда так решил: пусть американцы будут первыми. Раз они первые, раз они на Луне побывали… то значит и гонки конец. Ох! и много же  тогда  мы  сил и средств  сэкономили, когда  из  этой  проклятой  гонки вышли. – Он  опять  затянулся, выпустил  дым и продолжил  далее с каким-то заговорщицким тоном, – мы потом решили на эти  освободившиеся  средства космическую  станцию строить. Что бы с неё, значит, поточнее  наши  ракеты можно  было  в сторону  американцев  направлять.  А  чтобы  американцы  об этом  не  догадались… мы её  решили «Мир» назвать… Только  учти, Сергей, то что я тебе сейчас  рассказал  есть  большая  государственная  тайна. И если ты о ней кому ни будь расскажешь, ну там под  хмельком в пивной. Или жене во сне проболтаешься. То тебя за это могут и расстрелять…

Вот  чего  Песков  совсем не  ожидал на своей новой должности так это такого  поворота  дела. Оказывается, что у него  расстрельная должность!!! И теперь он должен, всю свою  оставшуюся  жизнь, жить и мучиться  от мысли, что  его в любую  минуту, в любой день  могут  расстрелять. Вот уж  спасибо, жёнушка, вот  удружила. И это  называется: нашла  хорошую  работу!!! Су#а. Песков как-то посерел, потом позеленел, потом  покраснел, а потом  сделался мертвенно  бледным. Его  стала  бить мелкая  дрожь, как из Калашникова. Он схватил  пачку  сигарет с  журнального  столика, схватил  зажигалку  и  хотел было закурить. Но от того что его руки  тряслись он всё никак не мог попасть огоньком зажигалки в кончик сигареты. Наконец ему это удалось и он жадно, несколько  раз  затянулся.  «Да,  пока  не  поздно  надо  писать  заявление  на увольнение! Сегодня же и напишу. А потом быстро на вокзал или в аэропорт. Да, лучше  на  самолёт. Брать  билет до  Иркутска, а потом  затеряться, где ни будь, на просторах Сибири».

– Ну, зачем вы так со мной, Леонид Ильич? Что я вам  плохого  сделал? – жалобно  затараторил  Песков делая одну затяжку за другой, – вот жил я
себе и жил без всякой  государственной тайны! А теперь, что? Мне под  расстрелом ходить?
– Ха – ха – ха –ха! – Удовлетворённо рассмеялся Брежнев. По нему было видно, что он очень  доволен тем  эффектом который  произвела его шутка на пресс-секретаря. Потом закашлялся, затрясся всем своим могучим корпусом. В эту минуту Пескову показалось, что кресло под ним не выдержит и
вот-вот развалится. Так продолжалось около минуты. Потом смех иссяк и осталась только благодушная  улыбка  на лице Брежнева. Вот  он  отдышался, сладко  затянулся, выпустил  дым  из  своих  лёгких  и очень  миролюбиво, милостиво  глядя  на Пескова сказал:
– Да не расстреляем  мы тебя, не  расстреляем… вот  был  бы  жив товарищ Сталин – он бы расстрелял. А мы не расстреляем.
– А за что же ему меня  расстреливать  товарищ, Брежнев? – промямлил пресс-секретарь.
– Сталин? – на мгновение  задумался  Леонид Ильич, – он бы нашёл «за что!» Время было такое, – всё так же миролюбиво и ласково произнёс он.

Песков  продолжал  нервно  курить  постепенно  приходя  в  себя  после всего того, что с ним произошло за последние  двадцать минут. Оба они,
как-то, незаметно для себя  окунулись в свои  мысли и не сразу  обратили  внимание  появившуюся  перед  ними ладную  женскую фигуру. Женщина  ласково произнесла:
– Добрый  день, Леонид Ильич, не желаете  чаю или кофе? – потом  она повернула  своё  красивое  лицо  в  сторону  Пескова  и  недоумённо,  сурово, мельком, взглянула на него.

Песков тут же загасил свою  сигарету в пепельнице. И глубоко извиняющимся  взглядом, как  кролик, уставился  на  неё. Но женщина  уже  больше не обращала на Пескова никакого внимания. Всё её внимание  было приковано к Брежневу. Появление женщины  вывело Леонида Ильича из его дум и он стал с интересом рассматривать женщину. Потом произнёс:
– Что-то лицо мне ваше знакомо… вы давно здесь работаете?
– Вот  уже час, Леонид Ильич, – ответила  она на его  вопрос  красивым голосом.
– Новенькая что ли? – продолжал интересоваться Брежнев.
– Ну, как… новенькая, – несколько растерялась женщина, – я с тех пор, как  майора  получила  так  теперь  всегда при вас, Леонид Ильич. Вот дома у вас за  вами  ухаживаю. Виктории  Петровне  на кухне  помогаю. Напоминаю вам чтобы вы лекарства вовремя принимали.
– Зина, ты  что ли? – изумлённо  произнёс  Брежнев, – извини, не  узнал тебя в форме официантки… А боржоми у нас есть?
– Леонид Ильич, у нас всё есть! – повеселев ответила Зина.
– Тогда принеси  бутылочку  боржоми и два стакана, – после  этих  слов Брежнева Зина красиво удалилась.

Брежнев затушил бычок в пепельнице и немного помолчав  сказал Пескову доверительным тоном:
– Понравился ты ей, Сергей.
– Кому, Леонид Ильич, – несколько удивлённо произнёс Песков.
– Ну, Зине  нашей. Видел, как  она на тебя  посмотрела. Глаза её, прямо, так и сверкнули.

Оказывается  Брежнев, находясь в своих «думах» ничего  не упускал из вида. И, как ему  показалось, он, в  полнее  возможно, засёк  начало некой
интрижки между его  соглядатаем Зиной и его  новым  пресс-секретарём. Брежнев остался  доволен собою. Быть в курсе всего – было его коньком. Ему нравилось всё за  всеми  подмечать, считывать  информацию с лиц людей, разбираться в людских  душах и сердцах. Он знал, понимал, что  только  благодаря этим  его способностям, которыми  так  щедро  наградила  его природа, и ещё  какой-то  нечеловеческой  интуиции  которой,  возможно, сам Господь Бог одарил его, он и смог столько лет продержаться у власти. Он был доволен собою и вдруг.
– Так  это, Леонид Ильич,.. жена моя, – как-то буднично  произнёс Песков.
– Как жена? – ошалело спросил Брежнев.
– Ну… жена, – уловив раздражение в голосе  Брежнева в растерянности произнёс Песков. Хорошее настроение Брежнева  сразу куда-то  улетучилось.
И в несколько расстроенных чувствах он продолжил.
– И  что… расписаны вы с ней? –  продолжал раскручивать это дело Брежнев.
– А как же, Леонид Ильич, конечно  расписаны. Как  все  советские люди, – продолжал чуть ли не оправдываясь Песков.

Тут  вошла «официантка» и  поставила на журнальный  столик  бутылку боржома и два  стакана. Потом  полезла в карман  небольшого фартука и
извлекла  из  его  кармана  открывашку. Затем  ловко  открыла  бутылку и разлив напиток по стаканам  удалилась. Во  время  всей  этой  процедуры  Брежнев с нескрываемым любопытством рассматривал Зину. После того, как жена ушла Песков  как-то  напрягся. Несколько  подался всем корпусом в перёд, к Брежневу, и глубоко уважительным тоном спросил у того:
– Леонид Ильич, а можно вас спросит?
– Спрашивай, – несколько  равнодушно  ответил  Брежнев.  Но  это  его равнодушие было всего лишь маской за которой он сейчас  постарался
спрятать своё истинное настроение. Ему  вдруг стало не по себе. Он опять окунулся в океан своих мыслей. И самая главная мысль была та, что так его сейчас раздражала, расстраивала и не давала ему покоя, что Зина, его Зина! жена этого  щегла!!! «Почему она, вдруг, моя? Ведь у меня с ней  ничего не было!»