Взяв с престола евангелие и распятие, отец Аркадий вышел из алтаря и направился в уголок храма к обычному месту исповеди. Людей, как и всегда, на вечерней службе было не много. Почти все молящиеся, человек десять – пятнадцать, увидев священника, потянулись на исповедь.
За свою, почти двадцатилетнюю священническую практику отец Аркадий, так и не смог привыкнуть к исповедям. Быть свидетелем чужого покаяния, видеть признание ошибок, слышать мысли о переосмыслении жизни - все это умиляло и вдохновляло до слез. Но, вместе с тем, всего этого, за двадцать лет на исповедях было ничтожно мало.
У каждого был свой собственный мало изменяемый набор слабостей и пристрастий. Избавиться от них люди были не в силах, а с церковной точки зрения – эти вещи считались грехом. Неделя за неделей и год за годом, прихожане несли их в храм на исповедь. К рутинности всего происходящего, уже привыкли все, как священник, так и прихожане. Иногда, же, в череде, этих обычных исповедальных разговоров батюшке начинало казаться, что чужое, искреннее покаяние, он, сам и додумывал за людей, в своей собственной голове.
Священник посмотрел на прихожан, непроизвольно, прикидывая, сколько времени займет сегодняшняя исповедь. Люди, на протяжении многих лет, были хорошо знакомы отцу Аркадию. Он знал их беды и нужды. Разделял радости. Можно сказать, что это были его близкие хорошие знакомые и, даже, друзья.
Иногда в их компании, появлялись новые лица. Кто-то появлялся и тут же исчезал. Кто-то задерживался на месяцы и годы. Эти встречи вызывали интерес священника. Отец Аркадий вглядывался в такого человека, в надежде встретить в них свидетельство обретения веры и личной встречи со Христом.
Увы, из вновь пришедших, обретших веру, было невыносимо мало. Люди приходили или после скорбных событий, в растрепанных чувствах, теряя землю под ногами. Или же, с вполне, практичными запросами – отпеть, окрестить, обвенчать… Исполнение этих треб, было еще большей рутиной, чем череда исповедующихся прихожан.
Особой и достаточно болезненной статьей в служении священника, являлись случаи общение с приходскими сумасшедшими. Дело было не в психиатрических диагнозах. На них отец Аркадий старался не обращать внимания, справедливо полагая, что у всех в головах свои «тараканы», просто наличие этих «тараканов», у некоторых документально подтверждено. Тем более что масса людей с диагнозами, были вполне себе адекватны. Под сумасшедшими, священник понимал, людей одержимых бредовыми и крайне разрушительными идеями.
С фобиями, теориями заговоров и нездоровым мистицизмом в церковной среде дефицита не было. Пришествие антихриста, масонский заговор, ИНН, штрих-коды, экуменизм… Список можно продолжать до бесконечности. Какое-то время отец Аркадий пытался этому противостоять, приводил доводы и спорил. Но бесполезность и бесперспективность этих словесных баталий, очень быстро убила в нем полемический азарт.
Своих особо упертых, в этих бредовых верованиях, прихожан, отец Аркадий, миролюбиво просил не проповедовать свои взгляды в притворе храма. Сумасшедшие соглашались, удовлетворенные тем, что батюшка все понял, но в силу своего положения открыто соглашаться, просто не имеет возможности.
…Полтора десятка человек на исповедь, это было бы совсем ничего, если бы не последний человек в этой очереди. Этот, очередной приходской сумасшедший, довольно молодой человек, появился несколько недель назад. Приходя в храм, он всегда вставал на исповедь последним. В его тяжелых, размеренных словах, слышалась глубокая вера и непробиваемая убежденность. С мрачным взором, он вываливал куски цитат из Библии и святых отцов, предсказания Нострадамуса и Ванги, исследования каких то «ученых». Все это, по его мнению, указывало на скорый приход антихриста. Священнику стало и тяжело, и грустно.
На первой «исповеди» новичка отец Аркадий как мог, сопротивлялся. Прервав поток апокалиптических тезисов, батюшка попытался направить исповедника в сторону, непосредственно исповеди:
- А в чем вы каетесь?
- В чем каюсь?
- Ну, да. Вы же на исповедь пришли. Я должен прочитать разрешительную молитву. Это возможно только при покаянии. В чем вы каетесь?
- Вы же слышали, о чем я вам говорю…
- Это все очень важно и интересно, но на исповеди надо каяться. В чем вы каетесь?
- А в чем каются?
- Есть заповеди Божии. Их десять. Нарушая заповеди, человек грешит. Христианин согрешая, кается перед Господом, признавая свои ошибки. В чем вы каетесь?
- Каюсь в нарушении заповедей?
- Каких именно заповедей?
- Всех… Всех Божиих заповедей…
Взгляд молодого человека стал еще более мрачным и настороженным. Отец Аркадий смотрел на него с мыслью, что этого странного незнакомого человека он, совершенно точно, не готов причащать.
- Вы готовились к причастию?
- К причастию? Нет. Я только исповедоваться…
- Ваше имя?
- Аркаша…
- Ох, да ты, еще и тезка мой…
Отец Аркадий вздохнув, положил на голову молодому человеку епитрахиль и прочел разрешительную молитву…
…Исповедь прихожан проходила совершенно обычно. Аркаша, подошедший последним, сразу начал говорить о новых знамениях. Но было и кое-что новое в этом разговоре. В этот раз, Аркаша владел точной информацией о конце света. И дата эта была совсем не далекая – через неделю!
В какой-то момент отец Аркадий даже порадовался этому обстоятельству. Никакого конца света, конечно, через неделю не случится. И, соответственно, его новому прихожанину, будет намного сложней вещать об антихристе и прочей ерунде. Но радость отца Аркадия длилась недолго…
- И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни у Агнца… Все поклонятся… Все погибнут…
- Ну, ты Аркаша, человек церковный, ты не погибнешь. В грехах же ты каешься…
- Меня нет в книге жизни. Я это знаю. Мне надо, чтобы я был записан в эту книгу.
- Хм… А откуда ты знаешь, что ты не записан?
- Знаю. Мне это открыто духом святым.
Возразить против этого было нечего. Отец Аркадий взял паузу. Он, молча, смотрел немного в сторону от лица исповедника. Пальцы его руки в кармане подрясника медленно перебирали бусинки четок. В такие минуты священник молился. Он ждал исхода этой ситуации, совершенно не думая как из нее выкрутиться. Он перекладывал ее на Бога.
Через некоторое время Аркаша, снова заговорил.
- Я знаю, как стать записанным в книгу жизни.
- Да? И как же?
- Мученическая кровь… Мученической кровью я буду туда записан. Я приму мучения за Иисуса. Я умру и буду с ним.
- Но как?..
- Я убью себя.
Темная волна накатила на отца Аркадия. Боль, которая, казалось, стала утихать, снова проявилась отчетливо и резко. Воспоминания годичной давности нахлынули с новой силой…
…Теплый, субботний вечер шел своим чередом. Исповедников на всенощном бдении было немного, но утром отец Аркадий тоже служил, и усталость давала о себе знать. Окончив службу и благословив прихожан, батюшка вышел из храма и подошел к ограде. Открывая замок тросика, которым был пристегнут его велосипед, он не сразу заметил человека, бомжеватого вида. Мужчина стоявший у ворот церковной ограды, сделал несколько шагов в сторону священника.
- Батюшка мне плохо. Я, вообще, не знаю, что делать…
Сильный запах давно немытого тела, грязной одежды и перегара, не смутили священника. Привычка абстрагироваться от внешнего вида человека за многие годы служения, выработала у отца Аркадия особый иммунитет. Этот иммунитет рождался сложно. Священник долгие годы мучительно понуждал себя смотреть на всех одинаково, невзирая на внешний вид и статус. Получалось это далеко не всегда, но, ведь - привычка вторая натура, и плоды этого понуждения со временем стали вполне отчетливы.
- Чем я могу вам помочь?
- Я не знаю, но мне очень плохо… Помоги, отец…
- Я бы и рад, но чем?
В уме отца Аркадия встал стандартный вопрос – давать ли денег? Ему не жалко было пятидесяти или ста рублей – именно столько обычно просили такие страдальцы. Ему неприятно было сознавать, что именно этими, церковными деньгами будет оплачен очередной пузырек ядовитого суррогата.
- Я не знаю что делать… Не знаю, что делать с этим всем… С этими мыслями…
- С какими мыслями?
- Сдохнуть хочу. Каждый раз пью и молю Бога, чтобы не проснуться. Я не могу больше жить. Что мне делать, отец?
Отец Аркадий прислонил велосипед к ограде и сделал несколько шагов к лавочке у храмовых ворот. Его правая рука переместилась в карман. Пальцы нащупали бусинки четок.
- Садитесь…
Отец Аркадий, совершенно не знал, что делать и что тут можно сказать. Он читал молитвы, ожидая помощи от Бога. Мужчина сидел рядом и тяжело дышал. Внутренняя молитва священника не рождала ответов и никак не проясняла ситуацию. Что же делать? Что же тут поделаешь?
- Что же можно сделать? Вы сказали, что молитесь. Наверное…
- Он не слышит меня. Или слышит, но молчит. Мне плохо…
В кармане отца Аркадия зазвонил телефон. На дисплее телефона высветилось имя жены.
- Батюшка, ты скоро?
- Не знаю. Я тут сейчас занят с человеком. Да, скоро… Или, не знаю… Вы садитесь, кушайте без меня… Я позже…
Батюшка посмотрел на мужчину. Тот сидел, низко опустив голову. Полуприкрытые глаза смотрели в землю. То, что ему очень плохо было совершенно очевидно.
- Вы хотите есть?
Мужчина поднял голову.
- Нет. Я не ем. Мне это не надо. Мне ничего не надо. Я не знаю, что мне надо…
- Что же делать то? Я не знаю чем вам помочь.
- Ничего не делать.
Мужчина посмотрел прямо на священника. На его изможденном лице появилось подобие улыбки.
- Ты хороший человек, отец. Все хорошо. Прости.
- Как ваше имя?
- Не важно… Сергей… Все хорошо. Я посижу тут?
- Да, конечно.
Еще немного помедлив, священник встал и подошел к ограде. Выкатив велосипед за ворота, он поехал в сторону дома.
Звонок в дверь следующим утром был не очень ранний, где то в восьмом часу. В это время отец Аркадий уже был на ногах. Он вышел во двор и увидел одну из своих прихожанок. Она не часто ходила в храм, но была знакома священнику. Эта бессловесная старушка, обычно, исповедовалась и причащалась перед Пасхой. А на сам праздник, приносила на освящение несколько крашеных в луковой шелухе яиц…
- Батюшка, помолиться бы. Помогите…
- Да, конечно. А что надо сделать?
- Отпеть… Отпеть, если можно…
Речь шла о вчерашнем собеседнике отца Аркадия. Он повесился в сарае своего полуразрушенного дома, где жил со своей старушкой матерью. Из разговора с матерью, священник понял, что это произошло сразу после их разговора у храма…
Темная муть воспоминаний годичной давности сдавила сердце и отозвалась болью в животе. Пусть и косвенная, но причастность к той трагедии, рождала чувство вины. Сотни раз, прокрученный в голове последний разговор с
