И все же, кто такой Иисус? По евангельской легенде он «равви» (раввуни – «учитель наш»), раввин, учитель, законоучитель. Имеется в виду учитель Закона Божьего. В рабочей, бытовой жизни он был плотником (тектоном, наггаром), как и отец его земной Иосиф Обручник, то есть, обрученный с Девой Марией и хранящий ее девственность. Как и мать его, Иисус был девственником, не знал женщин как мужчина. Почему? Потому что думал не о возможных жене и детях, а о Боге как о своем вероятном Отце. Вероятно, то есть, принято на веру. Иисус верил в то, что Бог является его настоящим Отцом. Иосиф был названным отцом, чтобы исполнилось предсказание о том, что спаситель народа евреев родится из рода царя Давида. Иосиф был потомков этого иудейского царя, которому приписываются библейские псалмы.
Не совсем понятно непорочное зачатие Марии. Она зачала Иисуса не от земного мужчины, но родила, как обычно рожают земные женщины ребенка (мальчика). Как это может быть? Неужели Бог принял образ. вид земного мужчины, как это иногда бывало в стародавние времена, когда боги были ближе людям, согласно мифологическим сказаниям, например, древних греков. Боги не только хранили людей от смерти и наказывали их за проступки, но и спали с ними. В результате рождались герои. Тогда так люди объясняли присутствие среди них героев. Но как мы, любезный читатель, можем объяснить существование такого героя, как Иисус, в наши уже далеко не мифические времена. Он не герой, а пророк. Может быть, так? Да, нет, христиане считают его богом и называют себя в его честь «христианами». Но как можно верить в человека как в бога? Трудно верить, но они верят.
Правда, умом понять эту веру просто невозможно. Как можно принять на веру то, что Бог есть одновременно Бог-Отец и Сын Бога. Но так и выходит, если признать, что Бог является человеком на земле. Такова плата здравым смыслом за абсурд веры. У Бога все, как у людей. Вот что значит очеловечить Бога. Чем же порождает, рождает Бог Своего Сына? Духом. Дух – это невидимое семя, из которого растет уже видимым образом существо. Но у христиан Дух Святой, в котором рождается («в духе», «с духом») Сын бог от Отца Бога. Согласно христианскому (православному) догмату Дух Святой исходит от Бога – Отца и Творца. Поэтому у православных главная ипостась в единой сущности Бога – это ипостась Творца, от которой исходит и ипостась Духа Святого, и ипостась Сына Бога как Спасителя людей от первородного греха. Дает о себе знать в этом догмате влияние идея субординации первых христиан, идея единоначалия.
У католиков принципом объяснения или толкования отношений внутри Святой Троицы является догмат “Filioque” («И от Сына тоже»). У них Дух Святой исходит и от Бога Сына тоже, как от Отца Бога Отца. Тем самым признается принцип уже не единоначалия между Персонами (Ипостасями) Бога, акцентирования на (г)Ипостасности Бога, на Его Личности, но единения Ипостасей (Лиц), то есть, на Божественной Сущности.
Другими словами, у православных мы имеем утверждение Абсолютности Бога, а у католиков – Его Относительности. Что же есть у протестантов? У них равным образом акцент делается на Духе Святом, ибо они все вдохновлены на пастырское служение, на Евангелион (Евангелие, Провозвестие), на благовествование, на проповедь о спасении, и на Боге Сыне, на человечности Бога.
Кстати, если первые (катакомбные) христиане говорили о Сыне Бога, то уже соборные христиане говорят О Боге Сыне, то есть, не о Сыне Человеческом, но о Сыне Бога. И даже больше: о Боге-Спасителе.
И все же, зачем христиане сделали бога человеком? Затем, чтобы уверовать в вечную жизнь для себя. По идее вечная жизнь является только жизнью Бога как Духа. Вечно живут только духи, а не смертные, материальные существа, вроде людей. Но люди не хотят умирать. Свое хотение они делают своей верой. Человеческое желание есть корень веры. Нет желания – нет и веры. Причина страдания – желание. Оборотной стороной желания является страх. Поэтому древние скрывая свое желание, выдают, его маскируют, прикрывают страхом в качестве причины веры.
На самом деле не страх, но желание породило Бога. Человек хочет быть Богом. Но ему не дано по природе, по рождению как твари, сотворенному быть Им. Вот тогда на помощь и приходит «свой чужой». Человек засылает «своего» (человека) в стан, в Царство Бога, «чужого», трансцендентного человеку, чтобы Самого Бога «сделать» своим. Решение проблемы желания здесь простое: человек становится богом не по природе, а по благодати, по деянию человеческого Сына Бога искупления первородного греха, разделившего первого человека (Адама) с Богом, творение с Творцом. Но как так можно примирить Сына Бога в Царстве Духа с сыном человека (женщины) в земном царстве? Это примирение будет посложнее того, что было в древности у греков с Афродитой Уранией (Небесной) и Афродитой Пандемос (Пеннорожденной, Земной). Такое различие вроде различия между идеалом (Спасом, Христом) и его воплощением в человеческом материале (Иисусом).
Что означает фигура Иисуса Христа? То, что вера делает человека богом, а Бога Человеком. Именно этого хочет человек. Он желает быть богом. Богом человек становится после воскресения. Поэтому он возносится на небо. Бог же воплощается в человека для того, чтобы освободить его от первородного греха, который совершается Адамом и Евой в нарушение заповеди: «не пробовать плода познания добра и зла – знания того, что такое добро и что такое зло». Это знание Бога, Знание Бога есть то, что есть сущее. Знание же человека есть не то, что есть, а то что должно быть.
Для Бога древо жизни и древо познания есть одно и то же древо. Для человека нет. В земном раю человек жил, но не знал, что живет вечно. Он узнал это, когда соблазненный дьяволом быть богом через знание добра и зла, лишил себя вечной жизни ради абстрактного знания не себя, а Бога. Для человека вечная жизнь доступна только в бессознательном виде животного, которое не знает себя, не знает, что смертно. Знание добра и зла сделало человека не вечным, а смертным существом. Он перестал быть животным, бессознательным существом и стал сознательным существом, ограниченным сознанием жизни на пределе в смерти. Смерть необходима для осознания своей индивидуальности, уникального, никем другим не замещаемого моего места в бытии.
Такое экзистенциальное отношение к самому себе невозможно без обращения к тому, что трансцендентно ограничению, локализации в бытии. Это обращение к чему, к кому? Разумеется, к Богу как Духу. Для Него я имманентен. Почему? Потому что Он есть Я, Личность. И поэтому есть Я как Я, то есть, явление Его в бытии в отдельном виде. Бог есть Личность как Творец, ибо кто мог сотворить это все и во всем меня? Только Он. Не оно же само существует. Оно все смешано как возможность. Бог как Творец делает все размешанным, актуально существующим как форма форм. Но Он есть как Личность в качестве Духа (Я). И Он же есть Личность как Спаситель. Кому я нужен, кроме Него, Создателя, Творца. Творец же и Спаситель меня от меня самого как сознательного существа. Сознание губит меня, дает мне сознание смерти. Между тем само сознание, сам Разум божественен и бессмертен. Смертен я, мое тело и душа вне сознания, вне Разума.
Нельзя легкомысленно, иронично относится к таким серьезным вопросам жизни и смерти. Без Бога в них не разберешься. Но многие мои соплеменники, теряя голову, утверждают, что без водки в них не разобраться. Какое легкомыслие. Уже к постановке таких вопросов, не то что к их решению, просто невозможно не подойти с трезвой головой, с ясным и полным сознанием личной ответственности и вменяемости. А у нас привыкли такие самые важные вопросы духовной жизни решать в пьяном виде в компании собутыльников за столом, на кухне. Или отделываются тысячелетним ритуалом в наведенном (индуцированном) состоянии сознания под внушением проповеди служителя культа. Кто за тебя задумается и решит твой вопрос? Кому это, вообще нужно, если тебе все равно? Неужели нельзя найти более достойное место, чем кухня, и не между делом, ритуалом и развлечением? Тогда как чисто материальные проблемы люди привыкли разрешать на свежую голову, в трезвом виде. Что за ребячество, инфантилизм, свойственный многим из нас. Или страшно на трезвую голову заниматься такими невероятными вопросами? Все равно не решишь?
Глава восьмая. Благо, истина, красота
С религиозным вопросом, с вопросом желания, которое активирует волю живого и так называемого «разумного» существа, вроде человека, связан этический вопрос о благе, о добре. Многие люди путают его с вопросом о пользе. Даже сам царь философов – Сократ – был замечен, уличен в этом своим учеником Платоном. Сам Платон избежал такой участи.
Глава восьмая. Благо, истина, красота
С религиозным вопросом, с вопросом желания, которое активирует волю живого и так называемого «разумного» существа, вроде человека, связан этический вопрос о благе, о добре. Многие люди путают его с вопросом о пользе. Даже сам царь философов – Сократ – был замечен, уличен в этом своим учеником Платоном. Сам Платон избежал такой участи. Он различал пользу и благо. Польза для тела, для его удовольствия в соответствии с принципом оптимизации (рационализации): находить приятное в полезном. Благо для души. Истина для духа.
Но люди думают, что живя на грешной земле, они грешат, занятые материальными делами для собственной пользы и удовольствия. Всему свое время. Когда у них с возрастом упрощаются желания по мере ослабления плоти, они задумываются о душе. Зачем себя травить тем, что уже не в твоей власти. «Если бы старость могла». Поэтому они готовят себя к духовной жизни после смерти. Поздно, ребята. Эта жизнь дана для испытания духа, а не для благотворения плоти. Так что ничего не получите, никакой вечной жизни автоматом. Нет желания – ничего нет. Для вас есть лишь ничто. Правда, есть ложь во спасение, утешение тем, что за вас молятся слуги культа. И вы им доверяете, этим слугам почитания Бога? Зачем ему они? Он нуждается в молитвах верующих? Конечно, нет. Он равнодушен к вашим молениям. Но не равнодушен к действительным страданиям людей. Духовная жизнь заключается в другом. В помощи ближним и в размышлении о том, что не в нашей власти – настоящая жизнь духов. Но люди предпочитают размышлениям моления и проповеди о них.
Как я отношусь к искусству? С интересом. Меня интересует, волнует красота. Занимаясь искусством, - литературой, - я получаю