недоуменно спросил Садкин.
– Гришка, какие у тебя политические убеждения, для чего ты получил партийный мандат?
Садкин призадумался и немногословно ответил:
– Чтобы поддерживать советскую власть.
– Ты вот в партию вступил, а у своих товарищей не поинтересовался, что означает РКПб.
– И что это такое?
– Как?! Забодай тебя корова! Ты вступил в компартию и не знаешь, что она называется Российская Коммунистическая Партия большевиков.
– Ты это… Не лови меня на этих штучках, знаем мы, как вы умеете забалтывать простого, мужика-пролетария…
– Гришка, да сколько я тебя знаю, ты двух слов не мог связать и всегда огребался тумаками от мужиков за ябедничество и попрошайничество. Каким ты был неотесанным, таким и остался.
– Егорша, ты мне брось задираться, я тебе не какой-нибудь бездельник, а партейный работник. Будешь наседать на меня, обращусь, к кому следует, вот тогда поглядим, кто из нас огребется тумаками.
– Вот, вот, я и говорю, каким был ябедой, таким и остался. Только самогонку задарма научился лакать, да с продотрядами односельчан грабить.
– Уже договоришься у меня, – погрозил кулаком Садкин и, стегнув коня плеткой, развернул сани и направился в волостной совет.
– Лихо ты его «обстрогал», – сказал Тимофей Теущаков, как бы он действительно не наябедничал.
– Это ж голь бестолковая, вот на таких и держится советская власть. Понабрали недоумков в комячейки, они теперь за нами крестьянами надзирают. А ведь дураку понятно, что эти ячейки созданы как вспомогательные отряды для грабежей или как сейчас называют это дело продразверсткой.
Саркулов Егор в своем роде оказался прав, когда упоминал о комячейках. Видимо не зря деревенские жители судачили о тех, кто состоял в комитетах бедноты и в небольших партийных организациях. Как они в силу своего политического слабоумия делили крестьян на бедных и богатых и определяли их врагами. Если крыша дома перекрыта железом, а не соломой или досками, значит крестьянин зажиточный. Появившиеся в хозяйстве лишние телочки или ягнята, означали, что крестьянин уже не бедняк, а середняк. Нанял себе работника, значит, стал кулаком-эксплуататором, сев на чужой горб. Новая власть училась наблюдательности, к примеру, как при продразверстке определить, кто утаивает хлеб, свежий след от удара молотка по шляпке гвоздя, заострял внимание продотрядовца, что здесь недавно прибили половицу, а оторвав ее, экспроприаторы обнаруживали в глубине ямы спрятанные мешки с зерном. И все это по коммунистической пропаганде определяло крестьянина, как неприятеля соввласти и соответственно гражданина, враждебного для народа.
Весной 1920 года в Новониколаевске проходило закрытое заседание в здании, где располагался Сибирский революционный комитет. Из Омска прибыл председатель Сибревкома Смирнов и возглавил заседание, на котором собрался узкий круг высших партийных руководителей, а так же представителей ЧК и вооруженных сил. Как и положено, начал заседание Смирнов, имевший неоспоримый авторитет среди революционеров и в своих кругах его называли «сибирским Лениным».
– Сегодня мы собрались неофициально, и будем решать важные вопросы, касающиеся работы некоторых комиссариатов, – председатель обратился к секретарю, – Гончарова, ты свободна, это заседание протоколировать не нужно. Итак, напоминаю, в связи с предоставлением Центральным комитетом Сибревкому особых полномочий, разговор пойдет о решении наиглавнейших вопросов, потому на заседание приглашены помощник главкома Сибири Шорин, начальник Западно-сибирского сектора вооруженной охраны Ануфриев и председатель Новониколаевской чека Прецикс. К сожалению, полномочный представитель вэчека по Сибири Павлуновский и губвоенком Атрашкевич на заседание не приедут, но они в курсе тех вопросов, которые мы с вами сегодня будем обсуждать. Подчеркиваю, разговор состоится строго конфиденциальный. Начнем с Новониколаевской чека. Товарищ Прецикс, напоминаю, что Павлуновский ждет от вашего отдела ежедневные сводки об отношении населения к советской власти. Почему-то до сих пор представители запрещенных партий агитируют народ? Эсеры левого и правого крыла, подстрекают людей к восстанию против советов. Духовенство, специалисты, спекулянты, кустари, не опасаясь, высказывают свои отрицательные настроения.
– Иван Никитич, идет война, в нашем отделе очень мало квалифицированных людей для работы с информацией, а в остальном работаем.
– Так ищите людей, набирайте кадры. И не нужно списывать нехватку людей на гражданскую войну и интервенцию.
– Большая текучесть кадров. При прежних руководителях поналезло в чека разной швали, а подразделения разрастаются, за всеми трудно уследить. Работаем, чистим свои ряды, набираем новых людей.
– Настаиваю и напоминаю, чаще указывать в сводках, сколько расстреляно контрреволюционеров по приговорам чека и трибуналов, это помогает понять общее положение. Теперь, когда глобальные военные действия Красной Армии переместились на восток и на юг России, у карательных органов молодой советской республики развязаны руки. Хватит резонерствовать, пора и за дело браться. Мы восстановили советскую власть в Сибири и цена этой победы, тысячи погибших наших товарищей. Сибирь для России, это обильный источник и мы никогда ее не отдадим, ни бунтующим крестьянам, ни разрозненным бандам белых. Теперь, казалось бы, когда никто не должен помешать советской власти черпать из Сибири и Алтая продовольствие и людской материал, стали появляться отдельные банды. А чекисты умиляются в связи с переходом от военного положения к мирному, и постепенно сдают свои позиции. Сибирь перешла в наши руки, благодаря грандиозному маневру коммунистической партии России. Почему белые в большей степени проиграли войну именно в Сибири? Потому что настроение населения в прифронтовых полосах было предпочтительней советской власти. Даже после жестких продразверсток и принудительной мобилизации крестьяне Сибири, категорически относящиеся к большевикам, подняли против белогвардейцев партизанскую войну. Да, действительно, сибирские крестьяне не рвались служить в Белую армию, но это не говорило о том, что они их ненавидели и желали им поражения от нас, большевиков. Порой необходимость заставляла нас подавлять недовольства крестьян и в довольно жесткой форме. Хотя наука не пошла им впрок, после разгрома Белой армии, крестьяне все-таки взялись за топоры и вилы. Видите ли, они отстаивают свое добро и свободу. Когда в восемнадцатом белое офицерье и кулачье стали вбивать клин между советскими активистами и бедняками с середняками, коммунисты окончательно поняли, пока Красная армия не разобьет белых, воевать с крестьянством будет тяжело. Да, в силу необходимости нам приходилось пропагандировать и распространять слухи, что сибирским крестьянам продразверстка по плечу. Многие понимали, что идет война с белогвардейцами и потому не возмущались. Теперь же, после ослабления боевых действий в Сибири, крестьяне вдруг заволновались и отказались от непомерного взимания с них продуктов, – Смирнов перевел дух и обратился к помглавкому, – а теперь товарищ Шорин, выслушаем вас, каково состояние дел в военкоматах по Сибири и Алтаю на сегодняшний день?
– После призыва много молодежи дезертирует, можно сказать, крестьяне в большом количестве игнорируют службу в Красной армии. Мобилизованные сбегают с призывных пунктов или по дороге в часть. Мы подключили особые части и постоянно отлавливаем дезертиров. Где только их не находим: в лесах, деревнях, на заимках, а то и в каком-нибудь партизанском отряде, который накануне был разбит нашими отрядами. Ловим и для устрашения перед строем расстреливаем. Собравшиеся в группы дезертиры не идут на прямое столкновение с частями Красной армии, а уходят глубже в лес и в отличие от повстанцев-крестьян, не нападают, стараясь не обнаружить себя. Ходят по деревням, селам, просят у крестьян продукты, а то и грабят и тащат все подряд с огородов.
– А каковы основные причины дезертирства?
– Кхы-кхы…
– Говори, как есть, мы же не на докладе у высшего руководства.
– Во время затянувшейся гражданской войны, в армии не хватает продовольствия, обмундирования, подолгу не платят деньги. Крестьяне не хотят служить в нищенской армии, как они ее называют, от этого идет брожение в головах, начинаются волнения.
Смирнов исподлобья взглянул на Прецикса, как бы спрашивая, какие меры принимаются по этому поводу. Прецикс, уловив его взгляд, ответил:
– Вэчека бросило все силы на подавление недовольств дезертировавших крестьян. Уездная чека тоже не отстает в этом направлении. Применяем расстрелы, отбираем имущество, берем родственников в заложники. Разворачиваем информационную борьбу, запугиваем крестьян белой контрреволюцией и возвратом к царскому режиму. Особенно распространяем слухи о зверствах казаков…
– Кстати, перебью вас, что касается казаков, нужно постоянно расслаивать верхушку казачества, пусть бедняки берут власть в свои руки. Практика показала, что простыми крестьянами в этом отношении можно манипулировать. Продолжайте, – кивнул Смирнов.
– Итак, если белые вернутся, общество потеряет свободу и хлеб. Пропаганда действует, и многие дезертиры возвращаются в ряды Красной армии. В труднодоступных районах применяем тактику, как в гражданскую: особые группы чекистов переодеваются в белогвардейскую форму и таким образом поднимают у населения ненависть к белякам.
– Это все полумеры, действовать нужно решительнее. Мы – законная власть! А теперь товарищи переходим к основному вопросу, – Смирнов перебрал небольшую стопку бумаг и, видимо найдя нужный лист, прочел про себя. Обведя строгим взглядом всех присутствующих, продолжил, – в Сибири и на Алтае создалось крайне тяжелое положение. После отступления Колчака на освобожденных территориях продолжают действовать партизанские отряды. До сей поры, нам было на руку, что командиры отрядов помогали Красной армии бить белых. Но на сегодняшний день, после того как советская власть заставила крестьян поделиться хлебом и в связи с острой необходимостью призвала крестьянскую молодежь в свою армию, создалась тревожная тенденция: некоторые командиры повернули свое оружие против большевиков. Рогов, Новоселов, из героев партизанского движения они вдруг превратились в бандитов, а исходя из донесений наших агентов, открыто вступили в связь с белогвардейцами. А теперь еще Плотников объявился и его отряд начал сопротивление советской власти. Можете себе представить, вот эти бандитские сволочи доберутся до центральной железной дороги и хотя бы на день ее перекроют. Поставки хлеба из Сибири застопорятся, и советская власть нам этого не простит. Шорин здесь сказал, что гражданская война затянулась. Нет, товарищи, она будет продолжаться, пока мы не уничтожим последнюю белую погань, для нас мирной жизни не будет. Дзержинский ясно и понятно выразился, линия фронта проходит сквозь наши революционные сердца и мы не допустим, чтобы враги пересекли эту линию. На данный момент разговор ведется о военном положении. Если взбунтовавшиеся крестьяне и дезертиры создадут
