установленный народными комиссарами, усилил продразверстку и, казалось, проблема была решена, но государство заостряло свое внимание только на потребности, при этом доходы и состояние крестьян не учитывались. В деревни и села потянулись обозы из городов, предписывая продкомитетам собирать с крестьян налог. Противившиеся новому закону крестьяне, прятали пшеницу, продавали спекулянтам или гнали из нее самогон. Начались обыски, реквизиции с последующими арестами и незамедлительными расстрелами. Карательные действия красных комиссаров всколыхнули крестьянское население Сибири, особенно тех, кто выращивал хлеб и, продавая его на рынке, жил с этого предприятия.
Не обошли перемены деревню Каштаково. Вот и в Вороновский сельсовет весной 1918 года пожаловал из Томского Губпродкома продовольственный комиссар, прихватив с собой вооруженную охрану. Последний инцидент, произошедший в селе Кожевниково, когда продкомиссары выгребли подчистую зерно из амбаров крестьян, заставили последних взяться за вилы и косы. Пришлось позвать на помощь военных и недовольных крестьян быстро и жестоко усмирили.
В Вороновской комячейке указали на Егора Саркулова, как на зажиточного крестьянина, который помимо своих наделов еще арендовал и соседние. Активисты включили в список и других каштаковцев, значившихся под фамилиями Теущаковы и Бетенековы.
Так сложились природные условия, что из-за заболоченности земли, каштаковские жители в своих правобережных угодьях практически не сеяли хлеб. В основном они занимались охотой, рыбалкой, разведением скотины и покосами. А вот на левом берегу Оби, в Вороновском и в соседних районах, крестьяне засевали пшеницей и рожью большие участки плодородных земель. Но здесь продразверстка уже прошлась по второму кругу. Очередь дошла и до каштаковских крестьян.
Установленный сельхозналог Саркулов Егор платил исправно, не хотел конфликтовать с новой властью. Излишки хлеба, как заставляли Уездпродкомовские работники, Саркулов отвозил на ссыпной пункт. Но когда продкомиссар заявился к нему домой и потребовал дополнительной сдачи хлеба, Егор до крайности возмутился.
– Где я вам столько хлеба возьму? На своем поле я садил только картофель и другие овощи. Я сам покупаю зерно и мелю его на вороновской мельнице.
– Саркулов, ой, да не бреши ты, а то мы не знаем, что в прошлом году за Вороново ты несколько десятин хлебом засеивал, – съязвил председатель каштаковского комитета бедноты.
– Это вам, похоже, кто-то сбрехнул, – огрызнулся Егор.
– Саркулов, вот постановление губпродкома, здесь предписано, взять с тебя дополнительный налог, как с зажиточного крестьянина, – объявил губернский продкомиссар.
– Нет у меня больше хлеба!
– А вот это мы сейчас поглядим, – взъерепенился комиссар и махнул рукой продотрядовцам, чтобы начинали обыск в подворье Саркуловых. Но Егор был готов к такому повороту дела и вовремя позаботился, отправив накануне сына Мишу с телегой, груженной мешками с пшеницей на охотничью заимку. В амбаре оставалось только три мешка и то по утверждению Егора, зерно было посевное.
Когда проверили все сараи и амбар, принялись за обыск в доме, но не найдя больше хлеба, потащили в обоз семенное зерно. Егор преградил дорогу продкомовцами, не давая ограбить семью.
– Не троньте семена, вы что хотите, чтоб мы следующую зиму впроголодь жили?
– Не прибедняйся Саркулов, у тебя еще два предприятия имеются, масло пихтовое готовишь, да конной упряжью занимаешься, купишь ты себе хлебца, – с издевкой заметил председатель Вороновского Волисполкома.
– Ты свой барыш считай, а на мое нечего облизываться.
– Саркулов, тебя уездный представитель вызывал? – спросил участковый милиционер.
– Ну, вызывал и, что из этого.
– Тебя предупреждали, чтобы больше батраков не нанимал.
– А кому я плохо сделал? Люди зарабатывают, я же не бесплатно их нанимаю…
– Тебе не достаточно было постановления? – спросил участковый, – тебя предупредили, ежели еще раз…
– Да понял уже, что одно и то же талдычить.
– А раз понял, выполняй законные требования. Будешь противиться, пойдешь под суд, как контрреволюционер. Довозмущаешься у меня, вот спроважу в уездный совет, там с тобой живо разберутся.
Егор не стал больше прекословить и злить продотрядовцев, а обреченно махнув рукой, ушел в дом. Когда «налетчики» выехали со двора и направились по списку к другим крестьянам, жена Егора, Варвара принялась успокаивать его.
– Егорушка, ты уж побереги себя и о нас подумай. Люди поговаривали, что на прошлой неделе советы с Макаром Теущаковым беду сотворили. Может, ты знаешь, что у него случилось?
– Обнаглели эти сиволапые в конец, – раздраженно произнес Егор, – им уже «излишек» хлеба мало, так они «проднорму» уготовили. Поцапался Макар с председателем Волисполкома, так он на него начальству наябедничал. Нагрянули, вымели все подчистую и корову прицепом забрали, а его избили. Вот каково им теперь будет зимой, подыхать, что ли с голоду.
– О, Господи, за что ж они его побили?
– Макар добро свое защищал, так местным голодранцам это не понравилось, насильно стали отбирать, а когда он спустил одного с крыльца, скопом набросились, да отдубасили.
– О, боже! Чисто антихристы, никого не жалеют.
– Ага, дождешься от них жалости, на Соколовскую Агафью и ее малых ребятишек наплевали, даже не посмотрели, что отец-кормилец на войне погиб, а Сережку старшего комиссары в армию загребли.
– Ох, Егор, а как до нашего Миши очередь дойдет…
– Не дам парня сгубить, в лес уйдет…
– А как найдут.
– Замучаются искать. Не успеют…
– Ты это о чем?
– Слухи идут, против большевиков весь народ поднимется, за Уралом восстания не прекращаются и у нас скоро грянет. Так что мать, если красные и дальше нас будут грабить, мы с Мишей в партизаны уйдем.
– Свят, свят, Егорушка, сына-то, зачем туда тащишь?
– А затем Варька, что меры у нынешней власти нет. Все окаянные подорвали, промышленность, сельское хозяйство, им осталось только народ грабить. Вот и нет больше терпежа, пора и в нашем крае восстание поднимать.
Постановление:
Совет Народных Комиссаров, заслушав доклад председателя ЧК Дзержинского по борьбе с контрреволюцией о деятельности этой Комиссии, находит, что при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью; что для усиления деятельности ВЧК и внесение в нее большей планомерности необходимо направить туда возможно большее число ответственных партийных товарищей; что необходимо обеспечить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях. Подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам; Что необходимо опубликовать имена всех расстрелянных, а также основания применения к ним этой меры.
Народный Комиссар Юстиции – Курский
Народный Комиссао Внутренних Дел – Петровский
Управляющий Делами СНК – Бонч-Бруевич
Секретарь Сов.Нар.Ком. – Фотиева
Москва. Кремль.
5 сентября 1918 года.
Глава 2
НовоНиколаевск освобожден от совдепов
За полгода существования Советской власти в Сибири, в Томске, НовоНиколаевске, Омске, большевики успели натворить немало бед. Егор Саркулов, навидавшийся за последний год от большевиков всякой гадости, искал таких же, ущемленных в правах людей. Он стал чаще встречаться с Федором Ложниковым, которому доверял. Затем они вместе ездили в Колывань, где его давний приятель Василий Зайцев познакомил их с разными людьми, состоящими в партиях, противоборствующих большевикам.
Диктатура коммунистов, захвативших власть, ужесточилась. В НовоНиколаевске большевики запретили деятельность городской управы и не разрешали людям собираться на митинги. Красногвардейцы арестовывали каждого, кто противился новому порядку.
В очередную поездку Егор взял с собой сына Мишу, считая, что парень уже созрел для выбора правильной дороги в жизни. В марте Саркулов и Зайцев приехали в НовоНиколаевск, и Егор познакомился с подпольщиками из комитета, возглавляемого белогвардейцами. На тайном съезде собрались представители из соседних городов, главный вопрос состоял в подготовке общего восстания в Сибири. Говорили о смертной казни, отмену которой большевики сначала утвердили указом, а затем, нарушив его, массово расстреливали людей. Возмущались в связи с закрытием газет и арестов руководителей издательств, выпускающих статьи, направленные против произвола большевиков. Выражали недовольство последними действиями красноармейцев, стрелявшими на митинге, состоявшегося в поддержку Учредительного собрания.
Егор с сыном Мишей, втянувшись в подпольное движение, в последнее время разрывались между Каштаково, Колыванью и НовоНиколаевском. Необходимо было готовиться к посевной. Не смотря на то, что хозяйство сократилось, конечно, не без помощи большевиков, но одной матери трудно было управляться с оставшейся скотиной. В отсутствии Егора, за хозяйством и артелью присматривал его родной брат Петр. Иногда на помощь приходили другие родственники. Артель и товарищество по изготовлению пихтового масла и лошадиной упряжи пока держались, принося доход, но с каждым разом сбывать продукцию становилось тяжелее.
В уезде, в волостях обстановка накалялась с каждым днем. Крестьяне, промышленники, мещане, лишенные самоуправления, поднимались против большевиков. Людская ненависть выплескивалась на представителей соввласти. Чувствуя, что положение миром не спасти, председатель Совета Романов 10 апреля 1918 года объявил в НовоНиколаевске осадное положение.
Василий Зайцев, встретившись в очередной раз с Егором Саркуловым в Колывани, предупредил, что большевики закрыли НовоНиколаевск, теперь без специального разрешения не войдешь и не выйдешь. В городе объявлен комендантский час. Закрыты многие учреждения. Митинги и собрания объявлены преступными и за невыполнение приказа уже приведены в исполнение первые смертельные приговоры.
Через два дня в Колывань приехал из НовоНиколаевска связной Семен Шевелев, работающий в железнодорожном депо и, передав Зайцеву донесение от подпольного комитета, кратко объяснил обстановку в городе:
– Идут обыски, аресты, в разных местах слышится стрельба.
– Где именно? – спросил Зайцев.
– Красные комиссары понагнали своих гвардейцев вокруг толкучки, якобы там действуют подпольщики-белогвардейцы и разные спекулянты. Принялись навздежку людей арестовывать. Тут кто-то действительно стал отстреливаться. Люди в панике бросились в рассыпную, а растерянные красногвардейцы устроили пальбу из винтовок. Говорят, кого-то убили. В общем, в городе неспокойно, как будто намечается что-то серьезное.
– Что еще слышно?
– Совдепы обнаглели в конец, дозволяют красноармейцам под «шумок» арестов, воровать, грабить, вещи с продуктами забирать.
– А возле железнодорожного вокзала что творится? – спросил Егор, – там недалеко на Михайловской мой родственник живет.
– О, там такое творится… Красные вокзал оцепили. Прошел слух, будто чехов хотят разоружить. Напротив вокзала на запасной линии, два воинских эшелона стоят, это части из седьмого полка Чехословацкого корпуса задержались в городе, они
