- Как узнается то знаемое в незнаемом? – спросил с интересом Роман.
- Ты не знаешь? Ведь знаешь: знаемое и незнаемое не были бы противоположностями, если между ними не было единство, нечто общее относительно знания. Поэтому мы резко отличаем одно как знаемое от другого незнаемого и судим о незнаемом по знаемому. Но мистики судят, напротив, о знаемом по незнаемому, о постижимом по непостижимому. Вот почему у них и выходит, что они постигают непостижимое непостижимым, не обязательно уже полностью постигнутым, но непостижимым, в принципе, через постижимое, через уже знаемое. Но тогда, естественно, возникает вопрос: мистики или постигают, или постигают ими как не постигающими? Но кто в таком разе постигает мистиков? Духи? В каком-то смысле, в котором маги и мистики различаются, последние пассивны, тогда как первые активны, ведь маги используют духов в своих интересах. В отличие от них мистики проявляют иного рода интерес к духам – они служат духам, интересуются не этой, а иной жизнью.
- Значит, по-вашему выходит, что духи вдохновляют мистиков на познание духов как самих себя?
- Интересный поворот в мысли. Мысль моя, но поворот не мой. Это уже слишком. Одно дело – самопознание. И совсем другое дело – познание того, что трансцендентно человеку. Да духовное близко душевному, но их прямому взаимодействию мешает материальное тело как явление души, или, как говорят, «душевное тело». Однако в силу того, что сама душа служит явлением духа, между ними все же возможно отношение, опосредствованное телом воплощения.
- В мистике связка-тройка «дух-душа-тело» берется в порядке толкования таким образом, что все три момента (компонента, элемента) сводятся к одному, чтобы было просто объяснить способ их взаимодействия. Взять мистическую теорию семи тел. Дух и душа сводятся к базовому элементу – телу, переводятся на его язык. Так грубое тело есть тело вещества, роста эфирное тело есть тело энергии или растения (питания), астральное тело есть собственно душевное тело или тело желания, воображаемое тело, тело животного. Кстати, именно это тело является наиболее популярным в популярной (народной) мистике. Вероятно, дальше животного народная фантазия не идет, ибо для разбора более сложных тел требуется более серьезная подготовка, где нельзя ограничиваться лишь одними фантазиями и следует включать уже интеллект. Поэтому следующим телом является тело интеллекта, ментальное тело или разумная душа. Пограничной для человека является уже светоносное тело, тело пробуждения (буддхическое тело, тело боддхи) как тело идеи или идеальное, невесомое тело. Следующие два тела находятся за гранью человеческих (душевных) возможностей, ибо составляют тела духов: тело атмы как отдельно взятого духа (Я) и тело дхармы как духа духов, их закономерной связи.
Итак, первое тело вещи, второе тело растения, третье тело животного, четвертое тело человека или разума, пятое тело идеи, шестое тело сущности (Я), седьмое тело идеи идей. Последние три тела – это духовные тела: инстанции, отношения и отношения отношений.
- Не вполне понятно ваше, Роман, объяснение духовной тройки.
- Нет ничего проще. Это собственно мистический, а не натуральный, материальный, бытийный (вещь, растение, животное) и душевный, социальный (человек) компонент сущего. Мистический элемент трехвалентен, трехсоставен и читается нами как Божественная Троица: Бог-Отец (Творец), Бог-Сын (Спаситель), Бог-Дух (Утешитель). Они повторяют уже в духе тела бытия ( в себе), сущности или отношения (к себе) и отношения отношения (для себя). В сыне отец удваивается и потом раздваивается.
- Почему у вас буддхическое тело находится в орбите человеческих возможностей, а, между тем, вы находите в нем Бога-Отца и Творца?
- Творец есть то, в чем мы находимся. Конечно, он нам не доступен, это мы доступны ему. Он дает нам быть и быть субъектами, подобно Ему имеющими волю творцами. Это уподобление есть волевое уподобление.
Как и Он, мы относимся к себе. В этом отношении мы уподобляемся Ему уже как Сыну-Спасителю, становимся подставкой Его Я, уже не презентацией, а репрезентацией Я. Такое отношение представления предполагает не просто возвращение к самому себе в сознании себя, в самосознании, в осознании себя как субъекта, как самого себя, как Я, но и отношение самого отношения ввиду не просто удвоения, но раздвоения Я на одно и другое, иное, но свое Я. В этом отношении отношения человек уподобляется Богу как Духу, как Духу Святому, являющемуся чувством любви Отца к Сыну и Сына к Отцу. Человек выражает свое чувство любви к другому в себе и для себя вне себя к другим людям. Образцом такого любовного отношения является отношение человека уже не к себе, а к Богу. Это чисто духовное отношение любви.
Значит, человек через свое подобие Богу как Абсолютному Субъекту есть субъект воли, способный творить и творить себя, быть субъектом само-представления, Я, подобно Богу как Спасителю, Логосу. Спасая себя, человек выражает свое отношения как чувство, как любовь к себе, уподобляясь Богу как Духу, завещающего любить ближнего как самого себя. Такое отношение человека к другим как к ближним по любви делает его субъектом любви, относящимся к людям как к таким же субъектам, как и он сам, а не как к объектам влечения и потребления, использования для удовлетворения.
Таким может быть уже философское истолкование мистического учения о семи телах. В этой жизни большинства людей реализуется ими лишь четыре тела – постоянно первых три тела бытия и переменно тело души. У некоторых людей ментальное тело активируется почти постоянно, но ни у кого оно постоянно полно. И только иногда пробуждается тело пробуждения у человека, что является исключением из правил. Но у большинства людей оно спит постоянно, выходя из сна случайным образом или в ходе интенсивных упражнений самосознания у исключительных людей. Тела же сущности или самости (Я) и самого духа ему недоступны, они свернуты в нем. Он существует в них, раскрываясь, являясь как Я, не будучи Им. Человек не дотягивает до полного отождествления с самим собой, ибо в нем бытие, существование не совпадает с сущностью, как в Боге и у Бога.
И все же человек стремится стать самим собой, представить себя сам и способен к любви, но не божественной ко всему сущему в целом, а к человеческой, несовершенной любви, к гуманному отношению к сущему, прежде всего, к себе и к людям. Но это личная любовь, а не родовая, животная страсть в качестве сексуального влечения к объекту влечения.
- Да, Роман, я вижу вы философ, мыслитель, так сказать, - сказал саркастически дядя Федор.
Роман смутился, но выдержал иронический взгляд любознательного пенсионера и достойно заметил в ответ: «Я люблю думать и бывает так, что думы отвечают мне взаимностью».
- Хорошо. Любовь к думам у меня тоже появилась, когда мне стало нечего делать на пенсии, - загнул свое дядя Федор. – Видимо, оно так и бывает. Ну, недостаточно мне заботится о душе, следуя одним ритуалам да молитвам. Мне требуется еще размышление о жизни и смерти. Тем более, многие мои близкие, друзья и приятели, знакомые уже не здесь, а там. Ты, понимаешь меня, Рома?
- Как я вас понимаю!
- Ладно. Ты истолковал природу второй заповеди. Но как быть с первой заповедью?
- Нет ничего проще. Первая заповедь является установкой на безусловное следование тому, что является образцом, идеей любви. То, что это установка, предполагающая удержание, выдает в ней волевое начало. Чувственное же начало представляет единение с бытием, символом которого выступает Бог. Поэтому Бога следует любить больше, чем себя, ибо я, ты в отношении к себе есть образ Идеи (Бога), Ее копия. Любовное отношение же к другим сообразно любовному отношению к себе является следствием отношения уподобления в любви Богу. Поэтому такое интер-субъектное отношение уподобляется субъектному отношению к себе. В отношении к людям желательно проявлять активность: не только позволять любить себя, но самим любить их.
- Вы разбередили мне душевную рану своим толкованием мистических явлений. Но это отвечает моему умонастроению. В последнее время я зачастил на кладбище. Прежде обходил его стороной. Оно нагоняло на меня уныние, скуку. Теперь же я хожу туда для уединенного созерцания. Смотрю невидящими глазами на картину кладбищенского запустения и ухожу в себя на покой души. Там я учусь молчанию. Мы вместе молчим с усопшими. Это наш разговор.
- Интересная мысль. И в самом деле разговоры мертвых молчаливы. Даже скажу больше: то, что Бог молчит, значит только то, что Бог говорит с нами. Мы же все ждем и меняем Ему, что он молчит, не слышит нас и не отвечает. Мы глубоко ошибаемся. Он не говорит снами своим молчанием, располагая нас к созерцанию.
- Как хорошо. Но хорошего помаленьку. К тому же во всем нужна мера. Мне пора отдохнуть, а вам, Роман, пора вспомнить о том, что у вас еще вся жизнь впереди. Вас следует вести не скучные беседы со стариком, но веселые разговоры со своими девушками.
- Всему свое время. Отдыхайте, Федор Иванович. Большое вам спасибо за мудрую беседу.
- Не преувеличивайте. Но все равно спасибо.
Глава третья. Поиски
Но в первый вечер курортного отдыха Роман так и не встретил своих коллег Милену и Валерию ни на ужине в столовой, ни в ночном баре при ней. Было такое впечатление, что они просто привиделись ему наяву. Правда, о том, что они появились в пансионате было известно еще официантке Свете и дяде Федору, да еще, вероятно, служащей на reception.
Тем не менее, сюрпризы в тот день для Романа не закончились. С ним произошел один примечательный случай в баре. Он случайно познакомился с еще одной юной постоялицей по имени Вероника. Это была симпатичная брюнетка с темно русыми волосами и серо-голубыми глазами. Судя по разговору у нее был мягкий, романтический характер, но она была самостоятельна в своих решениях. Роману она понравилась, была в его вкусе. Вероника уже находилась в подпитом состоянии и поэтому легко пошла на контакт. Она сидела одна за столом и откровенно скучала. Наверное, поэтому и выпила лишнее. Роману удалось с трудом увести ее в номер. Он был рассчитан на одного человека. Как только голова Вероники коснулась подушки, так она мигом оказалась в объятиях бога сна Морфея. Сам Роман расположился рядом в кресле и через некоторое время уснул от усталости.
Проснулся он ранним утром, когда птицы разбудили его своим пением через открытое окно в сад на заднем дворе
