Кровная месть

слёзы.
  — Успокойся, — улыбнулся ему Манчини, — я просто хочу поговорить. Ты ведь столько статей написал обо мне, неужели тебе не интересно просто поговорить с тем, о ком ты столько написал? — он поставил кофейную чашку на стол. В зале царил приглушенный свет светильников и полумрак, это можно было назвать ужином при свечах. — Вот скажи мне, Келл, для чего тебе нужна была вся эта борьба? Я понимаю, в таком возрасте хочется выделиться, стать борцом за справедливость, за светлые идеалы, быть героем.
  — Потому что эти деревья в парке были моими друзьями, а ты их убил, — просто ответил Келл.
  Манчини изумленно посмотрел на него, пытаясь понять, шутит он, или говорит правду.
  —  С самого детства я гулял в этом парке и знаю там каждое дерево, а ты это все уничтожил своими постройками. Трехсотлетний парк, краснокнижные деревья, так что, варвар здесь ты.
  Манчини глубоко вздохнул.
  — Вот ты кричишь, чтобы я отправлялся к себе в Италию, а ведь даже не знаешь, что моя родина здесь, в этом городе. Когда моя мать была беременна мной, она переехала сюда. Я родился здесь.
  — Тем более, если это и твоя родина тоже! Никто не давал тебе права уничтожать старинные парки! — почти кричал Келл.
  — Послушай, это гостиница для людей, которые будут оздоравливаться в этом парке.
  — Для толстосумов, которые будут поддерживать твой бизнес, проживая в этой гостинице. Парк, огороженный забором. Но ведь все люди имеют право оздоравливаться в этом парке, а не только избранные, у кого много денег! Хоть сейчас не лги, все равно телевизионных камер нет. Ты уничтожил краснокнижные деревья, ты убил моих друзей, ты причиняешь боль и страдания мне, я ненавижу тебя и подобных тебе!
  Манчини резко встал:
  — Ну хватит, пора идти.
  Келл попятился к стене, замотав головой.
  — Нет, я никуда с тобой не пойду...
  Сицилиец подошел к нему и крепко схватил за руку.
  — Нет, нет, — повторял Келл, упираясь изо всех сил. Раздраженный Манчини схватил его на руки и перекинул через плечо, будто нес мешок. 
  — Не тревожьте до утра, — бросил он телохранителям на ходу и вошёл в спальню, закрыв дверь на ключ. Манчини опустил парня на кровать. Поняв, что находится в западне, из которой не сбежать и что снова всю ночь предстоят пытки, у Келла началась истерика, он стал рыдать. Лауро провел пальцами по его мокрым щекам.
  — Ты просто маленький, глупый ребенок. Надеюсь, хоть теперь ты понял, что бороться со мной бесполезно? С моими капиталами, положением, силой? Я сильнее, Келл, этим все сказано, — Манчини осторожно слизал слезы, струящиеся по щекам парня. Келл взмолился:
  — Умоляю, выпусти меня отсюда... я не вынесу ещё одной такой ночи, я еле пережил прошлую, у меня до сих пор все невероятно болит, осталось в тебе хоть что-то человеческое или нет?!
  — Я дам тебе капсулу, ты ничего не почувствуешь.
  Манчини достал капсулы и положил одну из них к себе в рот, затем опустил Келла на кровать и, раскрыв его губы языком, передал ему капсулу. Келл сглотнул. Сицилиец склонился над ним и начал водить пальцами по ещё мокрым щекам. Келл бегло отметил про себя, что многие люди, кажущиеся красивыми издалека, вблизи оказываются совсем другими, но лицо Лауро было прекрасно как издалека, так и вблизи. Он был будто чёрный ангел, похищающий его тело и душу. Келл успокоился, его состояние стало похоже на состояние человека, которому дали по голове мешком.
  — А целоваться совсем не умеешь, — мягко проговорил Манчини, он уже водил пальцами по губам парня. — Ты никогда ни с кем не целовался?
  — Нет.
  — Значит, я украл не только твою девственность, но и первый поцелуй, — усмехнулся Лауро. — Но почему? Тебе ни с кем не хотелось попробовать?
  — Мне не хотелось пробовать с кем попало, мне хотелось сделать это с человеком, который будет любить меня и которого буду любить я. Но ты все испортил.
  Он заметил, что лежит уже совсем без одежды и Манчини, совсем голый, гладит его тело. Но Келл ничего не ощущал, растворяясь в капсуле, которая растворялась в нем. Он больше не ощущает, как раз за разом погружается в его тело Манчини, он смотрит на все это со стороны, будто бы ему делают операцию, а он за этим наблюдает.
  — Келл, Келл... — пару раз обрывками долетело до парня как Манчини произносит его имя, затем он погрузился в мир безразличия и снов, в мир, где можно летать.


  7

  Действия капсулы закончилось, Келл лежал спиной к Манчини, снова ощущая боль, он был мрачнее тучи, на глазах выступили слёзы.
  — Келл, — позвал Лауро.
  — Я тебя ненавижу, — не поворачиваясь к нему, прошипел парень.
  — Что не так?
  — Что не так?! — Келл подскочил на постели. — Я несовершеннолетний, ты вынуждаешь меня спать с тобой, используя как игрушку для своих сексуальных извращений. Ты калечишь мою душу, терзаешь мое тело, разрывая его. Из-за этой боли я не могу нормально жить, спать, учиться. Мне что, постоянно жить на капсулах, чтобы не чувствовать боль, стать из-за этого наркоманом?! У меня уже искалечена психика, панические атаки, расстройство сна, паранойя, я стал агрессивным и раздражительным, на всех срываюсь, часто не хожу в универ. Я не знаю, как мне с этим жить. Я не гей, мне нравилась девушка, но теперь все сломано, я не могу больше быть ни с кем, ты сломал меня. Тело, душу, жизнь. Просто ради развлечения, ради забавы, ради своих извращений. Тебе плевать на то, что чувствуют другие, ты совершенный эгоист, живущий только ради собственного блага. Ты убиваешь не только парк, ты убиваешь меня. Я тебя ненавижу, лучше бы ты умер.
  Воцарилось молчание.
  — Келл, тебе нужно охладиться, — наконец сказал Манчини, — холодный душ поможет.
  — Я хочу немедленно выйти отсюда!
  — Я уже сказал тебе, что после завтрака мой водитель отвезет тебя домой или в универ, куда ты скажешь.
  Манчини позвонил одному из своих телохранителей:
  — Проведи Келла в ванную, пожалуйста.
  — Встретимся за завтраком, Келл. Я бы с удовольствием сам проводил тебя в ванную, но, думаю, сейчас не самое подходящее для этого время.
  После холодного душа Келл действительно почувствовал себя несколько лучше, но это не умалило его ненависти к Манчини. Он уже ждал его в зале за завтраком. Парень присел, но на еду даже не стал смотреть.
  — Позавтракай, Келл, тебе нужно набираться сил, — улыбнулся ему Лауро, попивая кофе. 
  — Нет, благодарю, — ответил Келл. Он сидел, как озлобленный, ощетинившийся зверек, готовый в любой момент вцепиться тебе в палец. Тут произошло что-то невообразимое, Келл ничего не успел понять. Послышались выстрелы, распахнулась дверь. Суета, шум, крики, снова выстрелы.
  — Залезай под стол! — услышал он крик Манчини.
  Келл увидел, как ворвались двое с пистолетами. Одного уложил телохранитель Манчини, который сам был ранен и упал на пол, разбрызгивая кровь. Другой прицелился из пистолета прямо в сицилийца.
  — Лауро! — закричал Келл. Он с молниеносной скоростью прыгнул, закрыв собой Манчини. Послышался выстрел, потом ещё один. Боль пронзила тело. Последнее, что он увидел, будто в тумане, встревоженное лицо Лауро, потом все растворилось во тьме.

  Келл слегка приоткрыл глаза: ударил дневной свет. Где он  находится, что произошло? Парень увидел лицо Манчини и реальность начала возвращаться на круги своя. Эта внезапная перестрелка... Манчини жив, его не убили.
  — Келл, — проговорил Лауро, увидев, что парень открыл глаза, и погладил его по щеке. — Все хорошо, пуля ничего жизненно важного не задела, попав в плечо. Мои доктора поставят тебя на ноги.
  — А где бандиты? — слабо спросил Келл.
  — Мертвы, — ответил Манчини. — Но и моих ребят положили, жаль.
  Сицилиец снова посмотрел на него.
  — Скажи, Келл, зачем ты это сделал? Зачем закрыл меня собой? Ведь только утром ты сказал, что ненавидишь меня и пожелал мне смерти.
  — Не знаю, — тихо ответил парень. — Я бы это сделал, кто бы там ни стоял, не позволил, чтобы на моих глазах убили человека.
  — Понятно, — усмехнулся Манчини, — герой-гуманист. Нельзя так бездумно рисковать своей жизнью, Келл, тебя могли убить. Тебе очень повезло, что пуля попала в плечо.
  — Мне надо домой, — сказал парень. — Я не могу тут оставаться, универ...
  — Куда ты собрался с пулевым ранением? Кто будет оказывать тебе помощь? У тебя есть деньги на лечение? Ты останешься у меня, мои врачи позаботятся о тебе.
  — Нет, — ответил Келл, вставая с кровати, но он был так слаб, что пройдя пару шагов, свалился в обморок на руки Манчини.
  — Я же говорил, — пробормотал сицилиец. Он долго вглядывался в лицо Келла, которое покоилось сейчас на его груди и напряженно о чем-то думал. Он думал о том, что не должен позволить, чтобы с этим мальчиком что-нибудь случилось. Ни за что и никогда, что он теперь несёт ответственность за его жизнь. Это существо, такое чистое, непорочное, наивное неосознанно прижималось к его груди.
  — Келл, — проговорил Манчини, проведя рукой по его щеке. "Место ли ему здесь? Я втянул его во всю эту грязь, разврат, убийства. Он был всего лишь наивным мальчиком, переживающим за деревья в парке. Ну разве я не чудовище?" — почему-то он сам себе улыбнулся.
  — Ты только мой, Келл, ты принадлежишь мне.

Парню пришлось остаться в доме Манчини, выбора у него не было. Врачи очень хорошо заботились о нем, лечили не только пулевое ранение, но и оставшиеся последствия после страстных капризов Манчини в их последнюю ночь, которые мешали полноценно сидеть и спать на спине. Сицилиец сам приходил, чтобы кормить Келла с ложки.
  — Ты как несмышленый котёнок, которого нужно выкармливать, — говорил он.
  — Универ, — проговорил Келл, — меня отчислят.
  — Ни о чем не переживай, никто тебя не отчислит, врачи напишут больничный. И ещё: если сюда придут полицейские, которые хотят пообщаться, расскажешь им все, как было. А насчёт того, что ты делал у меня дома... Ну конечно, ты можешь рассказать им о том, чем мы всю ночь занимались в спальне, это твоё право, но если все же решишь не рассказывать, можешь ответить, что пришёл пообщаться насчёт застройки парка.
  Келл залился румянцем.
  — Все, чего я хочу, это поскорее выйти отсюда.
  — Плечо больше не болит? — спросил Манчини. — У тебя ничего больше не болит? — он многозначительно погладил его по бедру. Келл стиснул зубы, чтобы не разразиться бранью.
  — Я знаю, мои врачи творят чудеса, — проговорил Лауро.


  8

  Вскоре Келл смог уже сам спускаться к завтраку.
  — Вернешься домой как только поправишься, это не оговаривается, — сказал Манчини. — Здесь ты получаешь надлежащий уход.
  — Расскажи мне, кто были эти люди, почему они стреляли в тебя? Я имею право знать.
  Старинные часы пробили десять утра.
  Лауро задумчиво вздохнул.
  — Если бы я знал. Это мог быть кто угодно. Посмотри вокруг себя, Келл, что ты видишь? Дорогой, изысканно обставленный особняк, дорогие вещи, о которых ты и мечтать не мог, ты не задавался вопросом откуда это все? Так вот, все это на крови, Келл, на чужой крови.
  — Как это? — не понял парень.
  — Мой отец, покойный Джузеппе Росси, был родом из нищей семьи, он не мог учиться, денег не было ни на что, лишь влачить жалкое выживание. Один раз ему выпал шанс изменить все это, взамен он должен был стать убийцей, проливать кровь, работать на мафию. Отец сделал свой выбор, он хотел любой ценой