Скорбь

любви. От нежелания проиграть и отпустить Ронове.
-Вы нарушили закон, - продолжает дознаватель, - вас ждет жесточайшее наказание. По всей строгости. Мы все любили Иас.
Ронове склоняет голову. Он думает об Иас, что так подставила его – в нем жалость и отвращение к ней, о Стефании – как она там? Как выдержит она свой допрос? Наверняка на нее насели и без того?
И о себе… себя жаль. Жаль потерять Иас, что тяготила. Ему лучше было бы, уйди она к кому-нибудь другому. А он оставался бы. Был бы со Стефанией – она уже сдалась ему. Открылась совсем, ну или почти совсем, оставалось что-то еще непознанное, но это ничего.
А теперь наказание. А Ронове хорошо знает закон – вся строгость – это смерть.
-Это будет большой утратой, - замечает дознаватель, наблюдая за Ронове.
-Я приму волю Церкви, - каждый охотник должен быть готов к смерти. Правда, каждый охотник надеется при этом, что лично его смерть найдет очень нескоро и как-нибудь славно, в хорошей битве. Но что уж… от рук своих погибать приходится тоже.
-Зачем так радикально? – удивляется дознаватель и Ронове медленно поднимает на него взгляд.
-Прошу прощения?
-Церковь не хочет терять своих самых верных слуг из-за каких-то…оплошностей юности.
Никогда нельзя идти на сделку с теми, кто вдруг от жестокого дознавателя, желающего докопаться до глубины твоей сути, вдруг становится сочувствующим другом.
Но выслушать-то тянет!
-Я вас не понимаю, - Ронове облизывает пересохшие губы. Ему хочется верить в чудо, хотя, как служитель Церкви, он знает, что чудеса – это явление редкое.
-Мы можем помочь вам, - дознаватель лучится дружелюбием, - выйдете на волю, будете работать, любить кого угодно…
-Взамен? – Ронове держится конкретно. Ему нужно знать, за что ему предоставят блага жизни и свободы. Пусть относительной свободы.
-Почему же взамен? – обижается даже дознаватель. – Вы же…
-Что взамен? – Ронове подается вперед. Он знает эти игры. Он знает, что всегда есть цена и хочет знать, какую хотят запросить с него. Может быть, он и потянет?
Дознаватель выдерживает еще мгновение, затем выпаливает:
-Показания против Абрахама!
Ронове отшатывается.
-Поймите, - увещевает его дознаватель, - Абрахаму конец. Не хотите же вы похоронить себя вместе с ним? вы еще молоды! Вы еще так молоды. Вы можете быть лучшим, когда не станет его. а его уж всяко не станет! Так не губите же себя…
Какие сладкие речи. Какие правильные. Как хочется Ронове взять листок и подписать самую гнусную ложь об Абрахаме.
И тогда…что?
-Против Абрахама?
-Девушка – лишь молодой последователь, заблудшая душа! – дознаватель сразу угадывает беспокойство Ронове.
Как поступить? Поддаться? Поверить лжецам? Поверить подлецам? Стать подлецом самому?
Дознаватель мягко подталкивает к Ронове листочек  для подписи. Одна подпись Ронове и он начинает жизнь с самого начала. Перо уже само в руке, нужно лишь сделать росчерк…
Что-то останавливает? Ах, ну, конечно же – что еще может остановить как не мысль о том, как поступят другие?!
Базир отказывается сразу. Он мягко, но очень ясно дает понять, что не нуждается в заступничестве и почтенном предложении совета, переданном дознавателем:
-Я не имею веса в совете. Мои показания ничего не весят, а на самом мне грехов нет. Я лишь последователь. Я не охотник. Есть координатор каждой миссии, а я – исполнитель!
Это дешевая отговорка. Но она работает тогда, когда пропадает всякое изящество методов, когда красноречие иссякает. Самые грубые методы оказываются вдруг действенными.
-Вы пойдете против церкви? – на Базира надежды и не было. Слишком прозрачный взгляд у этого человека, и во взгляде этом не прочтешь ни страха, ни сомнения, ни упрека. Прозрачно – слишком страшно, слишком жутко.
-Я человек маленький, - возражает Базир. – Я подчиняюсь приказам совета. Если я увижу приказ или услышу его лично от советника, я подпишу тотчас! Сам я могу решать лишь за свою жизнь, за то, куда пойти. Я не закреплен ни за кем, и обязан всем. Но не могу же я слушать всех, верно?
Дознаватель не делает попытки его переубедить.
Клемент долго уточняет:
-Абрахаму конец?
Конечно, как охотник Клемент уязвлен и задет, но страшно ему подписываться под ложью и соглашаться с нею. Но дознавателем выступает его прежний наставник – охотник Скарон, который уверяет:
-Путь Абрахама кончен. Ты должен выступить на благо Церкви, ты должен бороться с этой силой.
-Но это подло… - Клемент молод и наивен. Он верит в светлые идеалы. Сегодня день падения его веры в бесконечный и абсолютный свет, сегодня он делает выбор.
Будь он умнее – конечно, смог бы извернуться. Но у него была молодость, и не было ни одного по-настоящему близкого человека, на которого он хотел бы равняться. Этим человеком стал Скарон. Его наставник, охотник,  друг…
Как может Скарон советовать сделать дурное? Как может он, Клемент, разочаровать Скарона? А тот уже хмурился, смотрел с тоскою, как всегда, когда Клемент проявлял ненужное упрямство.
-Давай! – Клементу было страшно видеть разочарование в глазах своего кумира, ему было невозможно пасть в его глазах, и он судорожно схватил листок и размашистую поставил подпись, не вчитываясь даже в уже услужливо написанные строки обвинения против Абрахама.
-Молодец, - хвалит Скарон, теплея взглядом.
-А моя сестра? Она подписала? – Клемент и стыдится, и переживает о сестре. Ее поведение бросало тень на него. Но она была той же крови, что и он, и на той же стороне.
-Этого мне неизвестно, - Скарон мягок. – Но я думаю, что ей нет смысла защищать этого преступного мага! Она ведь умна, да и свободна теперь в решениях.
-Да… - неуверенно соглашается Клемент и гонит из головы дурную мысль, заменяя ее другой, более приятной: «Совет не станет делать ничего просто так, я могу не понимать некоторых вещей, но Скарон всегда верно подскажет мне».
Скарон торопливо прощается и выходит прочь.
А Делин ещё спокойнее, чем брат. Правда, категоричнее:
-Против Абрахама я возражений и обвинений не имею, но против его помощницы…
-Помощницы? Причем тут Стефания?
Это уже не в планах совета. План совета – уничтожить Абрахама. Впрочем, показания Делин – это всего лишь показания Делин. Из них можно вычеркнуть слова о помощнице.
-Стефания отнимает всё! – Делин легко трансформировать свои неудачи, свою серость в вину одной Стефании. Она отняла работу мечты Делин, она завладела вниманием – как Ронове. Так и всеобщим, она даже от Иас в своей жизни избавилась! Дрянь!
А Делин так и не продвинулась никуда. И каждый ее шаг к достижению оборачивался крахом. Попыталась учиться – еле-еле сдала экзамен. Попыталась выслужиться – попала к Фенриру – самому неуважаемому и слабому охотнику. А когда захотела его сместить – должность едва не ушла к Стефании, но та так снисходительно от нее отказалась, что должность…
Снова не досталась Делин, а перешла к Клементу.
И даже попытка очернить Стефанию обернулась самоубийством подельницы-Иас! Крест и Пламя! Да как это возможно?!
-Я дам показания против Абрахама, если совет учтет мои показания против Стефании, - сообщает Делин спокойно. Последние несколько дней изменили ее до неузнаваемости. Ничего от прежней Делин не осталось и уже никогда не будет серой Делин…
-У вас есть обвинения против нее?
-Она связана с Абрахамом, явно помогает ему в его делах. Она связана с Ронове и я думаю, что именно ее действия побудили Иас покончить с собой.
-Это серьезное обвинение!
-Да… - Делин держит паузу недолго, но затем, набрав в рот побольше воздуха, выкладывает и про попытку подставить Стефанию на пару с Иас, и про странный интерес к Ронове и про то, что Стефания отказалась от должности охотника тоже напоминает. Делин плевать, что станет с нею, ей хочется уничтожить Стефанию, и она открывает всю свою душу.
Дознаватель опытен и видит зависть. Потому протоколирует, с трудом сдерживая смешок – женщины! Но один момент затрагивает его жесткий ум:
-Как думаете, почему она отказалась от должности охотника? У нее свои, свои планы с Абрахамом!
Это странно. По-настоящему странно. За такую должность многие готовы пойти на все, что угодно. А она отказалась. Но у дознавателя пока нет задачи губить Стефанию. Он откладывает настоящий протокол с показаниями против нее в сторону. Откладывает, но не уничтожает…
Когда Стефании предлагают свидетельствовать против Абрахама, она заходится такой бранью, что даже Абрахам, которого допрашивает Рене, слышит это. И Рене тоже не может игнорировать эту брань.
-А ведь казалась такой приличной! – замечает Рене. В этом замечании есть человечность. Но она проходит. И он снова становится дознавателем Абрахама.
-Не мучайте ее, - тихо просит Абрахам, - она дура. Она ни дьявола, ни черта  не знает.
-Разберемся, - усмехается Рене. – Это трогательно, но ты не отвлекайся от своей участи!
А Ронове гадает как поступить дольше всех. Он уже заносит руку над листом, но убирает вдруг и снова заносит, и снова дрожит в неуверенности твердая в бою его рука.
Даже дознаватель устал уговаривать.
-Вы бы решались… - советует он, вздыхая, - третий час уже. Есть хочется…спать!
-Есть, спать, - повторяет Ронове и вдруг представляется ему взгляд Стефании. Укоризненный взгляд. Если она узнает о его поступке?! Она-то сама не предаст так просто – да и слышна ругань ее была. Явно попытка провален. А он что, слабее?
-Ну? – торопит дознаватель.
Ронове холодно и твердо откладывает перо в сторону и одним движением сминает фальшивый протокол – плевать, плевать, что будет  дальше. Сейчас нужно остаться самим собой. Хватит уже жертв!
-Зря, -  вздыхает дознаватель, - зря вы так, Ронове! Вы еще молоды!
-Пошел вон, - советует Ронове, стараясь не передумать и не броситься за уходящим дознавателем. На мгновение в допросную камеру проникает свет – это открывается и тут же закрывается дверь в коридор, но все затихает, пропадает в темноте – почему-то никогда дознаватели не оставляют и огарка свечи своим жертвам!
Ронове знает – он сам так поступал по какому-то внутреннему чутью.
Глава 16.
Никогда прежде Стефания не думала о том, что еда может быть отвратительной. Не хотела и не думала. Конечно, не всегда можно было поесть горячего, если ты работаешь с Абрахамом, но, по меньшей мере, всё, что подавали ей, было свежим.
Оказалось, что нужно было стать подозреваемой (Пламя и Крест! – какая нелепость), чтобы тебе перестали подавать не только горячее, но и свежее.
Стефания сначала просто воззрилась с подозрением на нечто дрожащее, грязно-серое, пахнущее чем-то неприятным, словно бы застоявшимся…
-Это что? – спросила Стефания с отвращением.
-Ужин, - последовал безразличный ответ от такого же безразличного церковника.
-Вот это вот… - Стефания даже задохнулась от возмущения, но оно не возымело никакого действия. Безразличный служитель просто поставил перед нею полную тарелку с заведомой дрянью и вышел прочь.
Стефания помедлила, глядя на плотно воткнутую в нечто ложку, затем, принимая то, что выхода нет, а желудок все-таки требует еды, вытащила ложку и зачерпнула с очевидным усилием немного из тарелки, прикрыла глаза, поднося ложку ко рту. В конце концов, люди проходили и через голод, и не стоит быть привередливой, людям бывало и хуже!
Во всяком случае, Стефания именно так попыталась себя