Скорбь

поддержать, но сдалась.
Это могло бы быть прекрасной рисовой кашей – в горячем виде, ароматной, с кусочком свежего, душистого сливочного масла, придающего потрясающий молочный вкус… так и было бы, если бы это нечто не переварили без соли, без молока и масла так, что каша кое-где подгорела, была совершенно пресной, липкой, холодной и, судя по ее сероватому цвету – простоявшей в сваренном виде не пару дней.
Стефания поморщилась, отодвинула от себя тарелку. Желудок бунтовал и требовал еды, но пересилить себя для того, чтобы всерьез рассматривать принесенную кашу как пищу, она не могла.
Тарелка стояла немым укором перед нею, а в голову лезли мысли. Первой среди непрошенных была о том, что нужно быть скромнее, зато вторая была пропитана обидой – Стефания ни в чем не виновата, а с нею обращаются так, будто бы она преступница!
А за обидой – страх: неужели со всеми преступниками и подозреваемыми обращаются так? Не может же Стефания быть исключением? Слишком она для этого незаметна и ничтожна.
За страхом – отвращение: почему Стефания не знала того, как обращаются с преступниками и подозреваемыми? Не хотела и не знала. И за это – отвращение к себе самой. За это одно презрение.
«Может быть, я заслуживаю этого?» - скользнуло в мыслях Стефании. Она не знала, сколько прошло времени, какое время суток и когда появится следующий равнодушный служитель, чтобы забрать эту чашку и…сунуть другую? Теперь так?
Стефании хотелось есть, спать, умыться и посетить туалет. Полумрак давил на нее. Но Стефания была еще в привилегированном положении: в её допросной не было темно – узенькое окно в стене, над самым потолком не давало света, но оно отгоняло абсолютную тьму.
Положение становилось отчаянным. Сидеть было невозможно, стоять глупо и бессмысленно, а лечь на ледяной каменный пол опасно. Стефания металась по допросной, не зная, что делать и куда податься, не зная, кого винить – себя или всех, и неизвестно, чем кончилась бы эта мука, когда вдруг в замочной скважине провернули ключ.
Вся гордость куда-то делась. Стефания, которая еще недавно обещала сама себе держаться с достоинством, повернулась, ожидая входящего 9кем бы он ни был), как приход самого бога…
И даже то, что это был всего лишь Рене, не охладило её пыл.
-Пожалуйста! – Стефания говорила дрожащим голосом, нервным, сжатым, слабым, - пожалуйста…
Рене был спокоен. Он держал в руках свечу и пламя огня отбрасывало красивые блики на его лицо.
-Что такое? – спросил он. – Чего ты хочешь?
Хотелось много чего. Но выбрала Стефания легко и быстро:
-В туалет.
Она ожидала его удивления, даже мрачно-ехидного: «не положено!», или еще чего-то в том же духе, что в точности бы подтвердило его власть над нею. Но Рене удивил её:
-Хорошо.
И щелкнул пальцами, призывая из коридора одного из служителей.
-Проводи ее до ванной, - и уже к Стефании обратился, - надеюсь, ты не попытаешься сбежать?
-нет! – куда ей бежать, если вся ее жизнь проходит в Церкви Животворящего Креста? Да и зачем? Сочтут предателем и убьют.
Она бросилась за сопровождающим, наслаждаясь самим фактом движения по коридору. Сейчас ей было не до смущения, но служитель, вопреки её предположению, не пошёл за нею следом, а остался стражем у дверей. Через пять минут Стефания, ожившая и умытая, снова предстала перед Рене.
За время её отсутствия он успел поставить не только свою свечу в допросной, но и еще шесть – теперь было светло. Свет давал надежду и для Стефании.
-Садись, - предложил Рене, тон его был мягок и дружелюбен.
-Когда меня выпустят и в чем обвиняют? – строго спросила Стефания. Рене усмехнулся:
-В любую минуту, пока ни в чем.
-Почему я здесь? Я…
-Дай я скажу! – обозлился Рене, но вдруг снова стал мягок. – Стефания, послушай, участь Абрахама решена.
-Это было провокацией! – с гневом заметила Стефания и скрестила руки на груди, надеясь оградиться от страшного и властного Рене. – Наша поездка! Ее не согласовал совет приказом, но дал волю. Все для того, чтобы уничтожить Абрахама и нас.
-Абрахама – да. Вас – нет, - поправил Рене. – Абрахам – хороший охотник, но он не просто охотник. Он еще и маг, предатель и это его клеймо. Не могу тебе сказать почему, но, поверь на слово, сейчас мы уже не нуждаемся в той грубой силе, что имеет Абрахам. Сейчас нам нужны новые, обновленные ряды охотников, которые не запятнали себя жестокостью и предательством, а уж тем более – магией!
Стефания молчала. Это молчание давалось ей с трудом, но она чувствовала, что оно – единственный доспех для неё.
-Ты молода. Как молод Клемент. и даже эта…чёрт, Делин!
-А что остальные? – Стефания решила нарушить молчание. – Базир и Ронове?
-Они тоже нужны. Базир еще не запятнал себя. Ронове… тебя тревожит его участь? Его никто не планируем казнить или карать. Он просто будет очень и очень благодарен совету.
Стефания фыркнула. Как удачно для совета все сложилось! И самоубийство Иас, и карательная миссия и даже, выходит, гибель Буне, открывшая этот проклятый холодный и жестокий мир.
Мир, в котором жила Стефания всегда, но глубину низости которого не видела.
Или не хотела видеть? Зная, что ничем не лучше окружающих, закрылась от них слепотой и глухотой? Обелила себя этим?
-Другими словами, Стефания, не упрямься, - продолжил Рене. – Ты молода. Зачем тебе еще ссориться с советом? Разве Совет не был к тебе добр? Разве не взрастила тебя – нечастную сиротку, наша Церковь? Разве не дал он тебе пищи, кров и работу? Разве не дал он тебе жизни? И, главное, Стефания, ну было бы из-за кого! Так из-за Абрахама! Стоит ли упорствовать из-за заранее обреченного, отжившего, циничного человека, предавшего когда-то своих и опасного для нас? Ты можешь сказать, что это нечестно, что это очень подло, но, понимаешь ли, Стефания, в чем дело… одной честностью не устоять. Благое дело может оправдать не самые благовидные методы. Понимаешь?
Слова Рене были логичны и от этого было хуже всего. В его словах был смысл! Это Стефания понимала.
-Просто дай показания против Абрахама, пусть не совсем справедливые, но они помогут нам вершить дело Церкви без всякой опаски и оглядки на него! Ты станешь охотником, ты станешь другом совета, а он не обидит. Хочешь любить Ронове – совет позволит это вам. Хочешь денег или вин – Совет даст и это. Он позволит лучшую службу и будет добр к мелким слабостям. И за все это мы просим немного – всего лишь немного помощи! Разве это так страшно? Разве это так больно? В конце концов, это и твой долг!
Слова Рене кружили голову. В них была мягкость и тихая нежность, блестящие перспективы, но Стефания почему-то не могла с головою провалиться, пропасть в вихре этих слов – внутренний комок, сжавшийся где-то в горле, не давал ей поверить Рене.
Абрахам мог быть подлецом, нося в крови магию, но разве не раскаялся он? разве не отплатил он за эту вину? Разве не служил свету? К тому же, пусть он бывал груб, но никогда откровенно дурно не обращался со Стефанией, не запирал её в допросной, не давал ей холодной и мерзкой каши, не оставлял в темноте с мучительным желанием упасть и не проснуться никогда. Да, он не был понимающим и добродетельным, но в нем была доброта! Стефании он помог, стал наставником… разве этого мало, чтобы не позволить себе оговорить его?
И потом – блага совета звучат странно. Вина, деньги, должность (от которой Стефания уже имела наглость отказаться!), Ронове? А Ронове спросили? Вина же Стефания не пила почти. А деньги? Куда ей их тратить? Совет решил, что может взывать к чудовищным методам, так отличается ли теперь совет от тех, с кем ведет борьбу?!
Отличается! В крови совета нет магии, а маги и прочая магическая дрянь не могут быть виновны в том, что родились такими!
-И долго ты будешь молчать? – Рене был вежлив, но теперь Стефания ясно видела, как фальшива эта вежливость.
-Нет, - очень просто ответила она.
-И твой ответ? – Рене приободрился.
-Я уже сказала, - уточнила Стефания, - нет. Меня и в первый раз обидело это предложение!
-Да-да, мы все слышали твою брань, - хмыкнул Рене, но взгляд его помрачнел и потяжелел. – Ты отказываешься сотрудничать? После всех слов о благе и долге? После ночи в допросной? Не в тюрьме, конечно, но все же…
-А что, следующий шаг – тюрьма? – усмехнулась Стефания. Страх куда-то исчез. Остались голод, усталость и ярость. а вот страха не было. как не было больше любопытства или испуга. Вся жизнь Стефании свелась к простому желанию лечь и закрыть глаза.
Сейчас ей было безразлично даже где именно лечь – в своей комнатенке или в тюремной камере Церкви.
Но Рене опять удивил её. Он вздохнул с каким-то сожалением и даже горечью и промолвил:
-Ты зря так. Как человек тебе говорю. Твоё решение окончательное?
-Да, - Стефания пожала плечами, не удержалась, зевнула.
-Ступай, - сказал Рене также просто, как Стефания отказалась от сотрудничества с церковниками.
-А? – Стефания растерянно моргнула. – куда?
-К себе. Или к Ронове – мне безразлично.
-Я что…свободна? – что-то было не так. Разве могут просто так отпускать, заточив в допросной на небо знает сколько времени, попытавшись накормить отвратительной кашей и открыв глаза на зловещую провокацию? А после отказа к сотрудничеству сказать, что можно идти?
-Ты не арестована, - поправил Рене и в этой поправке было громадное значение: никто из слуг Церкви Животворящего Креста не мог быть свободным, потому что не кончилась ещё война меж магической нечистью и церковниками.
-Я могу идти? – Стефания не могла поверить. Слишком складно и просто! Так не бывает!
-Можешь, - подтвердил Рене и Стефания не сдвинулась с места.
-Так я пошла?
Рене кивнул. Стефания неуверенно поднялась и проследовала до дверей. Неуверенно обернулась:
-Точно?
Рене махнул рукой, показывая, что она его уже утомила своим вопросом и Стефания, не веря в реальность происходящего, вышла в коридор.
Наверное, Абрахам был бы в ярости, узнай он о том, что в его кабинете происходит в его отсутствие заседание. Но он был не то в допросной, не то в камере и не мог повлиять ни на что. Даже магическая сила, которой он обладал и которую все дружно презирали, видимо, была парализована сейчас или просто Абрахам не хотел пускать её в ход.
Когда Стефания, повинуясь какому-то внутреннему бредовому чутью, пошла вместо своей комнаты в кабинет Абрахама, она была готова себя саму придушить за этот лишний расход и без того малого запаса энергии.
Но в кабинете Абрахама она увидела Ронове и Базира, и желание заниматься самобичеванием оставило её самым волшебным образом. Последовала бурная встреча, в которой даже Базир – сдержанный и непроницаемый, не сдержал улыбки и искреннего облегчения.
Выяснилось, что и Ронове, и Базир, как и Стефания получили предложение дать показания против Абрахама. Оба отказались (при этом Ронове постарался всеми силами обойти тот момент, когда он едва-едва не подписал бумагу, но Стефания этого момента не заметила, а Базир, если и заметил, не выдал себя), а после отказа их…выпустили!
Произошло это с разницей в четверть часа. Первый освободили Базира, он поднялся сначала до Абрахама, убедился, что  тот еще взаперти, и, судя по всему, будет пребывать взаперти и дальше, сходил на кухню, набрал запасов и рассудил, что неплохо было бы подкрепиться. По пути встретил Ронове – оголодавшего,