Скорбь

и Стефании. Он бы ещё не был бы так яростен и взбешён на неё, если бы она просто рванулась за Абрахамом и Рене, если бы только раскрыла отвратительный кусочек правды о ненастоящей…неважно с какого даже момента, но ненастоящей войне с магией, но это сияние, которое ясно дало понимание всей отвратительной её сути – это было слишком.
Ронове хотел жить комфортно и привычно. Ему нравилось быть на своём посту, ходить в любимцах церковников, питаться лучше, чем помощники и не сражающиеся, нравилось держать подле себя гордую красавицу, а теперь от этого ничего не осталось.
Пост превратился в ничто. Его собственные убеждения никогда не были сильны, но даже он мог притворяться человеком, полным веры. А теперь?..  конечно, Ронове всегда подмечал некоторые расхождения и странности в работе церковного совета, но он мог их игнорировать и объяснять. Рене же вторгся в это счастливое неведение, и сейчас у Ронове не оставалось даже шанса на то, чтобы поддерживать иллюзию.
Подлец! Мерзавец и трус!
Впрочем…нет. трус – это уже мимо Рене. Ронове хотелось бы думать о «вечном офицере» как о трусливой душе, но, учитывая, что Рене пошёл против всех и отчаянно рискнул, не сумев вынести страшного открытия о сговоре церкви и магической цитадели, это уже не трусость. Это двойная, тройная подлость.
Если бы Ронове знал, что правда ему не понравится, он бы не рванул за Стефанией и Абрахамом. Да и вообще, знай он о том, что Стефания – это чудовище, даже не приблизился бы к ней.
Как всё нелепо, как всё глупо и страшно сложилось! Ронове из любимца стал никем. Он не посмел бы теперь вернуться в Церковь Животворящего Креста, не скроешь правды, и исчезновения Базира не объяснишь, и того, почему он позволил предателям и врагам уйти.
-Они – враги… - сквозь зубы процедил Ронове. До него начинало по-настоящему доходить, как он ошибся в каждом своём шаге. Он отпустил врагов! Магов! Предателей Церкви!
И новый страшный пласт правды – а церковь разве не стала врагом? Церковь вступила в сговор с Магической Цитаделью! Каждый раз, когда Ронове рисковал жизнью, каждый раз, когда рисковали другие – Церковь Животворящего Креста таила эту правду, позволяя умирать и калечиться в войне, которая. Что, больше не существует?
Давно ли? На самом ли деле?..
Ронове остановился. Ему стало трудно дышать. Приступ дурноты накрыл его сознание, не понимая, что делает, Ронове сполз по стволу какого-то дерева на землю, схватился руками за горло, как будто бы пытался помочь себе вздохнуть.
Сердце учащённо билось где-то  у горла, перед глазами прыгали разноцветные мушки, в желудке же что-то тяжелело…
Не в силах выносить дневного света, Ронове закрыл глаза, усилием воли заставил себя оторвать руки от горла, затих у корневищ пытаясь выровнять дыхание, неожиданно предавшее его, как предала Церковь, задолго до того, как предал саму Церковь Рене, и задолго до того, как предала всех Стефания.
Ронове не знал, сколько прошло времени прежде, чем он обрёл здравомыслие, и унялось суматошное биение, сделавшись, наконец, лишь слегка учащённым. По его ощущениям прошло минут десять, но он уже не очень-то верил и самому себе.
Нерешительно он открыл глаза, шумно и глубоко вздохнул, слегка распрямился у ствола, поражаясь этому неожиданному поведению собственного организма – такого с ним раньше никогда не было! он вообще не думал, что способен проявлять такую слабость во взрослости. Там, где-то в прошлом, был ещё юнец, разволновавшийся до тошноты и дурноты на экзаменах, но сколько лет прошло! И что же это за возвращение не самого приятного момента в усиленном виде?
-Всё хорошо, всё хорошо… - неуверенно прошептал Ронове сам себе. Хотя, конечно, хорошо быть уже не могло. Ещё недавно всё было хорошо. А вот потом был убит Буне – да, с этого, пожалуй, всё и началось. Буне, Казот, где-то вклинившееся между этими двумя смертями чувство к Стефании, затем союзничество с Абрахамом, а потом… карательная поездка, самоубийство Иас, чернота заточения, уговор к показаниям, неожиданное освобождение, правда о церкви, правда о Стефании – сколько можно в один миг валить всё на человека? Боже, ты же видишь всё, ну что же ты настолько немилосерден?
Ронове попытался перейти к рассудку. Нужно что-то делать. Нужно? Да. А что? Это уже сложнее. Решать сообща, действовать ли по указке – это всё намного проще, чем самому взвалить на себя полную ответственность.
Но сидеть под деревом не получится. Холодно.
Нужно идти. куда? Зачем? С кем быть?
Очевидно, что Ронове не может вернуться в Церковь Животворящего Креста. Во-первых, его ещё винят в гибели Иас. Во-вторых, все видели, что он выехал с Базиром, а Базир решил остаться с Рене, Абрахамом и Стефанией и объяснять его отсутствие и своё появление будет тяжело. В-третьих, никто не поверит в то, что Ронове оказался один чист среди предателей и врагов. Все видели и знают, что он был рядом с Абрахамом, что мирно работал с Базиром и увлекался этой паршивой магичкой!
А сам Ронове чист… он всего-то не захотел оставаться с этой компанией, не пожелал воевать с церковью, но и задерживать их не стал. Да, бесполезно. Абрахам – маг, Рене – хоть и «вечный офицер», а всё же боевая единица. Да и Базир не промах. И эта…
Эта.
Но он должен был, по всем правилам, ввязаться в этот гибельный бой. Вот только Ронове любил жизнь и разочаровался в Церкви. Как следовать её правилам, если все они таили обман? Нет, это было слишком.
Путь в Церковь Животворящего Креста закрыт. И желания нет, и возможностей туда возвращаться. Что тогда? К людям?
Те же церковники и найдут. Для них он – дезертир с войны, узнавший много секретов Церкви. Да и как жить среди людей, когда всё, что ты умеешь – убивать и карать магию? Это же придётся начинать с самого начала, чему-то учиться и уж совершенно точно не стать ему лучшим или одним из лучших.
Значит, нужно идти не к людям.
Ронове пришло в голову, что можно попробовать податься в другую Церковь. Найти какой-нибудь приют среди настоящей борьбы или нераскрытого обмана. Там он сможет быть охотником, там забудет прошлое, да…
Это неожиданное правильное решение вдохновило Ронове и придало ему сил. Он повеселел и поднялся с земли. Путь, закрытый еще недавно за всеми свершившимися и пережитыми трагедиями, раскрывался опять и был блистательным. Он ведь свободен в своих передвижениях между Церквями? Свободен. Он не свернул с пути, просто сменил место битвы. Именно так и должно быть.
А что до Рене с его правдой – пусть подавится, пусть подавится, безумный! Пусть воюет, пусть совершает свои бессмысленные походы, успеха ему не видать. Абрахам ему в помощь! Песенка Абрахама уже спета, так не Ронове заботиться о том, чтобы он замолчал или запел опять. Ничего, разберутся.
Базир…вот Базира Ронове было жаль. Ему почудилось, что в нём он обрёл какое-то понимание и покой, надежду на что-то хорошее, но разве была вина Ронове в том, что Базир не последовал за ним, а остался с гибельной троицей?
Стефания… жаль времени и попытки в чувства, а её саму нет. Ронове не жаль Стефании. Ему жаль того, что он хотел её, что не получил и жаль разочарования.
Нужно было себя успокоить. Ронове уцепился за дельную мысль: «в конце концов, Стефания не была настолько красива».
Это помогло. Немного, не до конца, но в груди успокоилось горькое буйство, стало легче дышать. Ронове возрождался мыслью, ему было тяжело выбирать путь, но он сделал это и теперь полагал, что самое трудное уже позади. Конечно, было бы легче, если бы он был не один, а хоть с кем-то, кто мог его утешить или был бы также растерян.
-Видно быть мне одному… - Ронове даже улыбнулся от этой мысли и прикинул своё местонахождение. Чтобы найти другую Церковь, нужно внимательно слушать и смотреть. Это Церковь животворящего Креста держится ещё открыто, а другие позволить себе этого не могут. Но ничего, Ронове слышал про Северную Церковь, Церковь Святого Сердца, Церковь Свободной Воли и прочие должны быть. Где-то да найдётся.
Святое Сердце, вроде бы, таится в горах. Но горы Ронове не любил. Можно попробовать пойти на север, там отыскать оплот новой борьбы и для возрождения духа.
Ронове всё больше ободрялся. Жизнь, казавшаяся ему выжженной, снова начинала проявлять краски. Появилось чувство голода, знаменуя победу жизни над разрушением. Ронове не поднимался ещё из такой черноты чувств, все его предыдущие возрождения были из лучших условий, но сейчас он позволил себе думать, что это не такая уж и большая разница в провалах. Если он справлялся прежде – справится и здесь.
Он захотел справиться.
Шаг Ронове стал размереннее. Нужно было уже выбирать дорогу и, важнее всего, нужно было покинуть несчастную рощицу, чтобы выйти на нормальную дорогу и уже оттуда направить свой путь на полнейшее возрождение. Ронове нарочито занимал себя мыслями о пути на север, потому что убедился – стоит перестать думать о дороге, думать яростно и страстно, как заползают другие мысли. И самая пугающая, самая настойчивая имеет оттенок беспокойства: как там…они?
До Абрахама, конечно, дела почти нет. до Рене тем более. Но Базир, и даже Стефания! Ронове не был глуп – он помнил растерянный и испуганный взгляд Стефании, когда она очнулась. Это был взгляд человека, который в ужасе от самого себя, который медленно осознаёт что-то, произошедшее с ним, и произошедшее это – явно дурное.
Как охотник Ронове должен был убить её. Привилегия к жизни, данная Церковью Животворящего Креста Абрахаму, не распространялась на Стефанию. Значит – она враг в глазах Церкви. Но то, что Ронове не ввязался с нею в бой, не покарал её крестом и именем света, не укоряло почему-то его совести. А вот то, что он сбежал и её взгляд, этот испуг, который он не пожелал утешить – укорял.
Но это же неправильно! Она – враг. Она должна быть благодарна за то, что Ронове просто ушёл. Но почему сам Ронове не может найти себе покоя? Это всего лишь паршивая магичка, это враг церкви, пусть и лживой, но все же!
Дорога. Надо думать о дороге. Нужно думать о пути к дороге, туда, где выход на тракт, на тракте таверны, там можно подкрепиться и узнать о пути. Дорога…
Но был этот взгляд! Взгляд, не покидающий разума Ронове. Мольба. Она протягивала к нему руки, она просила его остаться! Может быть, даже влюбилась в него, как влюбилась в какого-то красавца сестра Базира, а не справившись с чувством, оставленная им, покончила с собою.
Как покончила с собою Иас…
Ронове остановился. Разум говорил идти вперёд, к большой дороге, к тракту, навстречу будущему, которое еще не назначено, которое можно еще написать. Сердце же звало вернуться. Но разве сердце может понимать всю боль и всю нелогичность поступка? Разве сердце может и должно решать? Нет, властен лишь ум. Ум имеет значение, а сердце…
Сердце не давало Ронове сделать и шага. Ему хотелось жить комфортно и сладко, быть в чести и в любимцах, а путь, что предлагало сердце, возвещал обратное – скитания, черноту грядущего, а потом, как итог – бесславную смерть.
-Господи! – Ронове взглянул в небо, - господи, ну за что ты так жесток ко мне? Почему не даёшь мне жить дальше? почему требуешь Ты моей гибели? Почему не успокоишь моего сердца?
Он редко обращался к небу, еще реже молился. Но сейчас это было единственной попыткой прийти к