если ты хочешь узнать это, получить, у меня ответ на свой вопрос, ответь, пожалуйста, кто такой специалист.
- Ну, это тот, кто знает то, что у него спрашивают.
- Как знает?
- Ну, знает не приблизительно, а точно.
- Откуда он это знает?
- Как откуда? От верблюда - от учителя.
- То есть, ты хочешь сказать, что человек становится специалистом в том случае, если его специально учит учитель тому, о чем его спрашивают. Он отвечает то, что ему сообщил, передал учитель. Учитель передает ему то, что сам знает, - знание. Какое это знание, какой характер носит?
- Наш разговор носит слишком абстрактный, прямо философский характер, чтобы я мог вот так с ходу точно ответить. Надо подумать.
- Отлично. Подумай. Надумаешь - приходи, если с ходу ничего не приходит в голову, кроме сообщения об этом.
- Но я потому и спрашиваю тебя об этом, потому что сам не знаю. Может быть, ты знаешь?
- Ты думаешь, если я не знаю, то может быть он знает. Вот у него и спрошу. И так ты будешь ходить от одного к другому, пока не найдешь никого, кто знает ответ на твой вопрос. Разве можно быть специалистом в таком деле, как поиск смысла в жизни? Скажи: учитель знает ответ на такой вопрос как специалист?
- Думаю, нет. Вот поэтому я спрашиваю ответ не у него, а у тебя как у специалиста в области мысли.
- Значит, ты полагаешь, что я, специально занимаясь мышлением, не мог не заняться размышлением об этом. Если меня научил быть специалистом в мысли мой учитель, а его научил его учитель, и так дальше по ряду учителей до первого учителя, то откуда он это узнал? От бога, от самой жизни? Таким образом усваивая мнения учителей, я мог подойти к тому, что в их мнениях повторялось. Установить это можно только сравнивая мнения учителей друг с другом и с опытом собственной жизни в отношении ее смысла. Так можно выработать соборный канон, общее правило отношения к жизни. Зная его, можно дать личное толкование этого правила - как правильно жить - применительно к собственной жизни. Но для этого нужно ее, эту жизнь, прожить, чтобы накопить соответственный, жизненный опыт и не забыть то, что думали об этом смысле учителя, чему они научили и тебя, и меня. Может быть, кто-нибудь лично для меня, например, мой учитель, а не его учитель, оказался наиболее представительным в этом вопросе более понятным мне. Вот так я мог стать специалистом в области мысли вообще и в частности в вопросе о смысле жизни. Я просто больше знаю ответов других знатоков и могу выбирать из них. Вдруг один из таких ответов откроет тебе глаза на твой вопрос о смысле жизни в связи со смертью. Так ты думал, обращаясь ко мне с таким вопросом?
- Ну, вроде так.
- Могу сказать тебе только то, что вроде так. Но ты ждешь от меня другого, более точного ответа, как от специалиста в области смысла как цели, к которой мы идем путем мысли. Но что означает это словосочетание, как "знать специально"? Не то ли означает, что такое знание реально, деятельно, практично, а не просто есть лишь на словах, как в школьной абстракции? То есть, ты пришел ко мне не с вопросом о том, в чем заключается смысл жизни вообще, а с вопросом о том, как тебе жить со смыслом так, чтобы сама смерть не отняла его у тебя. Так?
- Но как можно быть специалистом в этом? Я могу сказать тебе только то, что сам думаю об этом, а не то, что думают другие. О том, о чем думают другие, тебе лучше обратиться за сведениями к сборщикам чужих мнений. Это и есть точно твои специалисты. Найдешь одного из них, он тебе и выложит все сразу, так что не надо будет обходить всех людей, которые знают то, чего не знают другие.
- На что ты полагаешься в своем размышлении о смысле жизни?
- Как ни тривиально это звучит, я полагаюсь на интуицию как путеводитель по жизни. Но не она одна меня вдохновляет. Меня наводит на мысль идея. Когда я в духе, то мыслю по идее. Интуиция касается не мысли. В мысли я следую идее как форме мысли. Интуиция сопровождает идею как действующую силу разума в качестве явления узнавания. Она касается знания. Мысль есть действие мыслящего как реакция на воздействие на него идеи в качестве существа мысли. Интуиция – это сообщение, посланное существом мысли или идеальным существом нам, мыслящим, идиллическим существам, его откровение. Мы как душевные существа отличаемся от идеальных или разумных существ тем, что живем не в мысли, а в материи в том смысле, что наше тело, которым мы существуем, материально, а не разумно; оно для души, а не для духа. Но нам все же доступна разумность в той мере, в какой наша душа разумная. Эта человеческая разумность непосредственно доступна нам в виде (в форме, по идее) интеллектуальной интуиции.
Правда, еще есть чувственная и сверхчувственная, но не интеллектуальная, а мистическая интуиция. Чувственная интуиция – это такая интуиция, которой мы не знаем, как знаем, а мистическая интуиция – это такая интуиция, которой мы не знаем, что знаем. Причем бывает интуиция веры в качестве принятия того, что мы не знаем умом, на веру. Так сказать, мы слышим звон, но не знаем, где он, и поэтому указываем пальцем на небо, то есть, попадаем пальцем в небо. Интуиция же видения заключается в том, что мы как уже посвященные видим невидимое, но видимое невидим, не видим границы между видимым и невидимым, и поэтому, бывает, обманываемся, принимая то, что есть, за то, что видим. Или мы принимаем то, что видим, за то, что есть, видим только видимое, иллюзорное, не видя того, что скрывается за ним.
Мы открываемся существу мысли, обращенному к нам в мысли, мышлением. Дух открывается нам в виде идеи, наводящей (индуцирующей) и направляющей (интендирующей) нас в мысли на общении с ним. беседа без слов, интуитивное, а не дискурсивное общение. Со временем мгновенная интуиция раскладывается на такты рассуждения, следующие друг за другом как звенья одной цепи логической реконструкции единой идеи. Интуитивное общение – это приятие идеи, усвоение ее. Но дух ожидает от нас больше, чем только признания. Он вдохновляет нас на творческую активность. Активность в мысли проявляет себя, образно говоря, как ментальный конструктивизм, как закладка моста смысла над потоком чувств или укладка дороги понятий вдоль просеки смысла в лесной чаще желаний.
- Вот именно. Мы принимаем то, что хотим за то, что есть, не выбирая из него, что можно хотеть, а что нельзя или в силу его невозможности, или вредности.
- Ты это о чем сейчас, Иван?
- Да, все о том, же, Василий, - о мысли. Я никак не могу понять разницу между тем, что есть в мысли, и что есть мысль.
- Нет ничего проще. Разница заключается в том, что если мы есть в мысли, то мы являемся идиллическими существами, а если мы есть в мире, то мы являемся материальными существами. Я понимаю, откуда у тебя появляется путаница со статусом в бытии человека, - она выходит из сравнения нас с духами или ангелами. Духи, как и демоны, живут в наших мыслях как идеи и кажутся, видятся нам в мире. Но их нет в нашем мире. Они живут в идеальном, духовном мире, в уме Бога. Кстати различие между ними условное и вызвано нашим косоглазием относительно духовной реальности. Мы стали косоглазыми по причине первородного греха Адама и Евы, отведавших плода от древа познания добра и зла. Для ангелов нет зла. Оно есть для нас. Вот мы и приписываем ангелам зло и поэтому называем их демонами.
По существу же (по идеи) скажу то, что она, идея, есть идеальное существо. Мысль же есть явление идеи как мысли. Мы не видим само существо мысли, мы видим существом мысли как идеей то, что представляется нам. Ангелы не таятся, мы просто их неверно видим в превратном, превращенном свете отражения, а не излучения, и думаем, что занимаемся спекуляциями, принимая то, что есть, за то, чего нет вовсе. Но в результате видим то, чего нет на самом деле, но так нам лучше видно то, что доступно нашим чувствам. Вот когда мы сами излучаем свет знания, занимаемся самопознанием, то у нас появляется возможность понять самих себя. Но и здесь нас подстерегает опасность заблуждения на свой счет, ибо мы путаем мир внешний, доступный нашим чувствам, и мир внутренний, который носит сверхчувственный характер. Чтобы его понять нужно иметь либо совершенные чувства, вроде разума, либо самому быть сверхчувственным, не душой в теле, а духом в разуме.
Но я ни в коем случае не выступаю против мира чувств. Только вчера я ближе к полудню шел по улице, залитой августовским солнцем. В лицо дул теплый летний ветерок, от которого гулко шумело в ушах. Я сразу же представил себя в полевых условиях, вспоминая как в юности участвовал в археологической разведке мест допотопных захоронений посреди холмистой низменности в дикой предгорной местности. Холмы напоминали стоящие рядом с ними курганы. Казалось, что природа специально насыпало их, чтобы мы занялись вслед за исследованием человеческих древностей ископаемых натуральной истории.
Однако я снова вернулся к настоящей реальности, увидев в ногах пролетавшую у самой земли радужную стрекозу. Мне тут же захотелось взобраться на нее. Но я тут же одернул себя, усмотрев этом в своем нескромном желании попытку насилия над представителем радужного сообщества. Если говорить серьезно, мне просто захотелось слиться со стрекозой в полете, который она может позволить себе, а я нет. Я предчувствовал, что впечатление от полета было бы незабываемым, ибо одно дело летать на крыле самолета, а другое дело на крыле живого существа. Я не только видел и слышал уличный шум, но и вдыхал резкий запах городского общежития, не потеряв еще окончательно чувство обоняния из-за того, что переболел, как и многие мои современники, боевым вирусом типа «короны». Рядом сердито гудел от скачка напряжения трансформатор городских электрических сетей. Все это не только давало пищу для моих размышлений не только о природе вещей, но и природе моего сознания и мира идей.
- Я одно не могу понять, зачем ты, Василий Иванович, пишешь? Насколько я знаю, ты не пользуешься спросом у массового читателя, тебя не издают и тем более не переиздают. Или ты пишешь для себя?
- Ну, конечно, я пишу для себя, чтобы лучше понимать свои мысли. Видишь ли, я не ангел, чтобы понимать кого-либо, в том числе и себя, без слов. Даже такая фокусническая операция как телепатия в качестве передачи мыслей, точнее мысленной передачи чувств, не может, вообще, обойтись без помощи языка. Только это язык не слов, а чувств, который передается не через уши, а через глаза, нос, собственно язык и руки, тактильные прикосновения, химический и физический контакт.
- Тебе нужен другой, чем ты, субъект, чтобы лучше понимать себя?
- Разумеется, нужен. Но в каком смысле? Именно в том смысле, что понимание как разумное деяние является всеобщим явлением. Даже когда мы понимаем себя, мы понимаем себя как другие, мы пытаемся посмотреть на себя со стороны. Это общее место в таком занятии, как истолкование смысла или его интерпретация как момент общения, сообщения в мысли посредством того или иного языка. Общение это деяние, владение и использование слов с целью, определенной, мотивированной пониманием.
Но как
