Чашка кофе для героя

вообще после этого. Спасетесь ли в итоге? Каков будет финал? Сможете ли собрать ваши кости и пепел, разбросанные по асфальту, когда она сожжет вас дотла, ни оставив ни миллиметра живого места? Резко вернувшись обратно, я почти мгновенно почувствовал свое сиротство и жуткое одиночество. Как будто я был нищим, у которого отобрали последнюю горбушку хлеба.  Как будто я скитался, промок под дождем, страшно замерз, мне дали крышу над головой и позволили согреться и тут же вероломно все отобрали, выгнали под ливень, на мороз, босым, обобранным ворами, одиноким. Я чувствовал в этот момент самую жутчайшую несправедливость, какая только может быть на этой земле. Самую жутчайшую. Мне хотелось плакать, я не смог вспомнить, когда в последний раз мне хотелось плакать. Я не плакал под пытками темных, я не плакал при нападениях, я не плакал когда на меня шли стеной, количеством, в сотни раз превышающем, меня, мои силы и мои возможности. Но когда вот так, на ровном месте дали самое большое чудо и тут же отобрали, я не смог сдержаться. Слезы брызнули из моих глаз. Фонтанами. Я никогда не видел у себя никаких фонтанов слёз, но тут они просто хлынули и я увидел реальные брызги.  Так наверное, плачут только девчонки. Но никак не агенты, широко известные в узких кругах. Я почувствовал, что моя футболка залита слезами. Мне не было стыдно. Я шел по раскаленной улице и рукой вытирал глаза, я плакал навзрыд как малыш, потерявший родителей, как ребенок у которого отобрали любимую игрушку, украли велосипед, сломали мечту. Прислонился к какому-то дереву, облил его слезами. Передо мной все еще стояли Её глаза.  Её глаза плыли передо мной размером с 10ти этажный дом, я не мог наглядеться, смотрел в них и утопал.  Не было ничего в этом мире чудеснее, чем ее бархатные карие глаза.  Её, Женщины, Которая  Околдовала меня. Я  еще постоял, пообнимался с деревом. Прохожие удивленно смотрели на меня, кто-то даже предложил вызвать скорую. Это было смешно. Я умирал от любви, а не от болезни. Хотя… Можно это и так назвать. Любовь – смертельная болезнь. Всегда она тебя побеждает и никогда ты ее. Роковая, проникающая в сердце, мозг, легкие, кровь. Любовь, не выбирающая куда выстрелить, не раздумывающая. Любовь всегда атакующая, всегда сокрушающая, не оставляющего ни выбора, ни пути отступления, ни просто пути.  Любовь всепоглощающая. Любовь волнующая. Любовь безумная. Любовь убивающая, любовь исцеляющая. Любовь животворящая. Любовь бессмертная. Любовь вечная.
23 глава
Надо было как-то собраться. Ноги мои сами завернули в ближайшую кофейню. Бариста молча посмотрел на меня, я не мог говорить и не мог смотреть ему в лицо своими зареванными глазами, молча ткнул в американо. Он так же молча сделал мне двойную порцию, а денег взял как за одну. Когда я поднял на него глаза, он буркнул: «За счет заведения» и я благодарно кивнул. Я мог оплатить двойной американо. Но, видимо, вид мой был настолько жалок, что я вызывал в людях желание хоть чем-то мне помочь. Буквально на какой то миллиметр мне стало легче. Какой то миллиграмм упал с моей души. Чудеса. Так может отреагировать совсем отчаявшийся человек, когда он видит любую, даже самую малую помощь. Люди могут менять мир других людей вокруг себя, но почему то очень мало кто этим занимается. Знал ли этот бариста, что он Спасатель мира? Что в определенных ситуациях только он, он и никто другой может помочь человеку. Что его профессия  на самом деле– быть спасателем, а не наливать кофе.  Я чувствовал глубокую благодарность к этому человеку, от всей души пожелал ему всего самого хорошего. Потому что я сделал глоток его кофе и сразу почувствовал себя лучше. Сразу видно было, что кофе готовил добрый человек. Бывает, зайдешь в дорогой пафосный ресторан, тебе приносят дорогую, щедро украшенную еду, ты смотришь на нее и понимаешь – готовилась с проклятиями и матюгами, тебе ее есть нельзя. Где то там, в дымном чаду кухни, главный шеф повар унижает старших поваров, те – младших, а те грубят официантам, и все вместе они матерят и проклинают клиентов и еду. Еда это впитывает, я это вижу. И я не могу это есть, даже если за блюдо отдана астрономическая сумма. А иногда я захожу в семейную столовую, где все друг друга знают и любят, любят еду, прощают клиентам их завихи и выверты– вот этих людей я готов расцеловать и вернусь к ним еще не единожды. Потому что они любят друг друга. Потому что еда у них – живая, наполненная жизнью и любовью. Вот поэтому.  Бармен вылечил меня своим кофе. Я даже проверил уровни – мне показалось, что это был светлый маг. Нет, просто очень хороший человек. Очень хороший человек. Вы попробуйте прожить эту жизнь и остаться очень хорошим человеком. Жизнь прожить – не поле перейти.  Мне хотелось опустить в это кофе нос, губы и сделать «бр – бр» из пузырьков как в детстве. Хотелось остаться тут, в этой кофейне, потому что тут меня пожалели и тут заживали мои душевные раны. Но Её бархатные глаза смотрели на меня, не отрываясь . Все, что я мог сделать  - это еще раз пройти по той древней каменной мостовой и перенестись в то же время. Я знал, что это временной сбой, косяк Вселенной, что я случайно туда провалился, и не должен был, и вообще, но что я мог поделать? Если кто-то и готовил для меня удочку с этой наживкой, он должен был уже понять, что я заглотил крючок целиком. Это было самое ужасное. Я был агент, я знал, чем кончаются несанкционированные временные скачки. Допустим, я первый раз прыгнул туда совершенно случайно, при этом на  счастье вернулся живым и здоровым. Какое у меня было оправдание прыгать в Средневековье сейчас? У меня не было спецзадания чтобы, рискуя своей жизнью, галопом лететь в пространственно-временном континууме. Не было такого. Я прекрасно понимал, что по своей собственной дури хочу совершить невыполнимое с небольшим процентом возможности вернуться живым и здоровым обратно. Я бежал по раскаленной мостовой к тому месту, где телепортировался в первый раз. Солнце высушило мои слезы. Я был почти собран после доброго кофе. Я почти смог прийти в себя.
24 глава
Я встал на то же место. Я подпрыгнул. Я подвигался. Я поискал глазом, за что можно зацепиться. Я молился. Я хотел, я жаждал вернуться туда, к Её глазам. К Её голосу,  зовущему меня, к Её рукам. Я жаждал. Невыносимо жаждал. Вся моя жизнь зависела от этого. У меня не было надежды, никакой надежды ровным счетом, но я настойчиво оставался на этом месте. Я прыгал, я хотел взлететь. Суровое сочинское солнце слепило мне глаза. Редкие прохожие пялились на меня, как стадо баранов на новые ворота. Никто, никто, никто на целой земле ровным счетом не понимал, не знал, не видел и не мог представить моих страданий. Я одновременно был тут, на раскаленной мостовой города Сочи и там, на суетном базаре какого-то древнего города в совершенно параллельной реальности.  Её глаза смотрели на меня пристально, манили, обещали мне неземное счастье. Я был околдован. Я был безумен. В какой-то очередной раз я прыгнул так высоко, что больно упал на свежую черную вспаханную землю. Стоп – стоп.. .Землю?!В центре Сочи?! Я привстал и огляделся. Определенно, это была ночь. Я сидел на свежераспаханном поле. Где то трещали сверчки. Небо было усыпано звездами. Я огляделся. На много километров вокруг меня простиралось это поле и лишь где то вдалеке слева светились огоньки и шел легкий дым. «Отлично, вот я и провалил на хрен и задание и все на свете»,-проскочила ворчливая мысль. Я встал, отряхнулся. Ночь была прохладна, а я был одет для жаркого летнего Сочи и чуток замерз. Я шел вдоль пашни, слегка подволакивая ноги, чувствуя, что мои белые кроссовки никогда уже не будут белыми, ни в этой жизни, ни в следующей. В глазах любого человека 21го века я  был бы полным идиотом. Единственное, что меня волновало в этой ситуации – не что я буду есть на ужин и где спать, а как далеко я телепортировался от того восточного базара, где я увидел впервые эти глаза.  Несчастный влюбленный  - легкая добыча для темных. Они могут показать ему что угодно – и он поверит. Я подошел к окнам первого дома какой то восточной деревеньки. В окнах горели свечи, из окна в окно двигались темные силуэты. В первом же окне я увидел как темный мужской силуэт обнимает стройную красавицу, краска бросилась мне в лицо – это точно Она, Она!..и у нее есть другой… Только что я был самым счастливым человеком на Земле и в мгновение ока стал несчастным.. Я рисковал ради Неё всем, всем…Я вполне мог уже никогда не вернуться в свое время, я мог застрять в межвременном пространстве, но ей было по фиг, по фиг, она там обнималась со средневековым чурбаном! Я прислонился к дереву, на дереве сидела ворона. Она уронила мне на голову что-то вроде ореха. «А! Больно!», - крикнул я, почесал место ушиба и посмотрел вверх. «Не будь идиотом!»,- прокаркала ворона,- «идиотом не будь!». Я клянусь вам,  никогда не верил в эти сказки про разговаривающих животных, но тут после криков вороны пришла четкая мысль, что в окне была не Она, а просто похожая на Неё девушка. Я еще раз подошел к тому же окну-  и точно, эта девушка не имела ничего общего с Моей. Прямо наваждение какое-то – во всех мне мерещилась Она, Она одна. Я действительно почувствовал себя влюбленным идиотом и пошел вниз по улице. Улица была вымощена булыжником, я подумал, должно быть, век 17ый. Но когда я увидел повозку,  запряженную шестеркой лошадей, понял, что это был как минимум 18ый. Повозка пронеслась мимо,  кучер даже не взглянул в мою сторону. Редкие прохожие шли по другой стороне, упрямо не глядя ни на мою странную для их времени одежду, ни в мои глаза. «Невидимый», - догадался я. Это во многом облегчало мою ситуацию, я мог не искать кров и ночлег, было бы кстати что-то поесть,  хотя бы стакан молока. Но я же не смогу попросить, если я не видимый? Если я не смогу попросить, то придется воровать. А воровать нам, светлым, запрещено. Да ушшшш, задачка. Семилетняя девочка закрывала ворота. «Девочка! Девочка!», - закричал я ей,- «есть стакан молока?» «Есть да не про вашу честь»,- ответила она мне на английском со странным акцентом, но я идеально понимал ее. Услышала! Дети нас еще слышат… «Девочка, пожалуйста, я умираю от голода»,-взмолился я- она презрительно посмотрела на меня, приняв за нищего. Должно быть, я выглядел так себе. Ее не заинтересовали ни мои джинсы, ни мои грязные бывшие белые кроссовки, ни air pods в ушах –она разговаривала со мной как ни в чем не бывало, как будто я был нищий с ее улочки. Впрочем, я задумался, а она уже быстро шагала с холодным стаканом молока в руке (откуда у них холодильник?) – «Два пенса»,- сухо произнесла она, как будто она была какой-то стареющей матроной на подсчетах в богадельне. «Ох, девочка, я же сказал тебе, ну нет у меня никаких денег, не-ту!» «Нищий оборванец!»,-вдруг с ненавистью крикнула она и вылила весь стакан мне в лицо. Мда ушшш, параллельная реальность встретила меня ненавистью детей. Ненависть детей? Что такое могло здесь случиться, чтобы дети научились ненавидеть? Это филиал ада на земле или что? Я вспомнил московские детские площадки, проходя мимо которых вы можете услышать отборный мат от шестилеток. «Наши дети ругаются матом, нас самих почти не осталось» (с) мда…Девчонка выкрикивала мне в лицо какие-то,