Атомный век

на север к нашим, а ты в укрепрайон. Только не спеши. Обо всех опасностях я вроде тебе доложил. Береги себя. Помни, что ты должен выполнить задание, а я нашим всё подробно доложу. Да-а-а… – добавил он тем тоном, когда в последний момент вспоминают о чём-то если не важном, то по крайней мере, требующем упоминания, – где-то здесь город есть...
– Какой город? – точно так же, вроде как между делом, спросил Берзалов, который уже одной ногой был за бортом бронепоезда.
Бог с ним с этим городом. Что мы городов не видали? Главное старшего прапорщика найти, а там хоть трава не расти.
– Да-а-а… может, всё это ерунда, – согласился Грибакин, – выдумки, страшилки, однако, сорока на хвосте донесла, что есть такой, но на карте ты его не найдёшь. Говорят, что те, кто в него вошли, назад не вернулись. Лично я в это не верю, – добавил он, упреждая следующий вопрос о том, как же всё-таки генерал узнал о городе.
– Что, так всё серьёзно? – спросил Берзалов, посмеиваясь в душе над храбрым генералом.
Лично он ни в какие байки не верил, хотя Скрипей был из их числа.
– Может, этого города и нет, – уловил его иронию Грибакин и стал оправдываться. – Почём я знаю? Только говорят, что в нём шибко теневые люди живут. Может, это сказки, фольклор на новый лад. Я не знаю. Но на всякий случай обязан тебя предупредить, а если предупрежден, значит, что? Значит, вооружён, – добавил он с лёгкой душой.
Теневые люди? Не Скрипей ли? Тогда бы генералу поведали о его певческих способностях. У Берзалова от стыда за него уши едва не свернулись в трубочку: человек, который создал собственную армию и никого не боится, загибает о небылицах. Не нашёл ничего лучшего, как стращать на дорожку.
– Спасибо… – ответил он, хотя, конечно вдруг почувствовал, что уязвлен, но не этим, а тем, что всё-таки до самого конца надеялся, что Грибакин со своим бронепоездом поможет ему. Всё-таки бронепоезд – это сила: и танки на нём, и орудия, и крупнокалиберные пулемёты. Такому монстру никакой город не страшен, даже с мифическими теневыми людьми. Но, видать, за полтора года Грибакин дюже соскучился по цивилизации. Его тоже можно понять: трудно жить без надежды. Теперь ему не терпится пробежать на север, посмотреть, какая она – эта надежда. Стоит ли за неё цепляться? А потом, может, вернётся.
Мыслил он, однако, понятиями землянина, хотя уже мог убедиться, что никакие танки, никакие пушки не сладят с лоферами, то бишь с танкетками Комолодуна.
Накануне Берзалов дал генерал-майору позывные и частоты, на которых можно было связаться со штабом бригады.
– Всё! Расскажите там нашим обо всём… – Берзалов открыл дверь, оглядываясь на генерала и, чтобы не разводить антимонию, прыгнул на гравий, с расстройства задев прикладом автомата за высокую ступеньку. Даже разгрузка с амуницией, к которой он уже привык, как к собственной коже, на этот раз показалась ему тяжеленной и неудобной.
Бронепоезд имени Саддама Хусейна ещё тихонько катился. Вот он тяжело вздрогнул, гремя сцепками, и где-то в конце, перед мостом раздались возбужденные голоса: капитан Русаков руководил спуском бронетранспортёра с платформы. Там весело лаял Сэр, а потом внезапно тихо зазвучала музыка. Откуда музыка? – удивился Берзалов. На какое-то мгновение ему показалось, что не было никакой войны, а он всего лишь застрял на ночной станции, где-нибудь под Вологдой, где ночью вот так же гремят составы, сонные пассажиры спят в неудобных креслах, а где-то в ресторане тихо играет венский вальс. Можно было пойти, сесть в тепле и уюте, выпить граммов двести коньяка и отвести душу. Была у него такая привычка – старая армейская привычка, которой он изменял только на спортивных сборах. Потом он покосился на луну-череп, и всё вернулось на своё место.
– Архипов! – крикнул Берзалов.
– Я здесь, товарищ старший лейтенант, – словно эхо, отозвался Архипов и вынырнул из темноты, как тень волка.
– За мной!
Не надо ни на кого надеяться, понял Берзалов, а надо было действовать без оглядки. Самым очевидным было то, что старший прапорщик Гаврилов не успел пройти квантор, вернулся по эту сторону моста и дожидаться, как было оговорено заранее, а бронепоезд со славным, но чужим русскому уху именем «Саддам Хусейн», должно быть, напугал его. Вот он и спрятался в кусты. Хорошо хоть не стреляет, с умилением думал Берзалов, а ведь может врезать со всей дури, может, но не будет, на то он и пограничник.
– Федор Дмитриевич… – осторожно произнёс в микрофон Берзалов, – это мы, узнали? Не стреляйте. Я сейчас выйду с другой стороны состава.
Он обошёл тепловоз и, светя фонариком, стал вглядываться, как ему показалось, в бесконечное ночное пространство, раскинувшееся перед ним. На западе и юге привычно сверкали зарницы, там же в чёрном небе плыли ещё более чёрные тучи. А здесь было сухо, и хотя звезды горели ярче обычного, луна-череп всё-таки затмевала их.
Берзалов выстрелил двумя красными и одной зелёной ракетой. Они долго горели, плывя на парашютах, и ветер постепенно унёс их за лес к реке.
– Никого… – сказал Архипов, который тоже светил фонариком и по станционным зданиям и кустам.
Берзалов очень захотелось выругаться, так захотелось, что он скрипнул зубами.
– Капитан… – позвал он.
– Мы почти сгрузились, – вежливо доложил Русаков.
После случая с Гучей и Буром он стал тиши воды, ниже травы.
– Пришлите мне двух человек с фонарями.
– Сделаем.
Через минуту к Берзалову и Архипову подбежали, запыхавшись и испуганно оглядываясь на луну-череп, Сундуков и Гуча. Похоже, что Гучу мало что волновало. Берзалов посмотрел на его невинную, как у младенца, физиономию и от злости ещё сильнее заскрипел зубами. Надо было Гучу примерно наказать сразу, а так получается форменное безобразие: залётчики бегают толпами. Людей не хватает, с кем воевать? – подумал Берзалов, чувствуя, что тупеет от злости. А с другой стороны, если бы не залёт Гучи, то они бы ушли из городка, не познакомившись с генералом Грибакиным. И хотя генерал не в полной мере оправдал мои надежды, польза от этого получилась несомненная: во-первых, расширили ареал бригады, а во-вторых, получили реального союзника.
– Так, – скомандовал он, – растянулись цепью так, чтобы не терять из вида друг друга, идём в том направлении. – Берзалов махнул рукой туда, где у кромки леса застали лоферы, похожие на армейские каски. – Ищем БТР и экипаж. Признаки боя, раненых, убитых, в общем… всё, что или кого найдём.
– А это… – на всякий случай уточнил Сундуков, – как его?.. кого опасаться?
– Никого… – обманул его Берзалов. – Нет, здесь никого нет! – сорвался-таки он на повышенный тон, – но надо проверить! Хорошенько проверить! Если никого не найдём, пойдём за мост! Ясно?!
– Так точно, – ответили хором, но как-то уныло, словно из-под палки.
Боятся темноты и Комолодуна, понял Берзалов. Я и сам боюсь.
– Вперёд! – скомандовал он. – Вашу-у-у Машу-у-у!..
Путаясь в зарослях вьюна, они сошли с железнодорожной насыпи и зашагали через поле к лесу. Бронепоезд имени Саддама Хусейна и тёмный вокзал, в котором давеча Берзалову послышалась музыка, остались позади.
Берзалов двигался в центре и с замиранием сердца светил себе под ноги. Вначале им ещё помогали два прожекторных луча, которые били с тепловоза, потом их свет стал только мешать, потому что дезориентировал по сравнению со светом луны-черепа.
Естественно, ничего они не нашли. Хотя прошагали до «утиных клювов и дамских шляпок». Берзалов не дал никому порассуждать на тему, что же это такое. Особенно Сундукову по кличке Актёр, который, похоже, от страха едва в штаны не наложил. Да и Гуча тоже оказался не лучше, потому что схватился за челюсть, которая у него стала сама собой лязгать, как старый, ржавый капкан.
Один Архипов абсолютно спокойным тоном спросил:
– Что же это получается?..
Выйдет из него хороший офицер, подумал Берзалов, точно выйдет, если выживет, конечно.
– Ничего серьезного, – ответил Берзалов, освещая фонариком крайний слева лофер.
Сундуков издал какой-то сдавленный крик, изумленные жизнью глаза совсем вылезли у него из орбит. Если сейчас ещё и клюв пошевелится, то полный капец, подумал Берзалов. Но, к счастью, утиный клюв всё так же безвольно смотрел в землю. Гуча справился с испугом и решил дотронуться до лофера, то бишь танкетки.
– Хоп! – испугал его Архипов.
Гуча отдернул руку, словно его ударило током, и все рассмеялись.
– Мёртвые они… – сказал Берзалов, – на людей не реагируют.
Естественно, он даже не собирался упоминать, что один из утиных клювов всё же едва не клюнул его. Гуча, окончательно осмелев, решил даже отколоть кусочек на память, но разве что выбил пару искр от бока лофера.
– Железные однако, – уважительно сказал он. – Мамой клянусь!
– Возвращаемся, – сказал Берзалов. – Обыщем ниже, вдоль леса, но, сдается мне, здесь никого нет.
Для проформы дела они обежали не только равнину ниже вокзала, но и возвышенность, по которой Берзалов шёл давеча с Буром. Тщетно, бронетранспортёр как воду канул. Ясно, что Гаврилов не здесь, понял Берзалов, а где? Или квантор отправил меня в одну сторону, а его – в другую? Шуточки, однако, изволите шутить, обращался он непонятно к кому, и волна злости снова нахлынула на него.

***
Ночь уже окончательно вошла в свои права, когда они вернулись на станцию. Луна-череп по-прежнему скалилась в небе, предвещая несчастья и смерти. Но Берзалову было всё равно. Он давно перестал обращать внимание на плохие приметы, слишком много их было в этом атомном веке. Ясно было, что ничем хорошим он не кончится, если только не повезёт, думал Берзалов. А может, уже начало везти, только я не понимаю?
Бронепоезд имени Саддама Хусейна, с развевающимся триколором над штабным вагоном, гордо удалился в темноту – туда, где находилась цивилизация и девяносто пятая отдельная гвардейская бригада специального назначения. Генерал Грибакин позорно оставил их один на один с непонятным Комолодуном. Никому за просто так умирать не хочется. В принципе, я на него и не рассчитывал, с непонятной горечью подумал Берзалов, пойдём и сделаем своё дело. Просто мне грустно. Однако он не дал дурным мыслям завладеть собой и отдал команду:
– На броню!
Медленно и осторожно они двинули на противоположную сторону моста, который жалобно скрипел, словно расставаясь с ними навсегда. Сразу за ним начиналась та самая дорога. На этот раз квантором здесь и не пахло, потому что дорога повернула направо и весело побежала себе мимо пыльных трав и кустов в сосновый лес.
И хотя душа Берзалова рвалась галопом вперёд – лишь бы побыстрее настичь экипаж Гаврилова, он осторожничал, приказав Филатову двигаться почти на ощупь, дабы не нарваться на какую-нибудь ловушку. Чего именно надо опасаться, он уже примерно догадывался. В первую очередь – лоферов с их утиными клювам и башенками, больше похожими на изящную дамскую шляпку, ну а уже потом – всякую экзотическую «пыль», которую генерал Грибакин называл «зелёной», а Касьян Ёрхов – «умной». В свою очередь «умная пыль» разделалась с элитными частями америкосов и заставила бежать из укрепрайона славного генерал-майора Грибакина. Ещё, вероятно, там же существовал Скрипей, который вначале всех страшно напугал, ну и ещё что-то по мелочи, о чём Берзалов не имел ни