Но это не мешает ей быть субъективной. Она субъективна в том, что производится, творится субъектом. В этом смысле она больше субъектна, чем субъективна. Субъективность мысли заключается в том, что она служит выражением субъекта быть мыслящим. Она субъекта в субъекте и субъективна для субъекта. Будучи субъективной, мысль осознается субъектом как мысл, Он же сам осознается мыслящим, мыслителем. Казалось бы, это один акт мысли. Но это только так кажется. Ра самом деле –это два акта мысли. В них она находится в разных состояниях существования. В одном из них в состоянии осознания себя мыслью, то есть, самой собой, она есть событие в реальности, отличная от собственного предметного содержания. Она слита с ним, если она как субъект и есть объект, предмет интенции мыслителя, его внимания. Вместе с тем она есть состоянии осознания себя мыслящим субъектом.
Другими словами, мысль и сознательна, и само-сознательна в субъекте, посредством мыслящего человека, который в той мере есть разумное существо, в какой является мыслящим, находится в мысли. Человек разумен в мысли, а вот животное разумно в инстинкте, ангел - в знании.
Но разумен ли человек не в состоянии бодхи, а в состоянии сна? Мыслит ли он во сне. Достоверно я узнал об этом недавно, когда проснулся в осознании того, что думал во сне о мысли. Причем я был удивлен во сне тем, что в нем можно думать. Правда, моя дума, мысль о мысли была не так ясна, как теперь, когда я думаю в этом наяву. Тогда, во сне, она была призрачная. Таким ощущением, чувством мысли я удостоверился в ее существовании во сне. Но она была еще сонной. Но с другой стороны она послужила проводником меня в явный мир. С мыслью я проснулся от сна. То есть, я смог отличить ее в сонном состоянии от ее бодрого состояния. В этом смысле она стала для меня идентификатором самого себя, единого во всех своих состояниях: как в состоянии сознания, так и в бессознательном состоянии, подтвердив тем самым, что бессознательное является частью сознания, но особой частью, его «слепой зоной», которая становится зрячей на границе с явью. Вот тогда она выходит из темноты незнания, на свет знания, в котором является уже вполне узнаваемой. определенной сознанием, а не подсознанием.
Но этого мало. Мысль может находиться не только в подсознательном, сознательном и само-сознательном состоянии и виде. Она является в сверхсознательном виде в идее как в теле (разуме) духа.
Если хитрый человек обманывает, то умный, мыслящий человек думает. Глупый человек думает, что он думает, но на самом деле он обманывается. Обманывает самого себя. Вот чем глупый человек отличается от хитрого. Хитрый человек обманывает других, а глупый – самого себя. Умный человек никого не обманывает, особенно самого себя. В этом смысле умный человек есть честный человек. Как правило, он правдив, прям. Глупый же туп. Хитрый в свою очередь остер. Его острота чрезмерна и вредна как нарушение меры. Правда умного человека может быть болезненной, но она умеренная. И поэтому ее можно переварить, в том виде, в каком котелок варит у умных людей. Для особенно нежных натур, вроде мимоз, правда должна подаваться в мягкой упаковке культуры. В натуральную величину она воспринимается как жестокость.
Хитрому человеку важно главное: не обмануть себя. Он должен извернуться и не попасться самому себе на крючок. Его острота опасна для него самого. Поэтому ему не следует долго ломаться по причине своей тонкости и хрупкости и рано или поздно следует стать прямым, чтобы не тупить. Ум – это мера мысли, пределами которой являются выдумка и пустота, избыток и недостаток мысли. Мысль избыточна, если не согласуется с идеей, расходится с ней как средство с целью, то есть, становится сама целью, подменяя идею. Это тот случай, когда она утешается самой собой. Другая крайность – это вытеснение мысли желанием. Особый случай – это когда мыслящий одержим идеей и теряет мысль в реальности, находя ее в иллюзии. Так он обманывает самого себя. Именно этим кончает хитрый человек. После его ждет тупой исход, тупик. Он оставляет самого себя в дураках.
Для умного и мыслящего, то есть, умного в мысли, мысль является убежищем, родным домом. В ней он находит себя, находясь в мысли.
Глава третья. Не все коту масленица, не одной мыслью жив человек
Да, читателя можно занять мыслью. Но на ней с читателем далеко не уедешь. Он заскучает. И почему? Не он придумывает, а писатель. Ему трудно быть продолжительное время наедине с автором. Для привлечения внимания читателя требуется герой, который за него будет уж не думать, а действовать. Читателю позарез нужно действие, action. Именно действием полно сочинение массовой культуры, которое по нутру массовому читателю популярной литературы.
Но в последнее время меня занимает даже не дело мысли, а ее творение, игра мысли. Игра воображения мне интересна тем, что открывает новые горизонты мысли, расширяя сознание. Мысль как идеальный момент бытия моей жизни служит ее духовным оправданием. Таким оправданием жизни в мире для многих людей является религия, без которой их жизнь превращается в одну единственную материальную ценность. Мещанство современных людей поражает мое воображение своей бытовой приземленностью и духовной ничтожностью. Не спасает их от моего эстетического отвращения даже их живописное обрядоверие.
Что уж говорить о тех идеях, которые теперь в ходу в Европе, это, нет, не идеи, а их эрзац, ибо они полностью сведены к телу и его разнообразным удовольствиям. Как, впрочем, не вдохновляют меня и так называемые «традиционные ценности», или, как говорят, их поклонники, «духовные скрепы». Эти «кости» («дхармы») мне видятся «скелетом в шкафу». Оно и понятно: им, доморощенным консерваторам, не за что зацепиться, как за эту сгнившую ветошь.
Слава богу, что меня бережет мысль, а не то я увлекся бы, как и многие «пустоголовые» идеологи и политические деятели, социально-политическим активизмом. Чего стоит один проход между Сциллой и Харибдой идеологии: квир-ориентацией (гендерной неопределенностью) и скреп-манифестацией собственного пола. Мне с теми и с другими не по пути. Ну, уж совсем перебор этот анахронизм: самодержавие (суверенная демократия) – православие – народность. С самодержавием (ручным правлением публикой) понятно, как и с православием (церковным или культовым христианством) тоже. Но вот зачем классики литературы носились с этим «народом», вроде идола, как с писанной торбой, мне вовсе не понятно. Сейчас у них, у аборигенов, национализм или империализм рифмуется с патриотизмом. Я далек от всего этого «таежного суеверия» на казенный лад.
Человеку трудно удержаться на середине (мере всех вещей), на самом себе, на гуманизме: его всегда заносит в сторону, - то вправо, то влево. Ныне мы на правой стороне, а мир на левой. Кто же не стал выбирать, оказался побоку, кому этот выбор все равно. Им оказались, как всегда, страны Востока, Африки и Юга Америки. Теперь эти страны названы странами Юга, подавляющее народонаселение которых живет беднее народонаселения Севера, то есть, Европы и Северной Америки, если не считать отдельные сегменты территории Ближнего и Дальнего Востока.
Правильная сторона, как и православие, - это не то, что правильно, а то, что характерно старо, причастно отношениям личной зависимости. Но на самом деле оно не лишено черт того, что слева и что характеризуется приматом отношений вещной зависимости.
В современном виртуальном пространстве информации и то, что справа, и то, что слева, как демоническая (светлая), так и сатанинская (темная) сторона, окрашены в серый цвет антихриста.
Откуда эта повернутая на зле, насилии и обмане терминология, вроде «чертовой троицы» (дьявола, сатаны и антихриста)? Все оттуда же, от богооставленности мира людей. Среди людей уже не встретишь бога. Но можно встретить, как дьявола, так и сатану, но чаще антихриста. Все растворилось в жутком свете рекламы бытовых ценностей, которыми вразнос торгуют с приклеенными улыбками и бессмысленными помахиваниями руками. Во всем этом нет жизни, есть только смерть, которую несет империализм, милитаризм и мещанство. Одним словом, паразитизм на идее. Смертельный вирус бесчеловечности. «Бабло» олигархов у власти корпораций только вершина айсберга. Его массив скрывается в мутных водах информации как липких выделения (говна) паразитов сознания («деньги не пахнут»). Почему не пахнут? Потому что информационный вирус отбил нравственное обоняние.
Если демонизм и его агенты - бесы - есть демонстрация духовной вульгарности, то сатанизм и его агенты - сатанисты - есть демонстрация мещанства. Но их всех покрывает демонстрация нивелира антихриста с его агентами - ATI-zombie, - демонстрирующими цифровую реальность как "новый дивный мир" - "царство мертвых".
Может показаться, что сон или алкогольное, наркотическое опьянение могут послужить выходом из жизни как страдания, но это ложный выход. Причем ложный выход в самой жизни. Тогда может быть смерть есть искомый выход? Однако смерть есть настоящий выход из жизни, а не в жизни. Значит, нет в жизни счастья? Разумеется, нет. Нет выхода в жизни как страдания. Однако наряду со страданием в жизни есть и радость. Если бы в ней не было частицы счастья, то мы не знали бы, что в ней есть несчастье.
В жизни мы страдаем от отсутствия свободы, часто не понимая, что нуждаемся в ней. Что есть свобода, без которой человек не чувствует себя человеком, самим собой и беспокоится, суетится? Она есть открытость миру. Без такой открытости и мир не откроется тебе и ты не узнаешь, не признаешь в нем то, что скрыто и в тебе, - Я как чувство реальности.
Вот это и есть моя идея – идея чувства Я как чувства реальности. У кого есть Я и это Я есть он сам как сущий, находящийся в сознании, осознающий себя сознающим, у того есть реальность, тот находится в реальности и есть сама реальность в сознании. То есть, он есть реальность, которая узнала себя как Я.
Возможно, жизнь есть реальность, сознанием которой является чувство Я человека как живого одушевленного (чувственного, вернее, чувствительного) существа.
Глава четвертая. После Нового Года
Вот сижу я после встречи Нового Года на третий день в холоде и вижу, как Москва в самом конце первого года войны с Киевом «одонбасилась», вся слиняла и перестала слыть одной из мировых столиц. Это мне напомнило замечание Вась Вась Розанова о том, что после революции Россия слиняла буквально за три дня. Это я так замечаю, но думаю о другом о том, что вычитал у Федора Михайловича в «Братьях Карамазовых».
Ледяной холод забрался мне вовнутрь и уже изнутри волнами накатывает на мои окоченевшие конечности. И еще говорят, что только в Европах и в Америках на северах в домах плохо топят. На улицах теплее, чем дома. Уже поди есть замерзшие насмерть люди.
О чем же я думаю? О том, о чем
