Смерть и любовь.

                  Смерть и любовь.
  Трудно объяснить, что заставило меня остановиться и замереть посреди широкого тротуара, по которому я беззаботно вышагивал еще мгновение назад. Как только я остановился, мой взгляд упал на заброшенное здание, которое по-видимому планировалось под бизнес центр, но увы... Я прозвал его «марсианским дворцом», потому что оно было стеклянное, а на самом верху красовалась постройка, похожая на летающую тарелку. Немного полюбовавшись заброшкой, я прошел мимо и оказался в парке, через который протекала речка, разделяющая территорию между ухоженным парком и лесом.
  Впрочем, ничего особого я там не замечал, ибо был увлечен своими мыслями о новом романе, поэтому и не обращал внимания на окружавший меня пейзаж.
Деревянный мост всегда завершал мою прогулку. Немного постояв у реки и насладившись созерцанием быстрого потока воды, я возвращался домой в очень хорошем настроении. Ежедневно я выходил из дома для прогулки, чтобы полюбоваться как бежит вода, укрывая камни. Эта медитация помогала моему писательскому воображению придумывать новые сюжеты для романов.
  Сейчас мне чуть больше сорока, а у меня всего три изданных романа, и я работал над четвертым произведением, которое решил назвать «Блуждание во тьме». Название это я увидел по чистой случайности, и оно сладостно отозвалось в моем сердце. Подумать только, ведь до этого я намеревался его назвать «Путь во тьме». Мне показалось, что «Блуждание во тьме» говорило само за себя, как начало и конец всем страданиям.
  Вчера мой агент позвонил мне и сообщил об одном литературном издании под названием «Клубок», решившим приобрести права на публикацию отрывка из моей последней книги, и я испытал радость от того что, редактор обнаружит, текст, отличающийся, на мой взгляд, от всех этих банальных, и глупых рассказов.
  Я никогда не искал легкого успеха и поэтому не огорчался, когда не находил его. Но ничто человеческое мне не чуждо, так что я был просто не в состоянии отказаться от удовольствия подставить подножку презираемому мной миру, опубликовавшись в журнале.
  Подтверждение самых худших моих предположений не заставило себя долго ждать. Примерно через неделю после того, как гранки были отправлены в журнал, мне позвонил редактор и равнодушно поинтересовался, не буду ли я столь любезен, выбрать небольшой отрывок из моего текста, буквально в три, четыре предложения для рекламы романа.
- Если б вы потрудились прочитать книгу, вместо того чтобы, пролистать ее, то, легко бы нашли подходящий фрагмент, не обращаясь ко мне за этим советом! - ответил я вежливо, но без особого дружелюбия, может быть даже несколько сухо.
- Ни один редактор так не делает. - Начал оправдываться он. -  Мы работаем на потоке. Это десятки авторов и сотни материалов, которые надо сделать за месяц. - и мужчина положил трубку.
      Вскоре я совершенно позабыл об этом происшествии. Но через пару дней редактор напомнил о себе и позвонил.
- Наш журнал опубликует отрывок из вашей книги, но с одним условием, только если вы дадите небольшое интервью! – стал настаивать он.
- Я не даю интервью! -довольно ядовито ответил я.
  Беседа затянулась на несколько минут, причем я, в основном, молчал, потому что не мог и слова вставить, чтобы подвести черту под этим бесполезным разговором.
- Писатели, которые пишут о кругосветном путешествии, но при этом боятся покинуть, хотя бы, на час башню из слоновой кости! - резко добавил редактор, словно предчувствуя свое неизбежное поражение.
  Но упрек, что я живу в «башне из слоновой кости», меня сильно задел, как несправедливый и необоснованный. Я не испытывал ни малейшей тоски по шумному миру со всей его суетой и беготней, но и не вел затворнический образ жизни, зная его намного лучше, чем думал редактор.
  Немедленно прервав его бессвязное бормотание усталым:
- Ну ладно, ладно, согласен! – я добавил, - Хорошо, дам вам интервью при одном условии, что продолжаться оно будет не больше часа, и возьмут его, в воскресенье в три часа, у меня в квартире!
  Это уже был мой принцип. Я специально назвал день, который для меня был ничем не хуже и не лучше других, с намерением, чтобы испортить выходной какому-нибудь журналисту. 
  Четыре следующих дня я все время ловил себя на мысли о предстоящем интервью и ожиданием его. Мне было интересно, прочитает ли журналист хотя бы часть моего романа или даже тот фрагмент, который я выбрал для журнала, или будет просто надеется на обум, задавая глупые вопросы, вроде «Какие у вас планы на будущее» или «Что вас натолкнуло на написание этого романа». 
    Но в конечном результате журналист просто не пришел.
    В назначенное время я сидел в кабинете за рабочим столом у зашторенного окна и нервно листал свежий выпуск газеты «Караван», бесконечно посматривая на квадратный, в мраморной рамочке, циферблат часов. Через полчаса, уже кипя от ярости и того, что я даже не мог позвонить редактору и отказаться от интервью, из-за несоблюдения моих условий. Потом я поймал себя на мысли, что не могу и десяти секунд усидеть на месте. Моему гневу не было предела, при одной только думки, что все это было подстроено чертовым редактором, и в этот раз он поставил мне подножку.
  Я отшвырнул газету в сторону, и выбежал из кабинета, хватая на ходу пальто, зонт, и теплый шарф, выскочил из дома в безрадостную промозглую атмосферу пасмурной осени, начав бесцельный и слепой маршрут, до того самого моста, где постоянно любовался речкой.
  Оторвав взгляд от воды, я впервые обратил внимание на то, что мое одиночество было не таким уж полным, каким оно мне показалось вначале. В парке стоял мужчина лет сорока, в бежевой куртке и с кем-то оживленно спорил по мобильному телефону. Вдали виднелась молодая супружеская пара, совершавшая, судя по всему, воскресную прогулку. Впереди супругов бежала девочка лет трех–четырех.
  Как только я посмотрел в их сторону, ребенок оступился и растянулся на асфальте. Пару секунд девочка в изумлении рассматривала свои исцарапанные ладошки, заметив проступившею из них кровь, заплакала. 
  Не заостряя на этом внимание, я медленным шагом продолжил прогулку в сторону дома.
  Проходя мимо молодой пары, увидел, как отец принялся успокаивать плачущую девочку, целуя по очереди то одну, то другую ее ладошки.
  Выйдя на проезжую часть, я остановился возле витрины книжной лавки и с ленивым любопытством принялся изучать сомнительных эзотериков и мистиков. Но мысли о несостоявшейся встрече с журналистом не давали мне покоя.  Раньше, категорически отказывался от какого-либо интервью, исключительно потому, что в один прекрасный день я намеревался дать его с большой буквы. Я готовился к моменту торжества, а вместо этого очутился на улице, как неприкаянный или отвергнутый любовник!
  Шагая по тротуару и раздумывая, продолжить мне дальше прогулку или вернуться домой, не заметил, как дошел до перекрестка. Но не успел я взвесить все «за» и «против», начался дождь.
    Не прошло и минуты, как уличные стоки переполнились водой, ручьи побежали по тротуару, и у моих ног. Я раскрыл зонт и поспешил домой.
    В тот момент, пришло осознание, что история с интервью еще далеко не кончилась и необъяснимое исчезновение журналиста само по себе еще не означает, что в пьесе опущен занавес. Когда редактор «Клубка» соизволит позвонить мне и перенести встречу на другой день, извинившись, то я, просто откажусь и выскажу свое мнение о нем. Я впервые ощутил внутреннее спокойствие, достал сигарету из помятой пачки Винстон и закурил.
«Завтра с утра надо съездить на старую квартиру, да за аренду оплату взять.» Подумал я.
  Дождь, к которому добавился порывистый ветер, явно не собирался униматься, и я решил заглянуть во французский ресторанчик, где мы с женой часто ужинали вместе. Я постоянно заказывал себе «Алигро» с котлетой «Де воляй». А если по-русски, то это картофельное пюре с сыром и куриная котлета с зеленью внутри. А она обожала суп «Кассуле», что делают в глиняном горшочке, куда кладут фасоль, мясо и добавляют зелень. 
  Иногда так по ней скучаю, по моей любимой Катеньке и по тому времени, когда мы по вечерам сидели у телевизора и с удовольствием смотрели все эти повседневные шоу с глупыми и наивными игроками и их желанием овладеть большими деньгами.
    Она очень любила старые французские и итальянские комедии.
  Как-то даже, помню, пришел домой. На кресле лежал связанный ею коричневый свитер с красной и желтой полоской посередине. Правда он был немного великоват, но Катенька меня успокоила, сказав, что при первой же стирке сядет. Она любила вязать.
    Мы очень часто ходили в театр на спектакли, а после не спеша шли в ближайшее кафе, чтобы заказать ароматного кофе и обсуждали игру актеров, работу костюмеров и режиссёров. Как же нам нравилось это. А иногда просто гуляли по ночному городу.
      Тогда я был занят своим вторым романом «Загадка Надежды». Каждую законченную главу читал жене вечером на кухне. Она, как обычно, заваривала чай, ставила конфеты или печенье на стол, а потом мы садились, и я начинал читать очередную главу, а после обсуждали ее, иногда мне даже приходилось ставить какие-то пометки на полях или сразу делать исправления, что-то зачеркивая, что-то дописывая. Это был мой первый читатель и критик, для которого писался этот роман.
    Правда, Катерина так и не узнала, чем я закончил историю о бедной девочке, которая смогла пройти через все свои страхи и стать сильной и уверенной в себе и дойти до поставленной цели, потеряв близкого и надежного друга.
    Катю настигла жуткая болезнь, рак поджелудочной железы. В начале врачи говорили, что нужно пройти несколько сеансов химиотерапии, и болезнь отступит. Но увы, она прожила еще около года и умерла. Рак съел ее, тогда, когда нам казалось, что все пошло на улучшение.
      После смерти моей жены, я стал воспринимать жизнь, как игру с большим количеством заданий, которые должен был успеть сделать. Но самое интересное, что выиграть эту игру еще пока никто не смог.
  После ужина, я все же решил поймать такси и добраться до дома.
    Сменив мокрую одежду на сухую, сразу же включил телевизор и на экране появился кортеж юных, причудливо разодетых мотоциклистов, мчавшихся без шлемов наперегонки с ветром, игравшим с их длинными волосами. На перекрестке они резко повернули и исчезли за каким-то зданием. Следом в кадре появилась огромная кровать, застеленная розовым покрывалом, со множеством плюшевых медвежат и зайцев. В комнату ворвалось несколько девиц укутанных полотенцами, и они о чем-то очень яро спорили.
    Я узнал, что один из тех самых мотоциклистов, которого звали Тёма, повздорил с какой-то Майей Васнецовой, и решил тем самым отомстить ей, сфотографировать ее обнаженной, а потом начать шантажировать, в надежде на продолжении отношений. По крайней мере, так я это понял. Но еще до того, как мне удалось расшифровать суть происходивших событий, одна из девиц случайно выглянула в окно и заметила затаившихся в кустах мотоциклистов с фотоаппаратом и закричав, сразу же отпустила жалюзи.
«Вот дерьмо!» – возмутился Тёма, и вся его команда вернулись к мотоциклам.  Мотоциклисты снова куда-то