Мы не можем довериться им.
Но это будет потом. А сегодня Ронове спас Романа.
Уэтт снова рядом. Опять рвёт кого-то. Прихрамывает, видимо, не всё удачно. Ничего, поправят. Только пусть это закончится. Только бы пережить весь этот…бой?
Нет. Кошмар.
Повсюду тела. Они сцепились в борьбе или лежат, навеки застывшие. Они бегут, или ползут, слабо постанывая от ран. Кровавые тела. Измученные тела. Разодранные.
Базир старается не думать, расправляясь с очередным врагом. Он очень хочет, чтобы всё закончилось, ему жарко, ему плохо от этой жары и запаха. Он не привык убивать так.
–Пощады…– маг…нет, не маг. Молодая волшебница коротко стриженная, вдруг хватается за руку с белым лицом. – Я сдаюсь. Я сдаюсь! Я больше не воюю.
Ей лет двадцать, едва ли больше. Базир отшатывается. Он знает приказ: «пленных не брать!» но сейчас не может…
–Падаль! – ревёт Уэтт, и напрыгивает сбоку на девушку в волчьем обличии. Ещё мгновение-другое она дёргается под его тяжёлым телом, пока оборотень рвёт её тело на клочки, а затем затихает. Лишь рука, высунувшись из-под его туши, подрагивает ещё слабо-слабо.
–Ты чего? – ревёт Уэтт, поднимаясь. Теперь он человек. – Соберись! Тряпка ты или мужчина?
Базир кивает, мол, понял.
–Соберись, и я никому не расскажу об этом.
–Я у тебя в долгу, – обещает Базир, не представляя, что в дни скорого изгнания оборотней из общества, Уэтт придёт к Базиру и спросит: чего же Базир молчит и не заступается за Уэтта и его стаю. Разве он, Базир, не в долгу перед Уэттом?
И Базир устыдится. Пойдёт напрямую к Арману, попросит об Уэтте, и наткнется на холодное равнодушие и ответ Армана:
–Ты размяк.
Так будет решена судьба и самого Базира. Его казнят как пособника вражеского элемента, а именно – оборотней, как заступника зверей. И Ронове будет входить в число тех, кто марионеточно подпишет этот приговор. О том, какие чувства будут в этот момент терзать Ронове, я доподлинно не знаю, но могу предположить, что страх. Страх за себя, ведь Базир будет далеко не первым знакомцем Ронове, которого Ронове вместе с другими будет отправлять на смерть.
Но пока они всего этого не знают. Ни Базир, ни Ронове, ни кто-либо ещё. Их будет много потом удивлённых, возмущённых, пытающихся воззвать к этому дню:
–Я бился! Я проливал кровь!
Но ничего не поможет. Не поможет перед решением одного.
Чьи-то раны, чья-то смерть, и чья-то боль. Кажется, даже собственная? Ничего, ничего. Если стоишь на ногах, поправят. Обязательно поправят. Как говорят на войне: «Ранен? Ранен. Болит? Болит. Значит, терпи, ты ещё не убит!»
В самом деле, если больно – радуйся: смерть ещё не пришла за тобой. В смерти нет боли. Там нет ничего и нечему в смерти болеть. А если ты чувствуешь, чувствуешь хотя бы боль, ты ещё здесь.
И тебе повезло. Ты ещё здесь. Сейчас не имеет значения будущее, в котором не будет столь многих из тех, кто сейчас так радостно и рьяно сражается рядом с Арманом. На стороне Армана, за слова, что вложены были Арманом. А сам Арман уже знал, что в будущем многие из них не понадобятся, потому что наведение нового порядка, идеального порядка возможно только в крепкой, единой системе. А как система может быть единой, если живы вчерашние герои? Если тянут они на себя славу, если имеют с этой славой власть? Они не покорятся. А покориться должны все, иначе не будет единства, и не будет порядка.
Но сейчас Арман отвлечён. Он бежит за Бальтазаром, за его ничтожными магами и ведьмами, что решили отстаивать Цитадель, не помня себя. В эту минуту может рухнуть весь его придуманный идеальный порядок, ведь Арман тоже смертен, но, кажется, даже боги, или бог единый (кто знает высшую силу?) милуют его в этот час.
Он совершает этот забег и на глазах врагов и соратников, швыряет заклинания в Бальтазара… тот опытен, успевает уклониться, успевает поставить щиты. Но что это? Что за резкий звук, свист…
Какая ирония. Маг Цитадели, самый верный её защитник сражён людским кинжалом. Бальтазару это не причинило бы смерти, но он осёкся, шатнулся, с изумлением взглянул на пробитое плечо, и в этот момент Арман настиг его последним заклинанием.
Бальтазар качнулся снова, с изумлением взглянул в яркое небо, и упал. Его рука в последней попытке схватиться за жизнь скользнула вперёд и коснулась холода ступеней Цитадели. Ему не хватило маленького чуда.
Арман любил театральность войны не меньше самой войны. Он, всё также нетронутый врагами, закрытый от них милостью богов или благословением дьявола, приблизился к павшему, вторым заклинанием отрубил несчастную седую ничтожную голову и высоко поднял её в руках.
Жалко стекло несколько противных капель на его плащ, но что уж теперь? Всё решено. Нет вожака-идеолога, нет ничего. Арман знал это и провозгласил:
–Победа!
***
В будущих учебниках и легендах пропустят многое о том дне. В учебниках будет написано: «увидев голову своего вожака, враги взмолились о пощаде и сложили оружие. Иные дезертировали». В легендах напишут красочнее: «И когда встретили взгляды их сражённое тело предводителя, кончилось всякое сопротивление. Одни пали на колени и обратили свои руки, в мольбе протянутые, к Арману-победителю. Иные же, думая о своей шкуре, бросились прочь, пытаясь спасти свои шкуры от гневного и справедливого суда…»
И нигде ни слова о том, что сталось с проигравшими! Потому что не пишут о такой крови. И приказ, отданный Арманом и подписанный тогдашним его советом, то ли есть наяву, то ли только в мифах. Кто-то будет говорить, конечно, что всех пленных убили. Кто-то возразит: мол, сослали их на дальние земли к Холодному морю. Будут споры, будут.
Но на деле всё было куда прозаичнее. Были, конечно, попытки сдаться в плен, но Арман велел добивать тех, кто остался. И добивали. Даже Ронове был в числе добивающих, правда, старался добивать в основном оборотней – не было так стыдно.
Потом был большой костёр. Об этом в учебниках будет лишь одна строка: «Тела мёртвых сожгли на костре». В легендах же записано так: «Костёр до самого неба был разложен на поле брани. Были в костре том тела мертвецов – при жизни бывших врагами и соратниками Армана и храбрых сподвижников его».
Арман очень заботился об истории, поэтому повелел не указывать, что в костре том были и соратники, и враги, павшие на поле боя, и враги, которые были добиты при попытке сдаться в плен.
Но и это не всё. После костра, поднявшегося до самого неба, чадившего чернотой и мерзостью, Арман повелел разрушить Цитадель.
–Может оставим? – робко попытался заступиться Уэтт. – Всё-таки же память?
–Враг будет стёрт, когда не будет у него убежища, – Арман – одетый в красный плащ, был неумолим. Пожарище охватило землю, ломало магическую силу этого края, отравляло дымом и копотью, смрадом и пеплом всё. Часть людей Армана отошла от этого дыма праздновать и лечить раненых. Сам Арман же долго стоял, глядя на пожарище.
Цитадель рушилась. Простой огонь не взял бы её стен, но огонь магический ломал. Стены стонали, дрожали, и, наконец, поддавались, осыпались грудой камней вниз. Арман прикрыл себя щитом на всякий случай – помогало от дыма, евшего глаза и от каменного дождя. И хоть было опасно находиться ему там, хоть было совсем ни к чему ему там стоять и ждать всеобщего разрушения, он стоял. Уходил прошлый мир, наступал новый.
Но нужно было ещё много поработать.
Потом был праздник. Всеобщий и громкий. Арман с улыбкой принимал в свою сторону похвалу, не забывал хвалить и сам. Отметил особенной заслугой Ронове (белого, ни кровинки в лице, но живого и невредимого); Базира (тот сидел в углу, старался забиться в тень, баюкал перемотанную руку); Уэтта и его стаю, Романа и его вампиров…они потеряли несколько своих, помотались, но были в целом довольны; Аманду и целителей; Миниру, Глэда, Керта… он перечислял имена, называл даже самых, казалось бы, незначительных, и смотрел, смотрел на тех, кто делил с ним эту победу.
Потом провозгласил:
–Но, чествуя героев нашего нового мира, мы должны помнить и наших павших. Молчанием встретим память о тех, кто пал и не дошёл с нами до этого светлого часа.
Все погрузились в память. Оборотни вспоминали своих, вампиры своих, разве что Уэтт вспомнил вдруг Марека – вампира, предавшего их, и раздосадовался: ну вот зачем? Стоял бы сейчас здесь! Не Роман, а Марек был бы в лидерах вампиров!
Пока вспоминали маги магов, а люди людей, Ронове судорожно пытался вспомнить хоть кого-то, о ком бы жалел. И не смог. Он в отчаянии взглянул вокруг, и взгляд его встретился со взглядом Армана. Ронове показалось, что Арман видит его насквозь, ему стало неприятно и он опустил глаза.
Базир вспоминал Стефанию. Она не пала в этой битве, но пала в этой войне. И надо же как! По-глупому. Откровенно по-глупому. Из-за фанатика. Фанатика, который даже не заплатил по всей строгости, какая ему следовала по мнению Базира. От этой мысли Базиру сделалось душно и тошно.
Но если Базир вспомнил об Абрахаме с яростью, то Арман вспомнил об Абрахаме со спокойной тоской. Сейчас бы ему Абрахам очень бы пригодился, он был бы весьма кстати в становлении нового мира. Но судьба плетёт все жизни в одно удивительное полотно, и не разберешь, где оно лучше по итогу.
В молчании выпили. Вино было слабым, наполовину разведено с водой, иначе бы не хватило на всех, но и то было приятно. Спасибо и на этом.
***
Арман постановил вернуться в прежний их Штаб для расформирования армии и создания нового совета, который будет призван на создание идеального порядка. Потянулись отряды в обратную сторону, охваченные возбуждением и грустью, опьянённые победой и открывающимися возможностями. Часто пели, причём невпопад, разные тянули песни. Но впервые на памяти мира, пожалуй, было такое единодушие среди людей, магов, вурдалаков и оборотней. Уже не было неприязни между потенциальными врагами, но Арман знал – это временно.
И он поторопился приступить к своему плану. Первым вызвал к себе Уэтта. Тот, напевая что-то о золотых цветках востока, пришёл к нему в шатёр.
Настроение у оборотня было отличное. Он был в почёте. Его не боялись, хотя и был он оборотнем. И стая смотрела с уважением!
–Мы не в простой ситуации, – начал Арман. – Теперь, когда оплот уничтожен, нет большей части Цитадели, мы можем заняться восстановлением порядка и перераспределением ответственности.
–Мы считаем, что пора говорить о наших правах и наших территориях, – вставил Уэтт и слегка отвёл глаза. Ему было неловко требовать что-то у Армана, после того, как Арман спас одного из оборотней Уэтта, но это был его долг как вожака. Можно было откладывать этот разговор, но не вечность же!
–Я тоже хотел обсудить это, – успокоил смущение Уэтта Арман. – Я считаю, что ты показал себя не просто хорошим вожаком, но и достойным воителем. Более того, даже достойнее многих. Это требует награды. Я полагаю, нам надо будет отдать тебе контроль над всей популяцией оборотней, и, конечно, территории.
–Ссылка? – напрягся Уэтт, и Арман рассмеялся:
–Я говорю о территории, полностью подвластной тебе!
Уэтт широко улыбнулся. Он не думал, что всё будет так легко.
–Но пока придется подождать, – посерьёзнел Арман. – Пока мы не можем переделывать мир. Наши враги ещё не в могилах.
И такая тоска была в голосе Армана, что даже Уэтт проникся. Он уверовал, может быть от
