Даже самые могучие и самые фанатичные. Арман, накрыв ради по-настоящему скорбного дела голову капюшоном, появился из своего шатра. Следом за ним из шатра вынесли на носилках тело Абрахама, уложили у его ног.
Арман так и не закрыл мага с головою, он оставил спокойное, умиротворённое лицо на свободе, и сейчас был избавлен от неприятного действия по открытию лица и демонстрации.
Всеобщий вздох – удивления и недоверия, вскрик Базира:
–Не может быть!
Вскрик, разделяющий всеобщее настроение, услышанный Арманом.
–Увы! – Арман воздел руки к небу, – сегодня мы теряем не просто нашего ближайшего соратника, но и брата по магии, человека, преданного своему делу. До самой смерти своей он оставался верен нашей цели. Вы знаете – таить не стану – он был магом и охотился за церковниками. Он был церковником и охотился за магами. Но только у нас, во всеобщем объединении магов и людей пошёл на войну с Цитаделью, не принадлежа Церкви. Он был неприкаянным духом, духом войны и до самой последней минуты своей оставался твёрд своим убеждениям. Как и каждый из нас, он совершал ошибки, он не всегда был прав – такова суть человека, та суть, за которую сражаемся мы все… да, он не всегда был прав, но всегда был честен с собою. Он умел каяться и умел нести свои грехи. Его сердце было вместилищем боли, приютом тайн и неприкаянности и сегодня он обрёл покой. Да, как и многие из вас, я настороженно принял его в своих рядах. Как и многие из вас, я не всегда был с ним согласен. Как и многие из вас, порою, я недолюбливал его решения и его самого. Но я признаю, как признаёт каждый из вас – Абрахам был нашей общей легендой, и отражением всей нашей цели, всей нашей битвы. И сегодня его не стало. Его дух ушёл в покой. Я был свидетелем его последних слов, и он шёл к свету. Он видел свет, свет звал его, простил. И сейчас я предлагаю нам всем простить его за все наши недоразумения и проводить его с честью, которую этот человек – несчастный и необыкновенный, без сомнения, заслужил…
Речь была длинная. Для немногословного по сравнению со всякими Ронове и Вильгельмами Армана и вовсе – необычайно длинная. А самое главное – правильная! Арман выразил всё то, что не мог выразить каждый. Абрахама не любили, но сейчас его жалели. И спокойное лицо мертвеца наводило всех и каждого на одну мысль: «упокоился!».
У некоторых заслезились, закраснелись глаза. Кто-то вспомнил собственные несправедливые рассуждения об Абрахаме. Уэтт и вовсе тихонько шмыгнул носом… кто-то далёкий тонко всхлипнул, но Базир не знал кто именно. У него е было хороших отношений и вообще каких-либо дружественных с большей частью лагеря, он был сам по себе, а вдалеке стояли женщины.
У Базира же от слов Армана что-то сжалось в груди. Он смотрел на мёртвое лицо Абрахама и не чувствовал ничего, кроме облегчения для себя. Так бывает, когда ты намертво привязан к какой-то очень мрачной или сильной личности. Она становится тенью, даже когда ты не с нею, ты чувствуешь себя как будто бы под оценкой этой личности. Для Базира такой личностью стал Абрахам на долгое время и теперь Абрахама не было. И он был в покое. В покое, до которого никак не мог дойти Базир, и к которому был близок целую жизнь назад, когда занимался в какой-то мелкой деревеньке рыбной ловлей. Тогда он был счастлив, да. А теперь не мог даже вспомнить лица тех добрых людей, что когда-то делили с ним и кров, и пищу. И имена их помнил с трудом – Грегор и Марта. Где они теперь? В лагере их Базир не нашёл. Но надо признать, что он и не искал. Может быть, их не было здесь. Может быть, убило. Может быть, остались где-нибудь в тылу, или, что ещё проще, видя его «дружбу» с такими как Абрахам и вхождение в круг Армана, не решились с ним заговорить?
Но про «дружбу» Армана придумывать было напрасно. Базир сам прекрасно знал, что даже ближайшие соратники Армана, сократившие свою численность – Уэтт, Керт, Минира, Глэд и вместо одного предателя-вампира новый молодой нагловатый кровосос Роман – и то не друзья. Скорее – прислужники. И обманываться здесь было нельзя.
–Но прежде чем мы отдадим почести нашему соратнику, – глаза Армана блеснули знакомым опасным огнём, – мы должны провести не менее скорбную церемонию. Абрахам был бы жив, если бы… если бы не был предан.
Про второго мелкого мага все уже забыли. Да и кого он интересовал, если здесь не было даже его тела?
–Ведите, – грустно сказал Арман, не снимая капюшона, и тотчас Уэтт, мигом оказавшись подле мага, выпихнул из шатра прямо под ноги, к телу мертвеца, ещё живое недоразумение…
Толпа приготовилась удивляться.
–Вот этот, – брезгливость тона не поддавалась описанию, – с позволения сказать, наш соратник… совершил ужасное предательство.
Трус оглядел толпу, глаза которой одинаково вспыхнули яростью. Доказательства никого толком не интересовали – Арман знал это.
–Поведай нашим братья и сёстрам, как ты предал своих товарищей! – велел он и трус, не решаясь встать, тонким голосом, запинаясь, пропищал что-то о том, что сговорился с Цитаделью, выдал, когда они пойдут изучать тропу.
Слова его потонули в гневе.
–Убить! Убить! – взревела толпа, и Базир, который не ожидал сам от себя такой кровожадности, неожиданно поймал себя на том, что кричит вместе со всеми. Он поспешно закрыл рот, но не из одного Базира состоял гнев.
Трус попытался извернуться, но куда против толпы? Арман взмахом руки поставил его на ноги и уже отточенным, верным движением, снёс в одно заклинание пустую и ничтожную голову. Голова покатилась на землю, медленно осело тело…
–Среди нас предатели, – страшно и тихо промолвил Арман, снимая с головы капюшон, чтобы лучше видеть притихающую, скованную чем-то большим, чем ужас, толпу, – предатели всегда есть… наша задача, когда мы покончим с Цитаделью, покончить и с предательством среди наших рядов.
Так он обозначил будущие планы.
Молодой вампир Роман, гордившийся тем, что занял место и власть над вампирами отступников, но помнящий о том, что предыдущий вампир на его посту оказался предателем, заторопился доказать свою беспощадность и предложил:
–А давайте отправим тело этого мерзавца Цитадели? Пусть увидят, как мы поступаем с предателями!
Идея была принята с восторгом. Арман представил на минуту как какой-нибудь старый Бальтазар, который, как доносила разведка, из последних сил держал оборону Цитадели, получит на своей территории тело того, кто вообще ни разу не был на деле шпионом самой Цитадели, и усмехнулся. Выходило что-то вроде: «бей своих, чтоб чужие боялись».
–Отправим, – разрешил Арман. – Ты, Роман, и займись!
Вампир очень воодушевился. Арман призвал толпу к порядку:
–Теперь, когда мы покарали предателя, пришла пора и отдать почести нашему павшему брату.
В руках Армана сверкнул красноватый язычок ручного магического пламени. Он подошёл к носилкам, взглянул в последний раз в спокойное лицо мертвеца и коснулся рукою носилок. Те занялись быстро.
Арман смотрел на то, как горит тело Абрахама. Глаза жгло от дыма, но он не мог заставить себя отвести взгляд. Не хотел, вернее. Абрахам ушёл в покое. Арман был немолод, несмотря на милостиво сохранившийся внешний облик, и в эту минуту задумался о том, как однажды уйдет сам.
Кто-то откровенно плакал, кто-то шмыгал – дым разъедал нос и глаза. Базир тоже смотрел на пламя, хотя глаза его слезились. Он тоже не мог отвести взгляда, но в противовес Арману, он думал не о своей смерти, а о том, что Абрахам обрёл мир.
Так и закончилось. Минира распорядилась с разрешения Армана выдать всем по полкружки вина из запасов за особый случай. Разошлись помянуть.
Арман же вернулся в свой шатёр, глянул на ложе, которое ещё хранило на себе следы Абрахама, и тоже выпил.
–Покойся с миром.
Скорбеть долго ему не полагалось. Арман, овладев собою, вызвал Базира (нужно было кем-то забить новую пустоту среди вновь поредевшего круга соратников, ведь и без того не стало Фло и Марека), Уэтта и Керта.
Керт, впрочем, появился сразу и с хорошими новостями. Когда появились остальные, Арман сообщил:
–Мы готовимся к последней, роковой битве. Ронове с подмогой уже близок. Церковники под его руководством будут здесь завтра к полудню. Нам придётся разместить их в лагере. А к следующему рассвету выступим.
Базир не разделил всеобщего восторга. Он понял: Ронове прикончил Рене и забрал власть. Понял и невольно задался вопросом – смог бы он сам это сделать?
30.
–Да, одна новость хуже другой, – промолвил Ронове, когда Базир поведал ему и про перебежчиков, и про предательство, в которое сам лично не верил, и про смерть Абрахама. В свою очередь Ронове весьма скупо рассказал о своей миссии, об убийстве Рене и совсем в двух словах о том, как повёл за собою церковников, отшутился:
–Должны же они были куда-то пойти? Всем ведь нужно куда-то…
Причина была не в скромности Ронове, а в том, что он сам толком не помнил того, как это произошло. Но, надо сказать, власть пошла ему на пользу. Глаза его оживились.
–Абрахама жаль, – сказал Ронове, подумав. Он наблюдал за размещением приведённых за собою церковников по лагерю. Было тесно, но Арман дал понять, что это меньше, чем на сутки. Терпели.
–Он обрёл покой, – заметил Базир, не скрывая зависти.
Ронове промолчал на это. После того как церковники, прежде подчинявшиеся Рене, приняли его как своего лидера, Ронове ожил. Эта власть, пусть смешная, призванная непониманием церковников куда ещё деться, как не за ним; власть номинальная – оздоровила его дух. Мучительно захотелось Ронове жить. И ещё, но в этом Ронове никогда бы не признался, новость о смерти Абрахама способствовала этому оживлению. Да, по-человечески Абрахама было жаль, но это если говорить о нём, о его смерти. Если говорить о жизни оставшегося живым Ронове… что ж, Абрахам был ему образом совести, пожалуй, едва ли не таким же сильным образом, как Базир или привидевшаяся в полубреду Стефания.
–Что-то всё плохо… – заметил Ронове, устав от молчания. Ему хотелось куда-то тоже пойти, что-то начать делать, говорить, обсуждать, спорить. Жизнь закипела в нём, а он был уверен, что никогда уже не будет в нём такого мощного подъёма! – А ведь всё хорошо. Уже через несколько часов мы начнём наступление на Цитадель! И мы победим. И всё будет по-новому!
Что именно «по-новому» Ронове представлял себе плохо. Но ведь должно было быть иначе, то самое «по-новому», ведь зачем-то были все жертвы, смерти и страдания?! Новый мир уже на пороге – Ронове ощущал это острее всех, и ему хотелось разделить это ощущение со всеми.
Базир глянул на Ронове странно. Прозрачные глаза бывшего церковника выражали какие-то мысли и чувства, которые Ронове не мог прочесть. Базир не стал терзать муками Ронове, улыбнулся, и сказал:
–Не все новости так мрачны как ты думаешь. Твоя Елена ждёт ребёнка.
Ронове поперхнулся. В его жизни, в той, что цвела ещё под уютной тенью Церкви Животворящего Креста, было скрыто несколько историй такого рода. К нему приходили пару раз с такими же новостями, но тогда Ронове был другим. Он отпирался, и в изумлении (даже искреннем) восклицал:
–А я здесь причём?
Поскольку слово было против слова, а позор ложился на провинившуюся, а не на Ронове, да и Ронове был всеобщим любимцем, который пользовался доверием совета и
