Глава 13. Присягу второй раз не принимают

пользу собственной беззащитности перед этим человеком, надеясь на положительный, в свою пользу, исход дела, о котором он ещё только предполагал, но знал, что в крайнем случае оно произойдёт.
— Если это так принципиально. — останавливаясь, чтобы охранник мог распахнуть дверь, сказал Слава и зашёл после мужчины.
Оба остановились, не сделав больше ни шагу. На полу лежали осколки стекла, пустые бутылки и Борис, с растёкшейся у головы кровью. Слава вскрикнул, бросился сначала к охраннику, потом в коридор и к Павлу Анатольевичу, влетев в кабинет которого и упав руками на стол, задыхаясь, рассказал увиденное. Врач посуровел и, подняв физика, бегом пошёл с ним на первый этаж, не задавая вопросов. Охранник собирал осколки, когда они вошли в изолятор, но Слава сказал, что не может смотреть и пойдёт в «Небуйную», врач уже повернулся, чтобы остановить его, но посмотрев на слезящиеся глаза и дрожавшие губы физика, ничего не сказал.
— Ты снова зря беспокоился. — усмехнулся Слава, шагая по лестнице.
— Сомневаясь в чём-то, найдёшь множество новых решений. — оправдался Интерн. — Осталась только Лиза.
— Конечно, самое сладкое последним.
— А если тот расскажет Павлу Владимировичу, что мы ворвались в кабинет? — спохватился Интерн.
— Он сейчас в таком состоянии, что имя своё с трудом выговорит. И если снова захочешь задать подобный бессмысленный вопрос, ответ на него всегда будет один и тот же, вспомни… теперь это наш девиз «Действуй по ситуации».
— А ты сегодня ни разу не чихнул. — вспомнил о прошлом недуге Интерн.
— Надеюсь, ты сказал это не для того…— Славу прервал собственный чих такой силы, что тело его резко наклонилось чуть не до горизонтального положения.
— Молодец! — иронично вскрикнул Слава, размахивая руками так, что пару раз ими же задел свои ноги. — Хорошо, что я не говорил тебе части планов, в которых я не был уверен.
— Может быть взять с поста капли?
— Нет у меня проблем с носом, отстань!
— Ладно. Ты придумал для Лизы? — в многочисленный раз услышав повторяющийся ответ, решив не задавать больше к нему вопрос, перевёл разговор в другое русло Интерн.
— Конечно, но не надейся, что скажу. Всё-таки это последний раз, так что ты, как участник менее всего вовлечённый в процесс предыдущих, а значит меньше всего чувствовавший удовлетворения, должен получить от моего гениального представления самое лучшее. Так что жди.
— Скоро?
— Это зависит не от меня, не от дня недели. Для начала надо подготовить персонажей.
— Тебя и Лизу.
— Ничего не скажу. Жди и наблюдай. — утаивал Слава, поблёскивая глазами, чем показывал, что план был полностью придуман.
В «Небуйную» к их прибытию ещё никто не вернулся, и Слава решил дожидаться их лицом на подушке и каждый раз, когда он слышал подходившие к комнате шаги, начинал плакать, но как только они отдалялись, затихал.
Вот дверь закрылась первый раз, а Слава уже рыдал, затем второй, с небольшим промежутком, и так до четвёртого, после чего он сел на кровать с красным лицом. К мужчине тут же подбежала Лизавета, так как ещё стояла у дверей и именно на неё он посмотрел.
— Борис умер. — проговорил Слава и, захлебнувшись слезами, закрыл руками лицо.
Лизавета упала рядом с ним и, обняв мужчину, заплакала. Клавдий сел рядом с Гертрудой, а в студенте, первый раз видевшем плачущего Славу и то, что Лизавета обнимает его, столкнулись два чувства, перебороть друг друга которые не смоги, и Ипполит, не удивлённый, как это было бы при победе одного, не разозлённый, если бы выиграл другой, а без выражения подошёл к Славе.
— Где ты его видел?
— В изо…ляторе. — всхлипывая, ответил Слава.
За студентом вышли Клавдий и Гертруда.
— Наверное, они говорили правду. — вытащив руки перед лицом Славы, «сказала» Лизавета.
— Они?
— Я думаю, ты не веришь.
— Я вижу, что для тебя это важно, скажи.
— Эта комната проклята. — Лизавета крепче прижалась к мужчине.
— Глупости, не бойся. Вы рассказывали об этом Ипполиту? Нет? Он вас успокоит. Когда придёт, вы обязательно ему скажите.
— Зачем ему? — удивилась Лизавета, подняв голову.
— Он вас любит. Не делайте удивлённое лицо, вы знали или чувствовали это. — вытирая слёзы и снимая их с рук на одежду, сказал Слава.
— Я это понимаю, но…
— Нет, расскажите. Я знаю, что он этого хочет. Не отвечайте, вы скажете не то, что хотите, и будете жалеть. Я оставлю вас, подумайте.
Слава отодвинул от себя руки девушки и, у двери оглянувшись на ещё сидевшую на его кровати Лизавету, покинул комнату, и направился в столовую.
— Если она ему и расскажет, то только потому, что ты сказал об этом. — предположил Интерн.
— Я знаю. — счастливо согласился Слава.
Когда мужчина вернулся с ужина, застал всех «небуйных» в комнате. Теперь оставалось две пары, и Слава, подсевший к студенту и Лизавете, прервав их разговор, а Ипполит продолжил о другом. Обход прошёл с прескверным настроением Павла Анатольевича.
«Небуйных» начали бояться и отстранялись от них ещё больше. С последней жертвой, о которой все решили, что был несчастный случай, предположили, что и предыдущих постигла та же участь, а значит в комнате имеется нечто, начавшее преследовать её жильцов. Теперь уже изгои не беспокоились о своей репутации и, надеясь на суеверность людей, верили, что у всех умерших имелись слабости, от которых они и погибли.
Свою очередь Лизавете пришлось ждать две недели. Девушка уже явно выбрала Славу, но и с Ипполитом расставаться не хотела, зная, что раз молодой человек рассказал ей о свои чувствах, то после её отказа он «либо прыгнет с крыши, либо обезумеет», — так уверяла она Славу. Решился студент внезапно и отчаянно, и, уже не вытерпев, признался в комнате при Славе, но Лизавета растерялась и сказала, что не может ответить сразу и попросила Ипполита дать ей время подумать, что в горячке молодой человек принял за согласие, и на «подумать» без лишних слов согласился. Ипполит был счастлив, как, на следующий день на занятии ОБЖ, он, от скуки, проговорился Славе, но прошло четыре дня, а девушка ответа так и не дала.
Лизавета умерла на пятый день в воскресенье. День этот был выбран случайно, хотя Слава был намерен выждать ещё несколько недель, но предлоги сами отводили его причастность, и он решил действовать. Во-первых, после обхода и на весь день Павел Анатольевич покинул госпиталь и, как узнал Клавдий, поехал в Москву на консультацию к психологу. Женская половина праздновала Восьмое марта, к поздравлениям присоединились мужчины, так что не было ни одного трезвого сотрудника, а для проведения праздничного мероприятия заняли столовую. Заключением стало занятие живой музыки, после окончания которого Лизавета, не доиграв мелодию, закрыла пианино и, схватив обескураженного Славу за руку, вывела его из кабинета.
— Он всё ещё ждёт. — быстро перебирала руками девушка.
— И я тоже.
— Но я не знаю. Зачем вы поставили меня в такое положение?
— Вы думаете над тем, кого выбрать или как сказать одному, что вы выбрали не его? — Слава не отпускал глаза Лизаветы.
— Я выбрала.
— Не стесняйтесь, если это не я. Говорите смело и не волнуйтесь, с собой я ничего не сделаю, выбор ваш я уважаю и оспаривать не буду. Мешать вам я тоже не хочу, поэтому завтра переведусь в одиночную, чтобы не докучать вам нашими встречами, ведь они неизбежны. — конец фразы он сказал уже находясь в нескольких шагах от Лизаветы, всё время, будто сосредоточенный на словах, не замечая, отходил от неё.
— Не говорите это. Я выбрала вас.
Слава рассеянно улыбнулся и, подбежав к девушке, поцеловал её.
— Ты слишком прекрасная для этого мира. Ты боишься сказать ему? — отходя от Лизаветы, чтобы видеть её руки, с растерянной радостью, спросил Слава.
— Я не знаю, что он будет делать после. Я боюсь за него и за тебя. При мне он никогда никого не оскорблял и не бил, но он ругался с тобой, и ещё…
— Что? — взволнованно не от мыльности момента, а от возможности раскрыть что-то новое в студенте, прошептал Слава.
— Не надо о нём, Слава. Я должна ему сказать, я не хочу.
— Лиза, ты не обязана ничего ему говорить…
— Но он должен знать.
— Я ему скажу.
— Нет. Мы должны придумать что-то другое.
— Лизавета, согласись заранее на то, что я предложу. Ни ты, ни я с ним говорить не будем, но скажи сейчас. — томил Слава.
— Я соглашусь с любым твоим предложением.
— Мы напишем ему письмо… на компьютере и распечатаем.
— Он не поверит.
— А ты его подпишешь от руки. — Слава поднёс к губам руку Лизаветы. — Через несколько дней я попрошу Клавдия отдать его.
— Это ничего не изменит, как если бы я сказала ему лично.
— Я сделаю так, чтобы нас перевели в одиночную вдвоём. — настаивал Слава, всё ещё удерживая её жилистые кисти в своих ладонях.
— Он нас найдёт.
— Я читал его карту, через месяц он покинет госпиталь.
— Так долго. — мысли Лизаветы, размягчившиеся пребыванием в госпитале, не способны были успеть за скоростью Славы, но мужчина понимал даже её трясущиеся руки.
— Можно договорится и через неделю.
— Зачем тогда писать письмо? Сделай, чтобы завтра.
— У меня был план, и вы не должны были его знать, но сейчас я не могу о нём не упомянуть. Несколько недель назад, когда Ипполит ещё решался сказать вам о своих чувствах, он проговорился мне о том, что, когда его выпишут, он заберёт вас с собой, и пока он говорил, я видел в его глазах, доказательство того, что говорит он серьёзно, без сомнения. — надрывая голос рассказывал Слава.
— И ты мне не сказал?
— У меня был план, как уберечь вас, но вы о нём знать не должны были, так как я знал, как спланировал Ипполит, и, если бы сказал вам, вы бы видом выдали это, и он решение переменил, и мне бы не сказал, так я бы не смог под него подстроиться и потерял бы вас.
— Я согласилась и слово своё взять не могу. Но где ты хочешь напечатать письмо?
— В кабинете твоего отца. Да, я знаю, что это Павел Анатольевич, и он нас переселит и выпишет Ипполита.
— Он тебя не послушает.
— Ради тебя он готов на всё, как и я, и примет любое твоё решение. Я знаю это. — утверждал Слава, не моргая глазами, которым невозможно было не поверить.
Лизавета ещё раз обняла мужчину, и они побежали в кабинет её отца, в котором Слава властно занял кресло и начал самовольно печатать, оправдав это тем, что девушке будет сложно собраться с мыслями, но она, прочитав текст перед тем, как распечатать, сможет внести исправления. Через несколько минут письмо был набран:
«Дорогой Ипполит, (Слава сомневался можно ли писать имя, но Лизавета сказала, что читать его молодой человек может без последствий, но в разговоре со Славой девушка всё чаще употребляла просто «он», и оба понимали о ком она говорит) я наконец собралась с мыслями, чтобы дать тебе ответ. Я знаю тебя очень давно, но именно это заставило меня откладывать. Ты обходительный, ласковый, добрый и все прилагательные о хорошем человеке твои и этим всё сказано. С дня твоего приезда и до сегодня ты был таким со мной, и это неправильно, когда человек испытывает только счастье. Но когда меня нет рядом, ты можешь быть злым, грустным или растерянным, из чего я предполагаю, когда ты улыбаешься мне, то плачешь в душе. Может быть, ты хочешь казаться мужественным, но это малодушно. Когда ты запираешь в себе эмоции, со временем они разрушают тебя изнутри.
В любви главное честность, и с самого нашего