но признавал, что, объединение в холдинг нескольких фирм приносило ощутимый финансовый результат…
***51
Когда я оставил Журнал ради своего нового детища, Олег автоматически перекочевал за мной. Цитов даже не удивился этому, хотя на первых порах ему было несколько неуютно без нас. Но очень скоро все наладилось, чему я был искренне рад. Я взялся за издание спортивно-туристического журнала и двух приложений, которые давали мне больший горизонт для творчества. Мне несколько надоел "Мужской стиль" с его концепцией, и уже давненько я желал вырваться из тисков Кори и ее отца.
Ко мне сразу потянулись старинные друзья из далекого студенчества, с кем я несколько раз сходил в достаточно сложные водные походы. Когда-то мы очень дружили с ребятами-горниками, эти сборища были шумными и веселыми, но команда наша после университета распалась. Однако о том времени у меня сохранились самые романтические воспоминания.
Некоторые из моих приятелей-туристов добились успехов на поприще спортивного туризма, так что я привлек их к работе над своим журналом. Но основной идеей его было показывать красоту мира, величие природы и архитектурные памятники. Много статей готовил для меня Сергей. Лена оказалась и вовсе близка к этой теме, она приводила мне разных ребят, которые давали в журнал интересные материалы об экстремальном туризме. А кроме этого, я узнал, что Кирилл имеет мастерское звание по альпинизму, и хотя сам он был очень занятым человеком, зато его друзья с удовольствием сотрудничали со мной.
Как и любое новое предприятие, журнал поглощал все мое внимание и силы, но основным стимулом в моей работе оставалась все-таки Дана. Я частенько задумывался о том, что судьба милостива ко мне, дав мне любовь как инстинкт самосохранения. А ведь она порой бывает разрушительной для человека, но мне повезло, и я был счастлив. Правда, мучился я не меньше, чем отвергнутый любовник, а порой даже больше, но в этом и заключалось счастье – любовь не давала мне отдыха и успокоенности, несмотря на то, что семейная моя жизнь была средоточием покоя и уюта.
Однако, являясь центром нашего теплого мира и хранительницей дома, Дана много трудилась. Она старалась глубоко погружаться в творчество переводимого автора и в историю создания произведения, а для этого порой просиживала дни в читальном зале. Конечно, это глупо, но я ревновал ее даже к этому, зная, как она с головой уходит в работу, забывая на время об окружающем, и даже обо мне. Правда, в награду я получал ее яркие и искренние рассказы о блестящих находках и даже открытиях. Она зачитывала мне отрывки своих комментариев к переводимому тексту, и я поражался глубине ее подхода к теме и считал, что она более глубока, чем переводимый ею автор, хотя Дана восхищалась его произведением. Меня он не слишком интересовал, хотя фамилия была на слуху, но я не мог не уважать выбор своей жены. К тому же, очень часто я убеждался в ее прозорливости по поводу того или иного начинающего автора.
В организационных вопросах, несмотря на мой опыт, мне очень помог Алекс. Один оказался приятным собеседником, хотя долгое время я напряженно избегал близкого общения с ним из-за застарелой ревности. И до сих пор во мне сидело неосознанное желание предотвращать любым путем их встречи с Даной, чего и так практически не происходило в виду его занятости. Он с женой почти не посещал приемов Норы, где эти встречи были единственно возможны. В остальном он оказался мне чрезвычайно полезен, и хотя был далек от издательского бизнеса, зато обладал многими другими талантами, особенно умением продвигать продукт на рынок. А, кроме того, он чисто по-человечески интересовался новым для себя делом, но все-таки, как я подозревал, именно Дана являлась незримым стимулом для его благожелательности ко мне. Я же с чрезвычайным самодовольством наслаждался тем, что она была совершенно не способна противостоять моим ласкам, даже когда вроде бы не желала их или дулась на меня за что-нибудь. Мне стоило лишь немного постараться, как она против своей воли превращалась в существо покорное мне во всем, правда, лишь на время – пока мы находились в постели. Ее независимость тут же возрождалась, как только она освобождалась от моих объятий, хотя виртуозно избегала конфликтов и внешне не противилась мне. Оставалось лишь удивляться, как незаметным образом я пришел к тому или иному решению, вроде бы самостоятельно, но на поверку – под ее незримым влиянием и даже давлением. Хотя, подчиняясь ей во многом, я по-прежнему старался не допускать ее ускользания – как собственник и полноправный ее владелец.
Дана очень страдала от того, что с Алиной, ставшей ей очень близкой, произошел нервный срыв. Они пока даже не переписывались, поскольку в целях лечения Алине запрещалось даже приближаться к компьютеру. Я всегда был противником психологических перегрузок для женщин, а сейчас особенно придирался к Дане, если находил ее за монитором, когда приходил домой. Не хватало еще, чтобы моя обожаемая Дана переутомилась, хотя она уверяла, что мне нечего опасаться, и работает она не так уж много. Но, памятуя печальный опыт ее новой подруги, я все-таки, несмотря на то, что мой бизнес только зарождался, планировал морской отдых с Даной в ближайшее время. Да и пора было увезти ее подальше, потому что ревность моя порой разрасталась на ровном месте, не имея ни повода, ни предмета, а это означало, что мне требуется оторваться от дел и соединиться с Даной на длительный срок, дабы восстановить свое душевное равновесие.
Странно, но, будучи счастливым, я все-таки не находил покоя. Мне приходилось непрестанно удерживать свой разум в состоянии счастливой удовлетворенности жизнью, но видно я не вполне достиг ее, а вернее, не научился пока ощущать ее в полной мере. Быть счастливым оказалось трудным умением. Возможно, мне не хватало искренности в общении с друзьями и выплеска эмоций на людях. Я всегда был несколько отстранен ото всех, и многие считали меня не слишком дружелюбным. Хотя, несмотря на внешнюю холодность, я глубоко переживал за друзей и близких, их горести печалили меня, а иногда даже повергали в отчаяние. Но, на мой взгляд, лишь расхожее представление о дружбе предполагает взаимозависимость и потребность партнеров друг в друге. А я никогда не жертвовал для дружбы своей независимостью и автономностью и противостоял влиянию на себя даже со стороны очень близких друзей. В эти сферы моего существования имела доступ лишь Дана.
Она одна давала мне свободу от внешних обстоятельств и других людей, открывая мне самого себя и мои скрытые потенции. При всей моей от нее зависимости, именно с ней я был свободен в истинном смысле, когда не зависишь от среды и защищен перед лицом любых потрясений и ударов судьбы. Она являлась для меня средством к самовосстановлению и развитию. К тому же лишь она имела удивительную способность пробуждать во мне свежесть восприятия, восторг и трепет от окружающей красоты и возрождала во мне чувство новизны мира, и, прежде всего потому, что сама именно так воспринимала его. Во мне постоянно жило ощущение великого счастья, благоволения судьбы, огромной удачи от встречи с ней. Рядом с Даной повседневность становилась для меня источником спокойствия и радости, уютного мира, каким он бывал только в детстве. А физическая близость, секс стали для меня не только и не столько источником чувственного удовлетворения, а, прежде всего, бьющим ключом возвышенных, обновляющих и воодушевляющих переживаний, неповторимого, каждый раз нового, пронзительного, всеохватывающего восторга. Она дала мне понимание того, что неспособность радоваться жизни во всех, самых малых ее проявлениях – есть источник зла и страдания людей. С ней я стал другим, духовно переродившись, хотя внешне это не проявлялось и не бросалось в глаза. Об этом догадывались лишь очень близкие люди, но все знала только Дана, поскольку именно она в корне изменила мою внутреннюю жизнь. Счастье, испытываемое мною от ее присутствия, было интенсивным чувственным восторгом, наслаждением, подобным полной, самозабвенной поглощенности музыкальным или художественным произведением. С ней я забывал о себе, растворялся в ней и именно так напитывался силами, энтузиазмом, энергией к жизни. Все, чего я сейчас достигал, было для нее. Но тем острее ранили меня иглы ревности от малейшего ее невнимания ко мне или внимания к другим. Лишь дома, держа ее в объятиях, я ощущал спокойствие и счастье, отдыхая от трудов дня и своих спящих подозрений. Как была она нежна, каким теплом окутывала меня - за одно это я готов был отдать жизнь.
Во сне она частенько металась и даже разговаривала, к чему я давно привык. По большей части это бывали отрывочные неясные звуки, редко слова и никогда – фразы, но сейчас я отчетливо расслышал, как она твердила:- "Ники, любимый".
Кто это Ники?! Ревность взрывом обрушилась на меня, и даже драгоценный сон Даны, который я всегда так оберегал, не остановил меня. Я, схватил ее за плечи, тряхнул и разбудил. Открыв глаза и увидев перед собой меня, она улыбнулась и произнесла:
-Мой дорогой, какой чудесный, но тревожный сон…
-Да? И что же тебе снилось?- спросил я, стараясь скрыть ярость и сердцебиение.- Мне показалось, ты звала какого-то Ники.
Она смутилась,– я видел явные признаки этого, поэтому с силой повернул к себе ее лицо, но она, улыбаясь, ответила:
-Ники – это ты. Прости, про себя я часто называю тебя этим детским прозвищем. Знаю, ты не любишь его, но мне оно всегда нравилось.
Влага застелила мне глаза, а любовь затопила мое существо, и всему виной была Дана.
-Так называли меня в детстве, и подростком я стыдился этого, придуманного мною же самим, имени, но когда его произносишь ты, не знаю, существует ли человек счастливей меня.
***
© Copyright: Марк Шувалов, 2012
