хватает.
-Хочешь, приезжай к нам,- предложил Макс, но Сэм напряженно отказался и сказал:
-Ехать далеко, переночуйте у друзей.
Макс страшно удивился и почувствовал, что у Сэма что-то случилось.
-Скажи…- начал он, но почему-то замолчал. Сэм также помолчал, но потом решился:
-Хелен приехала. Думала застать вас здесь с Мэдхен.
Они оба молчали, и Макса вдруг поразила догадка:
-Она… ты…Ты спал с ней?
-Молчи, прошу тебя!- почти крикнул Сэм.- Мэдхен может услышать.
-Нет, ее сейчас нет рядом,- успокоил его Макс.- Как же эта стерва подловила тебя?
Сэм морщился, как от зубной боли:
-Теперь ты вправе презирать меня.
Макс сказал ему серьезно:
-Сэм, забудь – ничего не было. Ты лучший человек на свете.
Сэм почувствовал, что слезы катятся у него по щекам, и шепотом сказал Максу:
-Поцелуй малышку за меня. Приезжайте завтра, я буду очень ждать.
Между тем, пришли известия о том, что найден убийца Терентия. Им оказался старший приемный сын Греты, который жаждал найти книгу или деньги от ее продажи.
-Кто это – Грета?- равнодушно спросила Моника. Она совершенно не помнила ее, да и Терентия вспоминала какими-то краткими мгновениями, но это не задевало ее душу.
Хелен позвонила Максу сама. Он услышал в ее голосе просительные, даже уничижительные, нотки и язвительно ей заметил:
-Ты уже успела наследить.
Хелен помолчала, потом всхлипнула:
-Если бы ты не был со мной так жесток…
Он прервал ее резко:
-Хватит! Ты знаешь, что я не буду все это слушать. Имей в виду, не дай бог, ты расстроишь Монику. Я не посмотрю, что ты моя теща.
При встрече Хелен усмехнулась:
-Ты откормил ее,- но нагнулась и поцеловала Монику, которая сидела и молча смотрела, то на нее, то на Макса.
-Здравствуй, дочка,- сказала Хелен натянуто и рукой поправила ей волосы,- ты стала очень красивой. Видно, муж тебя любит и холит.
Моника упорно молчала и смотрела на нее равнодушно. Макс сказал Хелен:
-Я писал тебе про тот самолет, про то, что Сэм был в коме. А сейчас твоя дочь беременна и скоро сделает тебя бабушкой.
Хелен посмотрела растерянно:
-Я так стара?
Макс тяжело вздохнул и раздраженно сказал ей:
-Ты просто невыносима.
Зазвонил телефон, и Макс вышел, оставив их наедине. Моника хотела встать и уйти за ним, но Хелен ее остановила:
-Погоди. Моника, я не знаю, как другие мамаши могут любить своих детей без памяти, мне всегда это было непонятно и чуждо, но тебя я люблю. Не так, как это принято, может быть. Ты теперь уже взрослая, я вижу. Когда-нибудь ты поймешь меня… и простишь.
Неожиданно она заплакала, в этот момент вернулся Макс, но Моника уже испуганно метнулась к нему.
-Успокойся, малыш, иди в комнату,- шепнул он ей, а сам присел перед Хелен.
-Я знаю,- сказал он,- ты по-своему любишь ее, но всегда ведешь себя словно последняя стерва. Ведь я вижу, что ты страдаешь в разлуке с ней, думаешь о ней часто. Но ни разу не была с ней даже ласкова. Моника умом не может понять, что ты ее мать, не говоря о сердце. Неужели в тебе совершенно нет теплоты к ней?
Хелен плакала и, всхлипывая, говорила:
-Я не привыкла все эти сопли разводить,– ее воспитывал Терентий. Мне он не разрешал с ней особо нежничать, считал, что это вредно для ее психики.
-Ласка матери вредна для ребенка?- поразился Макс.
-Да, он воспитывал Монику в строгости, хотя сам любил ее без памяти.
-Но тоже никогда не приласкал.
-Ведь он не родной ей, поэтому боялся пересудов, боялся, что его могут заподозрить в педофилии.
-Господи, и из-за этого вы оба лишили ее ласки в детстве! Но сейчас ты хоть чувствуешь нежность к ней?
Хелен немного успокоилась и задумалась:
-Я видела, как ты и Сэм к ней относитесь. Раньше я никогда не встречала такой любви. Как бы мне хотелось, чтобы меня хоть кто-нибудь так любил.
Она снова заплакала, а Макс сказал:
-Чтобы получать любовь, нужно самому искренне любить.
Не только Хелен, но и прежней жизни Моника так и не вспомнила. Началась ее учеба, работа с Патриком в лаборатории Сэма, и их жизнь вернулась в обычное русло. Только теперь Сэм стал уделять ей еще больше внимания в связи с беременностью. Макс также окунулся в работу, следя за поставками в Москву комплектующих к компьютерам, и сумел заключить несколько контрактов на самых выгодных условиях. Моника занималась достаточно много. Макс считал порой, что это чересчур, но она вроде бы не переутомлялась, напротив, могла с жаром рассказывать о своих мыслях и новых полученных знаниях. Сэма это радовало безмерно, он смотрел на нее при этом с такой нежностью и любовью, с такой гордостью за нее, что было понятно, учеба Моники – его главная забота, после ее здоровья. Уже к ноябрю она легко сдала несколько минимумов за семестр и снова немного разгрузилась для работы в лаборатории.
Патрик был в восторге оттого, что теперь они могут наблюдать мозг беременной Моники – это было вдвойне интересно ему, он утверждал, что в состоянии беременности у женщины происходят заметные перемены в мышлении. Макс же чувствовал Монику физически и мог бы с точностью определить, что у нее что-нибудь болит, и даже предугадывал точно, что она хотела из еды. Кроме того, без него она не могла заснуть – ей обязательно нужно было ощущать его рядом. Им не требовалось слов. Он касался ее своим телом, и это давало ему абсолютно все, что он желал о ней знать.
Теперь все мысли Сэма, Доры и Макса так или иначе всегда крутились возле живота Моники. Каждый из них постоянно помнил о том, что с ней происходит, и каждый из них принял на себя часть их общего бремени, невесомого и беззвучного, как луч света, но такого трепетно-ответственного. Дора радостно докладывала, что Моника съела сегодня чуть больше, чем вчера, а Макс специально задерживался в постели, стараясь не разбудить ее, чтобы она поспала хоть на полчаса дольше.
Сэм приезжал в лабораторию, где она уже почти полностью замещала его, а ведь в свое время все началось с того, что они захотели изучить процессы в ее мозге в связи с амнезией. Он стал более равнодушен к своей работе, и два его заместителя теперь были загружены намного больше, чем раньше. Сам же Сэм начал отдаляться от проблем клиники: если раньше ничто не проходило мимо него, ни одна бумажка, ни один счет, ни одна история болезни, то теперь он выполнял скорее функции администратора, почти не вникая в детали. Сотрудников это несколько удивляло – за много лет все они привыкли к тому, что он знает в делах клиники все, вплоть до того, какой санитар в какой день работает. Теперь же его заместитель частенько заменял его во многих административных и финансовых делах. Сэм был совладельцем клиники и вполне мог не работать, а нанять специалиста, но всегда – все пятнадцать лет здесь он работал только сам. Все списывали его новое прохладное отношение к работе на то, что после комы он все еще не вполне оправился. Никто никогда не заговаривал с ним напрямую об этом, а он теперь почти постоянно думал только о Монике и ее беременности, словно сам носил этого ребенка. Все остальное по шкале его ценностей ушло в тень. Он старался не вникать в истории болезни, потому что подсознательно боялся принимать в сердце груз чужих забот и страданий. Хотя он неизменно абстрагировался от больных, был выдержанным и действовал с холодной головой, но по опыту знал, что не всегда это претворимо в жизнь. Люди со своими болями все равно влезали к нему в сердце, оставаясь в памяти годами, и это вело в нем разрушительную работу. Сейчас он не мог позволить этого никому, он жил полностью только для Моники и ребенка.
Неожиданный интерес к исследованиям лаборатории Сэма вдруг начал проявлять Стенли, а вернее, его партнер Алекс. Это было связано с тем, что в лаборатории Сэма научились считывать зрительную информацию непосредственно из мозга испытуемых с помощью магнитно-резонансной томографии, а обе лаборатории Юниона – американская и московская, плотно занимались вопросами, связанными с распознаванием зрительных образов. Сэма же интересовали алгоритмы психозондирования, ведь он занимался, прежде всего, восстановлением памяти у своих пациентов и коррекцией их психофизического состояния.
Поговорив с Алексом, он загорелся новой идеей. Это была совместная разработка технологии декодирования речевого сообщения. В свое время этим занималась Алина, так что Сэм очень хотел с ней пообщаться. Стенли предполагал как можно быстрее организовать их общение через инет, но в настоящее время это было невозможным.
Радужные планы Стенли постоянно нарушались, и работа останавливалась, как бы ни были все они увлечены ею. Муж Алины Кирилл, совладелец их холдинга, державший наравне с Алексом все нити их бизнеса в руках, внезапно бросил компанию и улетел в горы на спасработы. Стенли пытался хоть как-то постигнуть логику подобных поступков своих русских партнеров, но порой это удавалось ему с большим трудом. На его взгляд вполне можно было просто профинансировать данное мероприятие и привлечь спасателей экстра-класса, но лишать компанию руководства в ответственный период развития – это было выше его понимания…
***46
Женя вызывал и вызывал вертолет по рации, но все было бесполезно. Спутниковый телефон, который им выдали на базе, "заглючил" сразу, как только испортилась погода. Женя в сердцах чуть не выбросил его в снег.
Кирилл и Пират занимались раненым мальчишкой, которого нашли первым, увидев его еще с вертолета. Установив палатку, они отогревали его и занимались его разбитой головой, но он был уже почти в норме. Они вытаскивали его почти три часа. Вторая группа спасателей забросилась в другой кулуар расщелины, где также видели много обломков вертолета, но слабая связь с ними сохранялась, да еще видны были их передвижения на навигаторах. Самым гнусным являлось то, что связи с базой не было почти три дня, и никакой возможности вырваться из тисков непогоды также. Ракетницей пользоваться они опасались, так как боялись лавин, но все-таки пятерых обе группы нашли живыми, в том числе и Андрюху, сына Пирата, правда, его нашла вторая группа, и Пират сына пока не видел. Они боялись, что у мальчишки начнется гипоксия, и постоянно давали ему дышать кислородом.
Один из пилотов второй день находился без сознания, хотя его нашли в нормальном состоянии: он висел на стропах, следов травм видно не было, только синяки на грудине, ну и сильно замерз, но вчера он вдруг потерял сознание. Кирилл сделал ему экспресс анализ крови, снял кардиограмму, сделал пару уколов, но парень не приходил в себя. Рядом с ним сидел Белый – поисковый пес класса С, которого Пират взял на борт вертолета в последний момент.
Погода все не улучшалась, и они приняли решение наводить тросовую переправу. Пират занимался полиспастной системой. Трудность состояла в том, что под небольшим слоем снега находился голый лед, кроме того, местами встречался фирн, снег был рыхлым, и организовать надежную страховку оказалось чрезвычайно тяжело. Несколько раз Пират своим ледорубом обрушивал вокруг себя снежные карнизы, когда пытался закрепиться хоть как-то, поэтому они приняли решение начинать спуск по довольно-таки чистому от снега ледовому желобу, хотя перед этим предстоял достаточно трудный траверс. Пират проверял "кошками" твердость льда желоба, и она его
