бруствера. Выволок пулемёт на тело, расчехлил и настроил оптический прицел.
— Ленту! — потребовал у второго номера.
Пока солдат доставал ленту, Майер рассматривал через оптику деревья, на которых скрывались снайперы.
В камуфляже снайперы почти не различались среди листвы, сучьев и двигающихся теней. Выдали их выстрелы.
Один… Второй… На соседнем дереве ещё один…
Майер не спешил. Он понимал: бить надо наверняка, потому что с первыми его выстрелами снайперы перенесут огонь на него. И чтобы обезвредить нескольких снайперов прежде, чем они «обезвредят» его, придётся изрядно пострелять.
Второй номер подал конец металлической ленты. Майер открыл крышку приёмника, уложил ленту на лоток, сдвинул рычаг подачи, закрыл крышку, дёрнул за рукоятку заряжания. Готовый к стрельбе пулемет, словно хищный зверь, замер, угрожающе вытянув над трупом-бруствером ствол.
Майер прицелился и выпустил короткую очередь. Прицелился в соседнего снайпера… Ещё короткая очередь…
Вокруг зачмокали в землю и в прикрывавшее его тело пули.
Майер понял, что если он не заставит снайперов позаботиться о сохранении своих жизней, ему самому жить — секунды. Он нажал на гашетку и беспрерывной очередью стал окашивать ветви на деревьях.
«В ленте четыреста патронов, надолго хватит», — со злой радостью думал Майер.
Вот с одного дерева упало тело… С другого…
Даже на таком далёком расстоянии он видел, как редели посечённые пулями кроны деревьев.
Ствол пулемёта начал краснеть, запахло калёным железом. Майер на пару секунд отпускал гашетку, но этих секунд не хватало, чтобы ствол остыл.
Наконец, патроны кончились. Ствол пылал, словно его только что вытащили из кузнечного горна.
— Ствол сменить! Ленту! — крикнул Майер, дёрнув на себя пулемёт и отвалившись с ним за тело, исполнявшее роль бруствера.
Солдат подал Майеру запасной ствол, бросил асбестовую прихватку.
Лейтенант поменял раскалённый ствол, вставил новую ленту, перебросил пулемёт на «бруствер».
Снайперы молчали.
Короткими очередями Майер ещё раз «проверил» деревья.
Иваны не стреляли.
Умолкла и стрельба со стороны лежащей вдоль дороги колонны.
Из головы колонны раздался приказ командира. Несколько солдат перебежками, отклоняясь к флангам, двинулись к деревьям.
Майер выпустил короткую очередь.
Перепуганные солдаты упали на землю. Поняв, что стреляют для их прикрытия, пригибаясь, продолжили движение.
Майер постреливал по деревьям, пока солдаты не достигли цели.
Осмотрев деревья, солдаты замахали руками, сигнализируя, что опасности нет.
Лежавшие вдоль дороги солдаты вставали, отряхивались, удовлетворённо переговаривались. Некоторые пошли к деревьям, посмотреть на русских.
Майер поставил пулемёт на предохранитель и тоже отправился к деревьям. Радостный Шульц догнал Майера, подал ему китель.
Тела двух русских снайперов в неестественных позах валялись под деревьями. Ещё три искромсанных пулями тела застряли на ветках. Пожилой усатый солдат, девушка в солдатских штанах, гимнастёрке и великоразмерных сапогах, да три совсем молодых солдатика.
К Майеру подошёл гауптман Буше:
— Герр лейтенант, это вы уничтожили снайперов?
— Так точно, герр гауптман!
— Вы будете представлены к награде серебряным знаком «За участие в атаке».
— Хайль Гитлер!
Майер щёлкнул каблуками и отдал честь.
Солдаты с любопытством рассматривали русских снайперов.
— Видать, инструктор с подопечными.
— Они были заведомо обречены. Уйти отсюда невозможно.
— Но они выполнили задачу, задержали нас, чтобы их товарищи могли выйти из окружения.
— Жалко, девчонка мёртвая. Прежде, чем умереть, могла бы нам удовольствие справить.
— Да она только что была живая. И пахнет, как живая. Может попробуешь?
— Попробовал бы из любопытства… Гауптман не разрешит…
Солдат сжал испачканную кровью грудь мёртвой девушки:
— Как у живой! Будто спит…
— Иваны пожертвовали собой, чтобы их основные силы перегруппировались для прорыва. Мелкие подразделения идут на смерть ради спасения крупных.
— Да, русские не сдаются. Наверное, приказ политкомиссаров...
— Вчера разговаривал с раненым — ехали с передовой в тыл. Рассказывал, что наткнулись они на русский блиндаж. В общем, сидела там девчонка с ранеными. То ли санитарка, умеющая стрелять из снайперской винтовки, то ли снайперша при раненых…
— У русских все умеют стрелять!
— Одним словом, отстреливалась до последнего. Два десятка наших положила. Когда блиндаж взяли, раненых сразу добили. А ей в наказание изрезали тело кинжалами, глаза выкололи, груди вырезали, между ног воткнули штык и добили выстрелом в упор из противотанкового ружья.
— Русские сражаются как бешенные… Только черти сопротивляются так же, как они!
— Иваны достали своим глупым сопротивлением. Мы должны стереть их с лица земли. Стереть!
— Да, русские иваны дерутся как фанатики, даже когда им нечего есть и пить. Ни во Франции, ни в Польше ничего подобного мы не встречали, — подвёл итог рассуждениям фон Буше и дал команду строиться.
***
Немецкая колонна двигалась по территории, которая чуть не стала для иванов котлом. Но это «чуть» стоило русским огромных потерь.
Над колонной висели облака пыли. В душном воздухе пахло кон¬ским потом. В разрушенных окопах, на берегах речек, по обеим сторонам дороги и на улицах разрушенных деревень лежало множество трупов. Чудовищное количество разлагающихся под жарким солнцем, раздутых газами трупов. Тут и там раздавалось змеиное шипение и противное хлюпанье выходящих из трупов вонючих газов.
Вечером, когда колонна остановилась на ночлег, от вони не спасло даже разбрызгивание вокруг палаток бензина.
…
Русские успели уйти из окружения по единственной дороге через раскинувшееся с запада на восток огромное болото.
= 3 =
Командир полка, оберст фон Леманн временно передал взвод Майера в подчинение оберштурмфюреру (прим.: звание в СС, равное обер-лейтенанту вермахта) Гольдбергу, заместителю командира айнзацкоманды (прим.: военизированный эскадрон смерти, осуществлявший массовые «зачистки» гражданских лиц на оккупированных территориях в глубоком тылу).
Эсэсовцы в мундирах, украшенных множеством эмблем, кантов, знаков, значков, нашивок и прочими элементами геральдики, в серо-зеленоватых стальных шлемах с «рожками», обтянутых металлическими сетками для укрепления маскировочных веток, выглядели довольно зловеще по сравнению с невзрачной пехотой вермахта.
Лица у высоких крепких эсэсовцев безэмоциональные, словно рублены топором, губы плотно сжаты. Настороженные, бесчувственно-ледяные глаза под надвинутыми касками, из которых сквозила ненависть, походили на глаза кобры или на дульные «зрачки» карабинов. Мальчишки в коротких штанах, которые совсем недавно гоняли мяч во дворах и на городских стадионах, цвет немецкой молодёжи, были превращены нацистской пропагандой в безупречную машину для убийств. Молодые эсэсовцы поражали удивительным хладнокровием: они убивали как мясники — выполняли свою работу. Из всех видов боя «тотенкопфы» (прим.: «мёртвые головы»), черепные коробки которых были набиты идеологией, а не умением воевать, освоили только оголтелые атаки любой ценой. Потому и гибли в бою гораздо чаще, чем солдаты вермахта. Но в облавах и прочих карательных мероприятиях «тотенкопфам» не было равных.
Среди переживших Великую войну и познавших гибельность войн истинных нацистов было немного. Больше «ворчунов да молчунов», как, например, старик Франк. Были, конечно, «вечные вояки», для которых война с её ужасами — жизненная необходимость. И были неудачники, которые, получив в руки оружие, терроризировали «унтерменшей», чтобы ощутить и показать свою силу. Истинные же нацисты в большинстве выросли из предвоенной молодёжи, воодушевлённой идеями Гитлера о расе арийцев, которой править миром предначертано свыше.
Подразделению оберштурмфюрера Гольдберга предстояла зачистка деревни, где, как сообщила разведка, располагался очаг сопротивления иванов.
Оберштурмфюрер Гольдберг — рослый, плечистый офицер двадцати пяти лет с лицом гранитного памятника — рассказал, что в оккупированных деревнях, несмотря на их мирный вид, нередко собирают, иногда по кусочкам, трупы солдат вермахта: солдаты гибнут от нападений партизан. Бывает, и по собственной неосторожности. Один взорвался у колодца, другой — открыв сундук в брошенном доме, несколько были зарезаны или застрелены, добывая «яйко-млеко».
— Русские батальоны и полки рассыпаются под ударами вермахта, но тут же организуются в наших тылах, превращаются в основные силы партизанского движения. К ним примыкает местное население. Они нарушают снабжение, нападают на потерявшие бдительность тыловые подразделения, — пояснял Гольдберг. — Партизан, как и тараканов, в этой стране извести невозможно. Они самозарождаются и плодятся с невероятной скоростью. Сталин знает о любви русских к своему отечеству, поэтому назвал войну отечественной, призвал население встать на защиту Матушки России. Таким образом мы, немцы, освобождающие их от коммунистического угнетения, стали захватчиками, которые, якобы, уничтожают их родину...
Личный состав погрузился в броневики, колонна направилась к указанной деревне. Впереди впечатляюще двигались танки: возглавляли — лёгкий Pz.II и разведывательная «Рысь», следом — три средних Pz.III и один Pz.IV. На несколько сотен метров отставали от них четыре Backofen (прим.: «духовки») — полугусеничные бронетранспортёры «Ганомаг» со взводом лейтенанта Майера. Замыкали колонну четыре «духовки» взвода эсэсовцев, которыми командовал сам оберштурмфюрер Гольдберг.
Стрелки, сидевшие в «Ганомаге» вместе с Майером, перекрикивая громыхание железа, травили похабные анекдоты.
Промчавшись на полной скорости километров десять, колонна въехала на взгорок и остановилась.
Внизу вдоль ручья сгрудились два десятка домов. Под солнечными лучами деревня казалась позолоченной. За деревней скверная дорога вилась по пересеченной местности и терялась в лесу. Деревня, не тронутая войной, выглядела безлюдной: ни лая собак, ни петушиного крика, ни людских голосов.
Танки двинулись вниз и, не доезжая метров трёхсот до крайнего дома, остановились.
Пехота, выпрыгнув из «ганомагов», приготовилась к атаке.
Деревня лежала в низине как на ладони — жалкая дыра, как и все деревни в виденной Майером России. Одна улица с двумя рядами одноэтажных хибар под соломенными крышами. В центре церковь из серых от времени брёвен, с обычным для России куполом в форме перевёрнутой луковицы под синей глазуревой черепицей. Неподалёку двухэтажное каменное здание, вероятно, административное. На небольшой площади перед зданием колодец с журавлём.
Один из танкистов открыл верхний люк, высунулся наружу, закурил. Раздалась пулеметная очередь, танкист обмяк и медленно сполз вниз. По комбинезону расползалось кровавое пятно.
Сердито тявкнула русская противотанковая пушка. Русский артиллерист, похоже, был опытным стрелком, а броня у разведывательной «Рыси» слабоватой: танк задымил.
Ещё один выстрел русской пушки и у более мощной «трёшки» (прим.: танк Pz III) порвалась гусеница.
Танки развернулись веером и
