заявляю, что не тащу женщин в постель силой. Обычно мы культурно общаемся, говорим об искусстве, литературе. Бывает, конечно, целуемся, обнимаемся… Ну, посидит она у меня на коленях…
— Ты удачлив с женщинами, Хольц, — оценил ситуацию старик Франк, — но позволь дать тебе отеческий совет: перед тем, как посадить женщину к себе на колени, проверяй, застёгнута ли у тебя ширинка...
Солдаты расхохотались.
— В опасном мире мы живём, парни! — проворчал пулемётчик Бауэр.
Майер тоже усмехнулся. Обречённо вздохнув, с кряхтеньем поднялся, чтобы проверить часовых. Обходя посты, почти в полусне, по привычке сочинял письмо невесте.
«…На ночлег мы остановились в гостях у матушки-природы: в придорожной рощице, под деревьями, чтобы нас не увидел изредка появляющийся «Железный Густав» — русский бронированный штурмовик Ил-2, которого очень трудно подбить. Спать будем по четыре человека в палатке на земле, устланной сеном, которое солдаты принесли с ближнего поля. Но и без сена тепло от нагретого жарким солнцем песка. Ночь в лагере под открытым небом у костра необычайно красива. Kompaniefuhrer спит в своей легковушке, свернувшись, как ёж, на заднем сиденье. Он угостил офицеров роты Steinhäger-ом (прим.: «Охотник за камнями» — немецкий можжевеловый джин). Плюс каждому по две бутылки игристого вина «Кордон Руж». Вино сделало этот вечер ещё приятнее. Мы пели солдатские песни и песню Стеньки Разина: «Volga–Volga, Mutter Volga…». У нас было отличное настроение.
Тебе, наверное, интересно знать, какая она, Россия? Ты не представляешь, насколько эта страна далека от цивилизации. Русские живут в низеньких хижинах из брёвен или кирпичей из сырой глины. Стыки между брёвнами заткнуты мхом и промазаны глиной. Крыши крыты соломой. Внутри одна комната с земляным полом, в которой много места занимает огромная печь, на которой все спят. Освещают избы керосиновыми лампами и свечами на маленьком угловом столике перед иконами. Иконы обрамлены фольгой и искусственными цветами, помещены в деревянные ящики.
Из мебели — грубый стол из досок, скамьи вдоль стен и лежанка у печи. Клопы донимают ночью, а русские вши уже поселились в наших мундирах. Мыши шелестят в соломе и бегают по земляному полу. Пауки, мокрицы и тараканы бродят по столам. Огромное количество мух! Так что от ночёвок в русских домах мы отказались.
В каждой хижине могут жить до десяти русских, которые всё время спят или бездельничают. Питаются картофелем и кислым хлебом. Иногда варят капустный суп с труднопроизносимым названием «Stschi» — щи. Мы из интереса попробовали это варево: вкус отвратительный, его едят только русские. Может быть — свиньи, когда голодные. Мы вылили эти помои.
Но, тем не менее, русские сильны и здоровы, не замечают окружающую их бедность и убогость. Цивилизованные немцы чужие для этой дикой страны.
На днях мы ночевали в деревне. Искупавшись в реке и чувствуя себя в приподнятом настроении, я зашёл на огород за домом, в котором остановился на ночлег, собрал помидоры и цветы. Поставил букет бархатных светло-коричневых звёзд в вазу и украсил стол, который мы вытащили из избы на улицу. Перед каждым домом в деревне есть маленькая скамья, на которой можно сидеть вечерами и любоваться природой. Снопы зерновых культур были сложены перед домом. Наши лошади с удовольствием лакомились русским угощением. Я тоже ужинал, сидя на скамье за столом, украшенным цветами. Русские почему-то не украшают жилища цветами.
Я любовался багровыми тучами, за которыми пряталось уходящее на покой солнце. Вспоминая тебя, я чувствовал себя таким счастливым в одиночестве, каким счастливым может быть только влюблённый мужчина, уверенный в любви своей женщины.
Неподалёку за околицей виднелись остовы машин наших хозяйственных подразделений — несколько дней назад их сожгли партизаны. Поджигателей поймали и повесили в назидание аборигенам. Русским верить нельзя: крестьянин с весёлым взглядом, женщина, работающая на кухне немецкой части, сельская учительница или хозяин дома, в котором мы жили, — любой из них может оказаться партизаном.
Страшная участь ожидает солдата вермахта, если он попадёт в руки партизан. Чтобы добыть нужные сведения, иваны применяют жесточайшие пытки. Рассказывают, что пленным выкалывают глаза, отрезают языки и уши… и не буду говорить, ещё что. Лишь немногим везёт быть застреленными в затылок без предшествующих мучений. Моих солдат, слава богу, миновала такая участь.
Вооружены партизаны самодельными ножами и автоматами, изъятыми у наших солдат. Есть русские винтовки и охотничьи ружья. В ближнем бою с танками они применяют бутылки с зажигательной смесью — у русских нет недостатка в пустых бутылках из-под горячительных напитков.
Организация партизанского движения — дьявольский замысел Сталина. Партизаны очень мешают снабжению вермахта. Но полицейские войска СС справятся с этой проблемой, уверяю тебя.
Вы в Берлине наверняка слышали о невероятных победах вермахта, о фантастических потерях людей, техники и территории противником. А мы это видим и уже представляем победное шествие наших войск по Москве…».
О сегодняшнем побоище на дороге Майер не хотел вспоминать. Жутко. Немыслимо. Разве такое могло случиться? Нет. Их же было всего четыре танка! Это отдельные фанатики. Без поддержки пехоты, без реальной возможности отхода… Шли на смерть обдуманно… Варвары. Несмотря на все невзгоды тоталитарного режима, защищают этот режим. Непонятные русские фанатики.
«…Ты не представляешь, Гретхен, как облегчают письма к тебе мою душу!».
***
Утром получили горячий ячменный кофе — сколько хочешь, по полбуханки хлеба армейского образца и куску копченой колбасы на человека. Налили сладкий кофе во фляжки — сладкое питьё поддерживает силы, да и неизвестно ещё, когда удастся в очередной раз напиться всласть.
Взвод лейтенанта Майера в составе длинной колонны двигался в направлении русского города Grodno. Впереди запели строевую песню:
Wenn die Soldaten
durch die Stadt marschieren,
Öffnen die Mädchen
die Fenster und die Türen.
(Если солдаты
По городу шагают
Девушки окна
И двери открывают).
Но песню никто не поддержал, и она утихла.
Нещадно жарило солнце.
Песчано-глиняные равнины сменились чернозёмными перелесками и болотами, поросшими чахлыми рощицами. Желающие справить нужду на обочине возвращались в строй, не успев надеть штаны и избивая оголённые ягодицы ладонями: из влажной травы поднимались тучи злокусачих комаров.
Через пару-тройку часов колонна достигнет линии фронта и поможет остановившимся в наступлении частям закрыть котёл, в который угодили две дивизии русских.
Сухой далёкий выстрел никого не испугал. Вскрикнул и упал командир соседнего взвода. Подчинённые растерянно толпились около упавшего офицера, испуганно озирались.
— Scharfschütze! Снайпер! — крикнул один из стрелков Майера. Знающие губительную работу снайпера не понаслышке, солдаты кинулись врассыпную, спрятались за бугорки, вжались в ямки на обочинах дороги.
Распластавшись на дороге, Майер осторожно оглядывался. Откуда стреляли? Из замаскированного окопчика, выкопанного в любом месте равнины? Никаких подозрительных бугорков, никаких возвышений. Да и глупо искать видимое укрытие — на то он и снайпер, чтобы быть невидимым. Вдали, в полукилометре от дороги, росло несколько раскидистых деревьев…
Следовавшие в хвосте колонны солдаты, не понимая причины остановки, напирали на остановившихся впереди…
Раздался щелчок, вскрикнул и упал ещё один офицер.
Наконец, какой-то командир заорал благим матом:
— Volle Deckung (прим.: в укрытие)! Hinlegen (прим.: лечь)!
Колонна бросилась врассыпную.
Вскрикнул от боли очередной офицер. Майер успел заметить вспышку среди ветвей стоящих в отдалении деревьев, крикнул:
— Снайпер на дереве! Офицерам укрыться! Снайпер бьёт по офицерам!
Сам стряхнул с головы офицерскую фуражку, отцепил от пояса и надел стальной шлем.
— Герр лейтенант! Прикройте погоны! — вытащил из подсумка и бросил Майеру скомканное полотенце стрелок Шульц.
— Снайпер не дурак. Увидит полотенце на плечах, подумает, что я полковничьи погоны прячу, — пошутил Майер и вернул полотенце Шульцу. Расстегнул и кое-как снял китель, остался в нательной рубахе.
— Герр лейтенант, может, достать его из карабина?
— Расстояние изрядное, — поскрёб щеку грязными пальцами Майер. — Прицельно без спецподготовки даже в крону дерева трудно попасть. А уж в снайпера, который наверняка после каждого выстрела меняет позицию, вообще невозможно.
— А если залпами?
— Если снайпер опытный, он предусмотрел этот вариант и спрятался за толстыми сучьями. Сюда бы пулемёт. Я бы из него дерево в щепки раскрошил.
— Наши с пулемётами отстали. Я видел где-то сзади пулемётный расчёт, — обрадовался Шульц. — Точнее, солдата, который нёс за плечами треногу. Ну, а где тренога, там и «бензопила» (прим.: «бензопилой» за скорострельность немцы называли пулемёт МГ).
— Пора бы тому солдату открыть стрельбу, — проворчал Майер. — Много времени прошло, как снайпер положил нас.
— Я сбегаю, потороплю его, — проговорил Шульц и по-пластунски пополз в хвост колонны.
Но снайпер, вероятно, следил, чтобы в колонне не было движения. Щёлкнул выстрел…
— Scheiße (дерьмо)! — выругался сквозь зубы Шульц. — Чуть не попал! Мы вот смеёмся над старыми винтовками иванов, а винтовка Мосина — прекрасное оружие! Точное, убойное и надёжное.
— Лежи, не двигайся! — приказал Майер. — Прикрытие всё-таки придётся устроить.
Подумав немного, он крикнул:
— Слушай мою команду! Нужна огневая поддержка! У кого карабины, приготовиться к стрельбе! Стрелять по деревьям на юго-востоке! Стрелять, пока не кончатся патроны! Приготовиться… Feuer frei (прим.: беглый огонь)!
Сначала вокруг Майера, а потом и по всей залегшей колонне началась беспорядочная стрельба.
Но и со стороны деревьев открыли огонь, как успел заметить Майер, из четырёх или пяти точек! Там засело отделение снайперов!
Несмотря на то, что солдаты постарались спрятаться в складках местности, то там, то здесь раздавались вскрики раненых, а может и умирающих.
Майер перекатился на обочину и, сдерживая себя, пополз в хвост колонны. Главное, добраться до пулемёта живым. Если поторопишься и обнаружишь себя, снайпер возьмёт на мушку… О собственной гибели Майер думал, как о чём-то отвлечённом и третьестепенном. Но, погибнув, он не доберётся до пулемёта и не сможет уничтожить снайперов.
— Где пулемёт? — то и дело спрашивал он залегших там и сям солдат.
— Не знаю, — отвечали одни, не поднимая головы от земли. Другие показывали в хвост колонны.
Майер полз дальше.
От жары и напряжения он взмок, рубашка пропиталась потом, локти и живот покрылись грязью.
Ближе к хвосту колонны почти никто не стрелял.
— Feuer! Огонь! Стреляйте, donnerwetter! Где пулемёт?
— Ich bin hier! Я здесь! — услышал обрадованный голос перепуганного мальчишки Майер.
Лейтенант пополз на голос и вскоре увидел вжавшегося в землю солдатика с треногой на спине. Не снял с перепугу или рассчитывал железякой прикрыться от пули снайпера? Рядом лежал убитый стрелок-пулемётчик, навалившийся на пулемёт.
Майер облегчённо вздохнул: «Добрался!».
Перевалил мёртвое тело через пулемёт, уложил его наподобие
