врасплох? – недоверчиво нахмурился эльф.
– С годами я становлюсь рассеянной.
– Ну да, конечно, - Рэйн стряхнул с рукава опавший лист и откинулся на спинку кресла, - а я забывчивым.
Мона невольно рассмеялась. Архивариус не просто перебрался в замок Розы, он женился на ее покойной сестре Лоре. В последнее новолуние Гиал они сыграли настоящую свадьбу, которая под умелым руководством Роана Салливана стала гвоздем нынешнего сезона. Хотя влюбленные и виделись лишь пару дней в месяц, Фиарэйна такое положение дел совершенно не смущало. Он наконец породнился с семейством Корвел-Хартли, которое вместе с Лорой и Ловерном насчитывало теперь четырнадцать человек и на треть состояло из эльфов.
На лужайке появились Анна и Ксан верхом на эльфийских лошадях. Николас тут же отбросил меч в сторону, снял жену с седла и закружил на вытянутых кверху руках. Его любовь к ней сияла ярче солнца. Как и Джастин, он не скрывал своих чувств от окружающих, ему не приходило в голову их стыдиться. Это обожание было настолько открытым и искренним, что у Моны невольно сжалось сердце.
Глядя на ее грустное лицо, Фиарэйн почувствовал укол тревоги.
– Что-нибудь случилось? Ты что-то увидела?
– Пока ничего определенного. Просто меня беспокоит отношение Анны к проблеме Николаса. Она не в состоянии оценить всю глубину его самопожертвования, не говоря уже о чувстве, равного которому она в жизни больше не встретит.
– Нэн еще очень молода. Быть может, со временем...
– К сожалению, времени у нее нет, - едва слышно проговорила Мона, с затаенной болью наблюдая, как Ник украшает полевыми цветами темные кудри Нэн. – Она больше не читает его, а это губительно для эмпата.
– Неужели нет способа как-то помочь Нэн, подсказать, на что следует обратить особое внимание?
– На моих устах печать, мой друг, но Анна – волшебница, истина рано или поздно откроется ей. Больше ничего сказать не могу, увидимся за ужином, - Мона поднялась с кресла и шагнула в портал.
Окна детской были распахнуты настежь, но густой цветущий кустарник почти полностью затенял оконные проемы, сквозь его листву удавалось пробиться только редким лучикам солнца. Садовник Бен давно предлагал волшебнице обстричь не в меру разросшиеся кусты, но она не соглашалась. Малыш Тайлер плохо переносил яркий свет.
Капитан Хартли сидел на краю постели и смотрел на спящего сына.
– Давно ты здесь? – Мона невольно понизила голос, хотя разбудить Тайлера не смог бы даже пушечный залп.
– Давненько, - Джастин улыбнулся жене, и она почувствовала стеснение в груди.
Так происходило каждый раз, когда волшебница видела своего Избранника, и длилось это уже двадцать пять лет. Их взаимное чувство не только не угасло, напротив, оно обновлялось с каждым восходом солнца. Мона и Джастин вновь и вновь переживали сладкое безумие влюбленности, оставаясь красивыми, молодыми и энергичными. В замке Розы царила особая атмосфера, внутри которой фактический возраст его обитателей был величиной несущественной, а для бессмертных эльфов и вовсе лишенной смысла. Но по человеческим меркам волшебнице было уже за сорок, и ее поздняя беременность протекала иначе, чем первые две.
Ребенок в материнской утробе вел себя слишком тихо, и чтобы убедиться в его жизнеспособности, Моне нередко приходилось прибегать к помощи магии. Роды растянулись на целые сутки, потому что малыш никуда не спешил, чем едва не довел Джастина до нервного срыва. На этот раз капитан отказался покидать спальню и прошел весь нелегкий путь рождения нового человека вместе с женой. Они решили назвать сына Тайлером. Это была дань памяти безвременно ушедшему Таэлю, которая в значительной степени определила судьбу новорожденного.
Малыш оказался не только волшебником, но и Пророком, чего в магических Домах не случалось с начала времен. У волшебников никогда не рождались Пророки. Этой генетической аномалии были подвержены только обычные люди, и она всегда доставляла им массу неприятностей. Дети-Пророки часто гибли, не успевая повзрослеть, да и на свет они появлялись крайне редко. Тайлер Корвел-Хартли в момент рождения окутался изумрудным сиянием истинного Предназначения, которого Мона уже подспудно ожидала. Малыш сделал свой первый вдох, но не издал ни звука.
Лежа на руках у Джастина, он мечтательно смотрел в потолок зелеными отцовскими глазами и лишь спустя несколько минут, словно спохватившись, немного похныкал для приличия. Такими медлительными и отстраненными могли быть только Пророки. Мона не встречала никого из этого необычного племени, но слышала, что некоторые из них живут на Острове за Большим морем. Теперь в семье волшебников Корвел появился собственный Пророк, который вел себя тише стоячей воды, но держал всех в постоянном напряжении.
Глава 4
Разведчик проснулся от холода и с трудом распрямил поджатые во сне ноги. За ночь его мышцы одеревенели и потеряли гибкость, в горле пересохло. Он достал из ранца второй сосуд с водой и полностью опорожнил его, позволив своему телу напитаться влагой. Долина была еще погружена в предутренние сумерки, но света хватало, поэтому разведчик пустился в путь и шел, пока не проголодался. Устроив небольшой привал, он разжевал две спрессованные плитки, а потом внимательно изучил данные со спутника. По показаниям выходило, что он значительно отклонился от курса.
Заново выстроив маршрут, разведчик решительно поднялся. Сегодня его сильно мучило одиночество. Он привык все свои дела обсуждать с сестрой, и теперь ему не хватало общения. Разговаривать с самим собой разведчик счел глупым поступком, поэтому он упрямо молчал, стараясь не сбиваться с шага. С самого утра небо затянуло облаками, за которыми скрылись солнце и пики горных вершин. В долине было тепло, но не жарко и идти стало намного комфортнее. Почувствовав в себе какую-то новую уверенность, разведчик так увлекся, что позабыл об осторожности.
Уже какое-то время он ощущал физическую усталость, но не придал этому значения, потому что до цели его путешествия оставалось совсем немного. Он планировал добраться до другого края долины еще засветло, однако неправильно рассчитал свои силы, за что и поплатился. Встретившаяся на пути расщелина на вид показалась вполне преодолимой, поэтому разведчик привычно перебросил ранец на другую сторону и немного отступил назад для разбега. Уже оказавшись в воздухе, он с ужасом понял, что оттолкнулся слишком слабо, его подвели усталые, натруженные за день мышцы ног.
Он не долетел всего пары флигеров, скользнул вниз и всем телом врезался в выступающий край провала. От удара разведчик полностью потерял ориентировку. Беспорядочно цепляясь за шероховатый камень, он сползал все ниже и ниже, пока дикая паника не накрыла его с головой. Очнулся он от боли. Света было еще достаточно, из чего разведчик сделал вывод, что провалился не слишком глубоко. Его спас уступ, который существенно сузил расщелину и остановил падение. Проблема заключалась в том, что он застрял между двумя каменными глыбами и не мог свободно дышать.
Немного придя в себя, разведчик осторожно попытался освободить руки и подтянуться. Продвинуться вверх у него не получилось, но и вниз он пока не сползал, поэтому постарался успокоиться и нащупать надежную опору для ног. Эти неловкие усилия едва не привели к катастрофе. В конце концов, ему удалось согнуть одну ногу и упереться коленом в камень, а ботинок другой просунуть в небольшую трещину. Такое положение позволило разведчику немного расслабить мышцы и провести небольшую инспекцию.
Руки и ноги у него были целы, прочный костюм тоже не пострадал, но сильно болели голова и ушибленные при ударе ребра. Коснувшись рукой щитка, разведчик испытал еще один шок. Чувствительный многослойный пластик треснул, а его дугообразное крепление перекосилось. Теперь тонкий прибор, от которого зависело благополучие носителя, вышел из строя и, скорее всего, его не удастся полностью починить. Разведчик стянул перчатку и с опаской прикоснулся к левому виску. Слава Создателю, имплант был на месте, но, взглянув на свои пальцы, он похолодел. Неужели это кровь?!
К горлу внезапно подступила дурнота, и разведчику пришлось сделать пересохшим горлом несколько глотательных движений. Конечно, глупо было пугаться вида собственной крови, но до этого неприятного происшествия разведчик видел ее только в пробирке, когда сдавал необходимые анализы в лаборатории Олин Твил. Прежде ему приходилось во время работы в оранжерее слегка оцарапать руку или наколоть палец, но сейчас он был серьезно ранен, а все средства первой помощи находились в ранце.
Чтобы немного отвлечься от печальной действительности, разведчик несколько раз прочитал про себя детскую считалку, а потом шепотом повторил ее вслух. Когда страх и дурнота немного отступили, он попытался реально оценить свое положение. До поверхности было недалеко, полтора-два фатона, не больше, но расстояние в два человеческих роста сейчас казалось невероятно большим. Разведчик снова надел перчатку, вцепился обеими руками в шершавый камень и напряг мышцы. Сил подтянуться у него не хватило, поэтому он оттолкнулся коленом, потом нащупал ботинком задержавший его падение выступ и резко бросил свое тело вверх. Ему удалось ухватиться пальцами вытянутых рук за край расщелины, и он снова попробовал подтянуться.
С каким-то диким нечеловеческим криком, вырвавшимся из самой глубины его существа, разведчик согнул руки в локтях, извиваясь, выкарабкался из провала и отполз подальше от его края. Как только он сумел расслабить дрожащие от напряжения мышцы, его мучительно стошнило, а потом свет в глазах померк. Очнулся разведчик только глубокой ночью, потому что температура воздуха опустилась до критических значений. Он с трудом поднялся на ноги, отыскал свой ранец и побрел в сторону горы, нависавшей над долиной мрачной серой тенью. Найдя у подножия подходящее углубление, разведчик завернулся в термоткань и снова провалился в тяжелое забытье.
Когда наутро он открыл глаза, солнце находилось почти в зените. Ему даже в детстве не доводилось спать так долго, потому что жизнь в Убежище подчинялась строжайшему распорядку. Время в подземном жилище было синхронизировано с естественными восходами и закатами, что позволяло его обитателям сохранять нормальные суточные биоритмы. Разведчик огляделся и только теперь понял, где именно он провел ночь. Углубление, послужившее ему постелью, оказалось входом в небольшую пещеру, а там даже ночью было намного теплее, чем снаружи.
Разведчик достал из ранца сосуд с водой и жадно приложился к его горлышку. Вдоволь напившись, он попытался подняться, но тут у него закружилась голова, а к горлу подкатила дурнота. После того, как его стошнило выпитой водой, он смирился с вынужденным положением, откинулся назад и осторожно вытянул ноги.
Хотелось разуться, хотелось вымыться, хотелось поговорить с сестрой... Он больше не испытывал страха, вместе со слабостью на него снизошло странное спокойствие, природу которого было трудно определить. Он стер с лица засохшую за ночь кровь, наощупь обработал глубокую рану на голове и занялся починкой разбитого щитка.
В полной
