сотовый молчал. И я попытался найти тебя везде, где ты могла бы оказаться. С этой целью, собственно говоря, я и наведался в зло-счастную квартиру.
Безусловно, я сглупил, начав искать ее подобным образом. Как говорится, потеряв голову. Ведь Лорина не маленький ребе-нок, чтобы заблудиться в городе, который она знает, как свои пять пальцев. И не глупенькая девочка, чтобы, намереваясь пробыть где-то долгое время, не поставить меня в известность.
Ох, ведь предупреждали меня, чтобы в странных случаях, никогда не действовал в одиночку! Слишком я стал самонадеян, оттого и нарвался на засаду, из которой едва унес ноги.
Почувствовав, что там чужаки, я вошел, подняв руки, чтобы показать, у меня нет оружия. И даже сообщил об этом, находив-шимся внутри людям. Но они начали стрелять, едва только за мной закрылась дверь.
А теперь, дружище, собери мысли в горсть и думай! Крепко думай! Соображай быстро и, главное, правильно! Где, когда и что ты натворил, что столь серьезная и могущественная орга-низация приговорила тебя к смерти? Но ликвидацию осущест-вить не удалось. А потому опасность для тебя лично не миновала. Если не возросла.
Лен, дружок, ты, кажется, вытянул не самый удачный би-лет на очередном экзамене жизни. С задачей, условия которой представляют настоящее ассорти: а) поезд несется под откос, б) время взбесилось и сорвалось с цепи. Требуется: любым спосо-бом предотвратить катастрофу.
И ответ с помощью скудных и весьма разнородных данных, придется найти тебе. Потому что больше некому. А еще потому, что на кону две жизни – самого дорогого тебе существа и твоя, теперь почти ничего уже не стоящая. Не говоря уже о том, что под ударом выполнение и главной задачи, важность которой куда выше просто двух жизней – проекта «Семена»…
СОЛИТОН 2 ТРИ ВЕТВИ HOMO SAPIENS
В то прекрасное августовское утро у входа в здание столич-ного университета царило необычное оживление. Необычное, по-скольку вступительные экзамены остались позади. Победители конкурса зачислены. Традиционная встреча ректора с будущими студентами тоже прошла. И на оставшиеся до начала занятий дни жизнь в университетских стенах практически замерла. Почти все ушли в отпуска.
Однако в упоминаемый день, к тому же еще и в выходной, когда университет был пуст, у входа непрерывно появлялись пары, группы и одиночки. Они что-то спрашивали у охранника. Тот в ответ кивал и говорил им, как и куда им пройти.
Люди спешили по тротуарам некой цепочкой. А возникали неожиданно. И словно из неоткуда. Но сторож этому совершенно не удивлялся. К назначенному времени зал был полон. Крепкий молодой человек лет двадцати трех-двадцати пяти на вид, сред-него роста спокойно прохаживался перед амфитеатром кресел, в ожидании, пока соберутся почти триста человек, на которых был рассчитан актовый зал.
Вид у него был вполне академический. Черный костюм, бе-лоснежная сорочка, затянутая у воротника широким черным гал-стуком в мелкий белый горошек. Пиджак, правда, переброшенный через плечо, он надел, только велев закрыть дверь, когда со-брались все. Несмотря на жару.
Большие серо-зелено глаза с карей искоркой с интересом разглядывали прибывающих. Черные волнистые волосы хорошо оттеняли белое, с гладкой кожей лицо с высоким лбом великому-ченика – слегка вдавленными висками. Греческий, с небольшой горбинкой нос выдавал в нем человека волевого.
Но этому, впрочем, немного мешал маленький пухлый, почти женский рот. Он придавал лицу некую чувственность, ста-равшуюся преуменьшить волевое начало. Губы были вычерчены в форме правильного сердечка. И обладатель его постарался за-маскировать столь неуместный штрих, густыми черными усами. Хотя это ему не вполне удалось. Но как бы то ни было, а он мог, безусловно, претендовать, чтобы считаться человеком красивым.
Когда последнее кресло оказалось занято, он, громко про-кашлявшись в кулак, как это делают преподаватели и лекторы перед началом выступления, чтобы привлечь аудиторию, громко сообщил приятным баритоном:
—Меня зовут Жорж Бруни. Не исключено, что вы где-то видели мой портрет. Или я вам кого-то напоминаю...
В зале воцарилась полная тишина. Триста пар глаз впились в его лицо так цепко, что он, казалось, физически ощущал эти взгляды. И тут тишина взорвалась возгласом, почти криком:
— Джордано Бруно! — Этот громкий, полный восхищения вскрик выстрелил откуда-то из задних рядов.
— Вы совершенно правы! — Улыбнулся Бруни. — Так меня звали в предыдущем физическом рождении.
Он прошелся вдоль полукруга первого ряда кресел, внима-тельно вглядываясь в лица прибывших и как бы прислушиваясь к ним, одновременно давая возможность им лучше рассмотреть се-бя. Бруни строго придерживался правила, которым руководство-вался всегда. Если хочешь быть услышанным – говори! Если хо-чешь услышать – слушай! Если хочешь, чтобы увидели – дай раз-глядеть!
— Так называемыми исследователями моей деятельности, эта самая деятельность отражена весьма однобоко. Большинство из них утверждают, что я сожжен за отстаивание гелиоцентрической системы. Это правда. Но всего только малая ее часть. И уж если говорить начистоту, меня предали огню за знания, называвшиеся тогда эзотерическими.
Он поведал собравшимся то, что зафиксировал донос на него. Он, Бруно, мол, утверждал, вечность Вселенной. Существование бесконечных миров. И считал, что Христос совершал мнимые чудеса и был магом. Что умирал сын божий не по доброй воле. Он всеми силами старался избежать смерти. Что дева Мария не могла зачать столь странным образом. Монахи позор мира. Все они — ослы.
У нас нет никаких доказательств, что наша вера нравится Богу. Возмездие за грехи существует совсем в другом виде, нежели то, что обещает церковь. А души, сотворённые приро-дой, переходят из одного живого существа в другое. И что, нако-нец, он собирался стать основателем «Новой философии».
Бруно вспоминал минувшее, к которому обращался крайне редко, а перед его внутренним взором заново разворачивалась вся картина его жизни, закончившейся на костре. Языки пламени, лижущие его голые ноги. Жесткость стали в голосах его мучите-лей, требующих раскаяться, пока огонь пожирал его тело. Боли, правда, он не помнил. Ее начисто стерли из памяти его матрицы.
Но невыносимую муку души, рвущейся прочь от пламени, он забыть не смог, несмотря на глубину чистки. Он глядел на оскалы рож, своих мучителей, и его последней мыслью было: бездарность и подлость обычно выступают в союзе.
Своим рассказом он сумел достичь главной поставленной на тот момент цели. Аудитория была завоевана и готова внимательно слушать его дальше. И посчитал, что пора завершать воспо-минания.
Да, сказал он напоследок, ему поставили памятник в Риме. Но католическая церковь не раскаялась в убийстве. И по-прежнему считает, что он заслуживал казни. И именно такой жестокой.
— У меня мурашки по телу! — Прошептала красавица с длинными, до талии волосами цвета спелой пшеницы в крайнем кресле третьего ряда своему соседу. А громко добавила: — Вы сказали в предыдущей жизни? Значит, целых четыре сотни лет вас здесь не было?
— Наоборот! — Галантно поклонился ей Бруно (оставим за ним его известное имя) — Я существовал почти непрерывно. За исключением того небольшого срока, пока моя Душа проходила очищение в Ноосе. Из нее вычистили все негативные воспомина-ния, вроде боли, которую испытывает живое горящее тело. А за-тем, в соответствии с моим желанием, она вернулась сюда. Но уже без тела.
— Вы все эти годы жили в качестве так называемого Духа? — Спросил мужчина из середины предпоследнего ряда. — Нам говорили, что получить новое тело после добровольного отказа от него практически невозможно!
— Это не совсем точное название матрицы, — поправил Джордано,— которое идет от людского суеверия. Она называется не духом, а Душой. И правила, как известно, держатся на исклю-чениях. То, что произошло со мной год назад, весьма примеча-тельная история. И, в общем, вполне вписывается в ту тему, что я намереваюсь вам развернуть.
Здесь, в стенах этого университета, в физической лаборато-рии, где изучались свойства молний, во время физических опытов был поражен ударом электрического тока студент. Сердце его остановилось. Пока приехала скорая помощь, прошло больше де-сяти минут.
Уже давно известно, что в мозге, в который перестает по-ступать кислород, обычно спустя четыре - пять минут начинаются необратимые реакции. И о спасении думать уже не приходится. Так говорили и прибывшие врачи. Но они все-таки принялись за работу. И произошло чудо. Студент ожил. Вернее ожило тело, а его мозг на окружающую действительность не реагировал.
Произошел так называемый неполный разрыв матрицы души и матрицы тела. Они оказались связаны между собой буквально тоненькой ниточкой. Впрочем, врачи не могли объяснить случившегося. Студента перевезли на больничную койку. Почти год искусственно поили и кормили. В надежде, что мозг все-таки начнет работать. Но этого не произошло. Зато появились признаки пролежней.
Раньше у людей было, как правило, несколько двойников в одних и тех же временных координатах планеты. И как минимум, один полный, которого отличить практически невозможно. Об этом много написано. Сейчас подобное встречается все реже. А в жизни этот студент оказался полным двойником Джордано, каким он был в свои двадцать два. И у него была Душа.
В Ноосе посчитали, что страдания этой Души, которая не может ни порвать с телом, ни соединиться вновь, надо прекратить. Однако убивать живое здоровое тело тоже не сочли возможным. Бруно предложили «взять» оболочку несчастного. До завершения ее земного пути.
— И вот,— я перед вами! — Завершил свой рассказ Джор-дано. И выдержав шквал эмоций, охвативших аудиторию, пред-ложил перейти к тому, что нужно знать всем присутствующим, чтобы правильно понять свою роль и как вести себя в этом обще-стве, чтобы не попасть в переделку четырехсотлетней давности, подобно той, в которую попал он. Поскольку палачи современно-сти ничуть не милосердней.
Надеюсь, продолжил Бруно свой рассказ, все заметили, что ему не инкриминировалось отрицание Бога. Да и к чему? Как точно подметил философ, одно только крылышко бабочки спо-собно развеять всякие сомнения в существовании Творца, который ко всему прочему еще и великий художник.
Но когда речь заходит о таком мировом бестселлере, как Книга, которую все знают, но почти никто уже не читает, надо прямо признать, за всю историю человечества не было написано ничего лучшего в жанре ужасов и глупости.
Здесь сплошь и рядом грех состоит в том, что кто-то не мо-жет мочиться у стены по своей половой принадлежности. И тому подобными «прегрешениями». И из наказаний в виде убийства за эти и подобные проступки.
Таким мог быть только «судья», придуманный жестокими и не обремененными знаниями людьми. Людьми, стремящимися подчинять своей воле тех, кто знает еще меньше. И это понятно, если учесть, что основа книги заимствована у еще более древнего, почти дикого народа. А как отмахнуться от того, что сегодня часть свитков, на основе которых создана книга, признана фальшивой? Поскольку написана в другие времена и в других странах.
Первыми людьми почему-то
