Полководец князь Воротынский

                            Владимир НЕСТЕРЕНКО

ПОЛКОВОДЕЦ КНЯЗЬ ВОРОТЫНСКИЙ

Примечание: автор романа «Полководец князь Воротынский» лауреат Международной премии Мира  в номинации «Историческая» за 2021 год.

                         
Сей день принадлежит к числу великих дней нашей воинской славы: …сей знаменитой победы и славы князя Михайла Воротынского.
Н.М. Карамзин
1.
Над Московией от поздних сентябрьских приморозков расплывалась половодьем разноцветная метелица. Вчера еще  леса носили летнюю одежку привычную глазу, с одноликим изумрудным разливом,  а сегодня  она иная, опаленная, будто ты очутился в тридесятом царстве, хотя вот они твои знакомые долы, холмы и буераки, свежие порубки для засек от набега татарского. Того и гляди на прогалинах узреешь косулю. Рука так и тянется к пищали. Но погоди, не пришло время  зверя скрадывать, еще дел на рубеже много. Рубеж этот по Оке тянется от Калуги до  Коломны и  вниз налаживается к Рязани вместе  с поворотами и петлями, обрывистыми берегами и с широкими  плесами, ладными для переправ как местным людям, купцам заезжим, так и извечному врагу – лютому  татарину. Вот и лежит  Ока преградою поперек путей-дорог с разбойного юга к сердцу Руси – Москве-граду, к ее люду и богатству.  Очертила Ока-девица собой  пределы Междуречья, уладила вместе с воями сторожевые укрепления, стала опорой и надежей для людей московских. Как ей не быть таковою, когда она по сути своей  кормилица и поилица. Летом струги многочисленные на себе несет неспешно, зимой санный путь по ней стелется из конца в конец. Сама-то она  краса синеокая с кудрявыми берегами, а окрест  неохватно  леса теснятся на крутолобых сопках. Смотришь, и думы о ее силушке рождаются. Будто мать перед тобой усердная и многосильная, не то сестрицей милой покажется, и машет приветливо платочком, не то  владычицей грозной обернется с глубокими омутами и водоворотами. Глядишь на ее широкий раскат, и дух захватывает от непонятного охватившего тебя чувства. Без нее не омоешься, не очистишься душой и телом. Всему-то она укромница:  человеку с заложенными на ее брегах городами и весями,  птице и  зверю с  дубравами, а рыбе – мир необъятный, что и помыслить бытие без нее невозможно, без ее бега через русские земли уже обетованные, обустроенные.
Хороши окские просторы в любое время. Пуповиной прирос к ним князь Михаил Воротынский не только новосильско-одоевской вотчиной, частью Воротынска, но и с юных лет государевой сторожевой службой. Любил осеннюю прохладную и разноцветную пору больше всего. Скоро тронется охотничья забава, огласятся дубравы  лихими облавами, попируют воеводы и уже по снегам потянутся в свои вотчины. Останутся  на Окском рубеже поместные войска,  малые сторожевые заслоны, больше из местных жителей, да в слободах опорные стрелецкие полки. Не ходит  татарин  в эту пору в набеги, далек путь из крымского царства, нечем коней кормить в  лесных краях русских, в снегах убродных. Не носит нукер в походах теплой сряды*, не ставит шатров для ночлега: для него это бремя. Налегке ходят в набеги с тремя лошадьми каждый, а то и четвертую пристегнет с корзинами для  полона и награбленного добра. Весной может дело  сподобиться, тогда не зевай!
Князь возвращался с объезда новой засеки с укрытыми от глаза волчьими ямами. Вместе с ним были стрелецкий сотник Важин и воевода поместного войска дворянин Попков с дюжиной  дружинников. Не безопасно в дубравах возле больших дорог здесь на правобережье в серпуховских густых всхолмленных лесах,  и в левобережных притульских. Свои станичники* могут, как пушечный заряд, вылететь для разбоя и грабежа. Бесстрашный этот народ не видит кто перед ним: то ли купец с обозом и товарами, то ли простой крестьянин с хлебом, то ли князь-воевода. Особенно лют и опасен атаман Кудеяр. Молва о нем всякая: будто Кудеяр – сын  Василия III, рожденного  в монастыре его первой женой Соломонией Сабуровой, сосланной туда как неспособную к деторождению и приходится он по отцу кровным братом царю и великому князю Ивану Васильевичу всея Руси. Будто поспешил  великий князь Василий с изгнанием Соломонии, будто наконец-то, после двадцатилетнего супружества понесла от него законная жена и родила сына Георгия. Князь Василий не признал младенца своим, престол великокняжеский передать некому, потому и женился против церковного закона при живой жене на Елене Глинской.  Вот и сделался из царевича первостепенный станичный атаман. Но не о том кручинился князь Михаил Иванович Воротынский, какая-то надсада  душевная поселилась в груди. Он-то сам относил ее к слухам московским, страхом, ползущим по земле ядовитой гадюкой – от человека к человеку, от града к граду. И ворон проклятый увязался за отрядом, грает тоскливым покриком. Уж подъезжали к посаду, уж маковки церкви засверкали в лучах опускающегося на покой солнца,  а ворон все впереди, на верхушках дубов черным  злыднем  маячит.
─ Чем-то опечален, князь,─ спросил поравнявшийся  стремя в стремя воевода Попков,─ аль засекой остался недоволен?
На князе кафтан  цвета дубравушки, под кафтаном кольчуга крепкая, на боку сабля в ножнах острая, на голове княжеская папаха богатая. Князь в средних годах, роста отменного. Грудь высокая, неохватная, косая сажень в плечах, телом крепок, что дуб столетний. Такому богатырю и конь богатырский надобен. И он под ним – каурый да гривастый, хорошо ухоженный, ладный, третий год  верно служит. Дорогу копытит – комья земли по сторонам летят. На жеребце – сбруя  с пряжками золотистыми «не для красы-угожества, а ради крепости». Не ржавеют такие от утренних рос, да дождей-снегов. Седло на потничках войлочных лаком крытое, стремена железные, вороненые. При князе его малая дружина, рынды, ─ все  подчеркивало знатность воеводы, его силу и власть.
─ Рубеж наш замыслен правильно и засека надежная. Слухи московские больно сумрачны. Не на беду ли ворон грает?
─ Бог с тобой, князь, службу государеву несем исправно. Татарину нынче сообща гостинцев отвалили, едва убежал с остатками разбойников, в сугон* шли за проклятым до самого Оскола.
─ Все так, воевода, молитвы наши дошли до Господа, не дал он басурману ныне над русскими людьми надругаться. Будем и дальше так служить, как доныне. Дед мой, князь Михаил Федорович говаривал: «Гнев отца на деянья сына всегда в пользу, принимай его по разуму, гнева чужака остерегайся, ибо он чаще неправедный». Государь наш Иоанн Господом послан и примем гнев его по разуму.
─ И не мыслим  иначе,─ согласился воевода,─ все у нас, слава Богу, справлено и брань, и страда осенняя. Будь спокоен, князь, в своей ли вотчине, аль на Москве при государе, когда распустит он на зиму береговое войско. Нас  же за прочными стенами  ворогу не одолеть.
Стены кремлевские в Серпухове надежные. Еще Владимир Андреевич Храбрый, двоюродный брат великого князя московского Дмитрия Донского, всерьез взялся за укрепление и обустройство пограничного града, вставшего на пути татарских изгонов из Золотой Орды. И не чаяли в те глухие годы ига, каким надежным форпостом станет маленькая крепость на левом  берегу Нары недалеко от  впадения ее в Оку, как усилится и окрепнет под надежной рукой князя Владимира. Бивал он и не раз  ордынцев на  переправе через Оку, что ниже впадения Нары.  Полки Тохтамыша, севшего на золотоордынский престол после Мамая и разорения Москвы были  биты  князем, обращены в бегство. Выдержал град в начале следующего века осаду свирепого хана Едигея, а еще спустя два года литовской рати князя Свидригайло.
Героическое прошлое серпуховцев зиждилось на великих именах. Сначала по воле митрополита Алексея был заложен форпост-монастырь Владычный с каменным собором, а затем игумен Сергий Радонежский основал Высоцкий монастырь на крутолобом берегу Нары, откуда как на ладони видна переправа через Оку и  правобережье до синей дали, и сама крепость с посадом, и первый заречный монастырь. Государь Иоанн предавал большое значение пограничному граду в центре  Окской береговой линии укрепления, на месте деревянного  построил каменный, непреступный кремль с пятью башнями и  тремя  полубашнями. Защищенность позволила развивать не только торговлю, но добывать и плавить  железную руду, ковать оружие,  сохи и другой инвентарь для земледелия. И теперь Серпухов все больше становится опорным центром  берегового войска, и  Коломна, не злобясь, уступает сему граду первенство в обороне. 

Не только  огнем осеннего цветения  привычного для людского глаза полыхала земля московская:  иные зарницы вспыхивали от гнева самодержца, гасимые  льющейся кровью братьев ближних. За смерть царицы Анастасии ядом загубленную, за измену государю жизнями платили вельможи, умирая в тяжких муках. И никто не ведал на святой Руси, что пережила она самые счастливые годы своей истории со дня женитьбы Иоанна, самые отрадные и обнадеживающие на счастье и повторятся ли они в будущем? Летописные своды тех тринадцати лет, свидетельства иностранцев воздавали хвалу молодому монарху его мудрости и усердию в делах, любовью к своему народу и Отчизне.
«Сей монарх затмил предшественников  своим могуществом, своими победами над врагами, ─ доносили иностранные послы своим государям,─ и после взятия Казани, Астрахани и теперь при захвате Нарвы, Дерпта и  разгрома Ливонского ордена нет края восхищению добродетелью его, преданности ему народа, взаимной любви и крепости в вере своей».
Куда бы шагнула Русь, двигаясь в любви и спокойствии, каких бы вершин достигла в своем стремлении жить праведно, жить богато, могучей рукой покоряя врагов своих! А враги не дремали, наблюдая, как развернулся в своем княжестве Иоанн, страшились могущества Руси и стремились нарушить душевное спокойствие счастливого и успешного государя, на этой почве посеять рознь во дворе и в государстве, ослабить его могущество. Наблюдатели из Ватикана, Литовского великого княжества, Польши, Швеции, «Священной Римской империи» видели, что успехи внутренних реформ, военные победы, которые народ приписывал  возмужавшему и властному государю вознесли его высоко, и он стал тяготиться влиятельной Избранной радой, ключевой фигурой которой являлся выдающийся государственный деятель Алексей Адашев. К несчастью, мнения Адашева и Иоанна о ведении Ливонской войны  разошлись, что послужило поводом к разрыву с Избранной радой и опалы Адашева. Но еще не решался царь к крутым мерам, и враги бросили на чашу весов жизнь любимого человека. Внезапная смерть царицы Анастасии от яда явилась последней каплей в ведении царем взвешенной внутренней и внешней политики  с опорой на раду. Она была упразднена. Всегда подозрительный к своим вельможам, видящий в их действиях измену, но сдерживаемый от расправы над ними горячо любимой царицей, Иоанн лишился душевного спокойствия, стал чуток к наветам злоязычным на своих соратников, мужей государственных и ответственных. Первыми пали окольничий искусный дипломат и государственный устроитель Алексей Адашев, протопоп Сильвестр – бывший духовный отец царя, а за ним и их ближнее и дальнее окружение.
Князь Воротынский, будучи тоже у дел