Полководец князь Воротынский

дробления Руси на удельные княжества – этой слабости нашей вековечной. По той слабости пала Русь Киевская. И теперь врагов у нас полный короб. С юга татары, подпираемые османами, ныне с ними бился, спасая посады и полон, с запада ляхи и Литва, с севера свеи. Вспомнил, небось,  мое тайное несогласие вести войну с Ливонией. Но главный козырь опалы  – Указ  ограничивающий свободы княжеские и боярские. Это понятно. Крепости для.  Удобно царю по тому указу брать на себя вотчины. Земли умершего старшего брата Владимира не могут перейти в собственность мою и Александра после смерти бездетной княгини-вдовы Марьи! Видано ли такое до сего дня? И те мои слова в защиту своей земли сразу после сего указа не пришлись к сердцу государя. Не убоялся он моего бегства в Литву. Нет,  знает, этого я  никогда не свершу! Но ограничил мою силу и власть над богатым уделом! А теперь и вовсе отнял. Я  ли не содержал на деньги от дохода с вотчины  большую дружину, не набирал ли в войско своих людей, не получал ли от государя хорошую казну за такое усердие! Преданы воины мне больше чем Иоанну. Решил выбить из рук эту силу столь хитрой интригой, не показать истинные намерения,  сделать меня отступником? Деспот засел в нем. Диявол толкает узреть в каждом измену, пролить кровь братьев наших. Вот его Ахиллесова пята. Она и погубит его. Своя рука владыка! Пойдет ли сие дело во благо Руси нашей?»


                                              2.
Октябрьский хлад с каждым днем приносил свои слезливые вести: то обмочит мелким знобким дождем, от которого невольники и стража норовили укрыться в  малообжитых ямах, то набросится злым и колючим ветром, от которого тоже добра не жди. За себя  князь Воротынский боялся меньше всего, воин он. И в снегах утопал, и морозы жгли, и дождями полосканный. Не брала его хворь, даже в темнице при правительнице Елене, когда  отец опалился  и  вместе с сыновьями испытал великокняжеский гнев, никакой недуг не пристал, не страдали и братья Владимир и Александр, стоически перенося невзгоды и унижения. Отец же сдал, оттого и близкая смерть его настигла после  опалы. Видать, не смерилось сердце и душа его с наветом об измене.
    Помнится, как великая княгиня Елена на торгу устроила допрос отцу, за малую оплошность под Рязанью в схватке с татарами, словно, вчера это было.
      ─ Матушка, за что такая немилость. Тебе ли не знать,  что мы люди православные и всей душой за крепкую Русь стоим еще по завету деда нашего? – с достоинством возразил Воротынский старший.             
      ─Татар к Рязани кто пропустил? Не ты ли! На той замятнии отложиться в Литву хотел с сыновьями?           
      ─Наговоры, матушка. Мой сын Михаил с дружиной рассеял татар, полон отбил и пленил басурман.       
      ─Я не привыкла ходить в попятную. Пусть исполнят мою волю. Зарубка эта за вашу нерасторопную хитрость навсегда останется князю Владимиру и его братьям.
  Князя Владимира  унизительно повели    по  торгу, бьют по обнаженной спине пугами.       
─Довольно. Князь Михаил, подойди ко мне, ─ приказала великая княгиня.
Князь Михаил, гордо подняв голову, подошел к престолу, поклонился в ноги.
    ─Доносят мне, что ты горазд бить татар, по сакме ходишь, засады устраиваешь, но и строптив.         
─Батюшкина наука во мне и лютая ненависть к басурманам от него же!         
    ─Запомню сии способности. Посмотрю, авось позову на службу. Пока подумай с батюшкой и братьями на Белозере – хорошо ли о Литве помышлять?  Возьмите всех четверых в тюрьму монастырскую.

Воротынский княжеский род происходил из Черниговских Рюриковичей. Княжество звалось еще и Верховское, там, где Ока  пока  малая, как и ее правые и левые притоки. Но и она ширилась, прирастала  новыми впадениями рек и ключей, раздвигались  берега, как и род князей Воротынских множился. То были потомки Святослава Всеволодовича по мужской линии, а по женской ─ Романа Мстиславича. Коренником  в роде стал Михаил Черниговский – внук Святослава, сын  Всеволода Чермного, а  летопись так глаголит:  «Княжата Воротынские и Одоевские от роду мученика князя Михаила Черниговского, заклонного от Батыя».
Ветви генеалогического древа разрастаются вширь, расширяя  родословную. Семен Глуховский и Новосильский и есть родоначальник новой ветви – Воротынские, поскольку уселся он в посад Воротынск основанный еще в двенадцатом веке. От имени посада и стали князья зваться Воротынские. Правнук Семена – Федор  явился  первым известным князем своими боевыми и дипломатическими делами в Литве и на Руси. В удел входили Перемышль, Новосиль и Одоев со всеми уездами, пашнями и лесами. Земли богатые, людные. Князья свято блюли свою православную веру даже в глухие годы ордынского ига. И когда после  победы великого князя Литовского Ольгерда над ордынцами у Синих Вод  Черниговщина отошла к победителям, то близость к полякам католикам, стремление папы заполучить в свое лоно новых людей не сломила их веру в православие, а тяга к русскому государству осталась. Хозяйственные связи были гораздо теснее с княжествами Междуречья, чем с Литвой. Дед Михаил Федорович в восемнадцатом колене от Рюрика будучи влиятельным среди  последних удельных князей черниговских, как и его отец Федор Львович, добровольно перешел на службу к великому князю Московскому Ивану III. Он видел необходимость объединения русских земель, понимал силу единства княжеств и был сторонником единоначалия не только в войске, но и в государстве.  Братья  Дмитрий и Семен поддерживали его мнение, и вслед за ним  отложились от Литвы, влились в единую семью русского народа.
Старший из них Иван Михайлович Воротынский унаследовал не только вотчину, но и стремление служить государю верой и правдой на правах служилого князя со своим богатым уделом, сохраняя большую долю самостоятельности. Он был полновластным хозяином в своей вотчине, но что касалось внешней политики, тут верховенство за великим князем. Однако обязательства сторон взаимны и в случае их несоблюдения сюзереном, Воротынский  мог договор расторгнуть. Если всмотреться в старину, то этот элемент демократии был Ахиллесовой пятой Древней Руси, не раз приводивший к междоусобным кровопролитным войнам. Потому великие князья стремились покончить с такой зависимостью. Казалось, еще рано  рвать эти узы. Но это была основная преграда к единению государства, амбиции  отдельных  удельных князей приносили, безусловно, колоссальный вред могуществу страны. Примеры тому долгое противостояние Твери и Рязани. Войдя в единую семью  великого княжества Московского,  князья Воротынские, как и удельные князья Микулинские из тверских, Курбские из ярославских, Пронские из рязанских попали во второй слой вельмож великого князя. Они имели свои дружины, крепко стояли на защите своих рубежей от набегов  татар, угроз вторжения литовских войск.   
Отражение татарских набегов, угон разбойников в пределы Дикой степи Иваном Воротынским, взятые полоны пришлись по душе Василию III, и он приблизил молодого князя  ко двору. Со своей дружиной  Иван Михайлович стал надежной опорой  на южных рубежах великого княжества. У него росли три сына, и как только позволял возраст, благословлял каждого на борьбу с татарами, на верное служение государю. Наиболее удачлив был в схватках с басурманами средний сын Михаил. Уже тогда отец заметил у него полководческий талант и всячески развивал и поощрял его,  отдавая дружину в руки своему любимцу. Тот устраивал засады, безошибочно ходил по сакме, настигая разбойников, был решителен в натиске и смел в сече.
Познав  в отрочестве грамоту, князь Михаил охотно читал в княжеской книжнице летописные своды, из которых  узнал о великих битвах на Калке, героической обороне Рязани, русском богатыре Евпатии Коловрате,  о стойкости защитников Козельска и Торжка. Молодого человека восхитила оборона крепостей, изобретательность его защитников. Полководец Батыя Субудай выслал к Торжку разведку в середине февраля. Она донесла ему о пустынных краях, отсутствия фуража, в чем конное войско очень нуждалось. Зимой в русских снегах лошадей тебеневкой не прокормишь, в городе-крепости могло быть зерно. Субудай решил крепость брать. Подходы к нему есть со стороны  реки Тверцы. Полки спокойно перешли ее по толстому льду на правый берег. Осадили. Осматривая крепость, Субудай страшно удивился. Он никогда не видел такого. Ворота, которые предстояло разбить пороками, покрыты толстым слоем льда, и этот ледяной панцирь прочно охватывал  всю стену, единственную доступную для штурма. Подойти к ледяной горе нельзя было на несколько метров – все превращено в крутую катушку. Верный и самый беспощадный  пес Батыя стал готовиться к штурму. Из стоящего рядом леса руками пленников были поделаны лестницы, нарублена хвоя. Под градом стрел с крепости стали обкладывать лед  лапником. Затем его поджигали, и это повторялось несколько раз, чтобы как-то устранить катушку. Все работы выполняли русские пленники с путами на ногах. За малейшее неповиновение – несчастному ломали спины и тут же бросали умирать. Приступ начался 22 февраля, но  был успешно отбит, как и все последующие. Еще хватало  защитников,  оружия, смолы кипящей, воды-кипятка, бревен и камней на голову осаждавших. Враги поняли, что крепость с наскоку не взять. Встали ожидая подкрепление, поделали из местного леса пороки, камнеметы в целом немудреные орудия, и стали медленно придвигать их к стенам крепости. В город полетели груды камней, горящая смола, лавина стрел. Пороки проломили стену. Прибывшее пополнение вновь и вновь шло на приступ. Пешие воины упорно ползли по лестницам. Их сбивали, но силы защитников таяли « и тако погани взяша градъ Торжекъ месяца марта в 5 день, на средохрестье»─ сообщает Троицкая летопись. Субудаю пленные не были нужны, их требовалось кормить,  в далекий Кара-Корум – не дойдут. Торжок был сожжен  «весь пожгоша, а людей избиша».
Воротынский, хорошо зная историю, задавался вопросом: почему такое случилось с многочисленным русским народом  не уступавшего ни в численности, ни в отваге, ни в воинском мастерстве? Первое, невероятная раздробленность и обособленность княжеств и городов, чванливость и упрямство князей. Второе, между княжествами не было тесных воинских связей, отсутствовала дальняя разведка. Третье, скорее всего главная причина:  на беду русским среди них не было выдающегося полководца, как Святослав, Олег, мудрого человека, как Ярослав Мудрый, Владимир Мономах, способного объединить народ в грозный час. Орда двигалась с востока. Первой пала Рязань. Шесть дней штурмовали ее ордынцы, Москва держалась пять дней, чуть больше стольный град Владимир. Князь Воротынский отмечал, что до Владимира Субудай добирался почти два месяца. Этого срока с лихвой могло хватить для объединения нетронутых еще городов и княжеств, если бы  во главе оказался волевой, решительный и смелый полководец. Движение орды стопорилось от развернувшейся народной борьбы на ее пути. Люди прятали сено, зерно, нападали на отдельные разъезды. Путь врагу был неизвестен, он пробирался на ощупь, ведомый предателями-проводниками, рыскал по окрестностям в