дороге, о качестве ее покрытия, о состоянии здоровья Дмитрия до поездки, о степени его усталости. Он привычно что-то записывал у себя на коленях. Потом начинал сызнова – о принимаемых лекарствах, о техническом состоянии автомобиля и его поведении на дороге, о прежних проколах шин, не принимал ли спиртные напитки и пр. Потом неискренне пожелал скорейшего выздоровления и вышел, не водворив стул на место.
Упитанный сосед под номером три слева от Дмитрия, часто стреляющий глазами по сторонам, ранее молчавший, приглушенно спросил с интонацией, претендующей на доверительность:
– Тебя посадить хотят, что ли?
– Напротив! – с усмешкой возразил Дмитрий. – Вот, предложили не посидеть, а полежать!
– Шутишь? А ведь он не просто так старается, всё выспрашивает…
Странно, подумал Дмитрий, мне и в голову мою раненую столь простая мысль не приходила. Понятно, что раньше мне было не до этого, сознание-то вернулось недавно, и всё-таки! Ведь легко подберут статейку и сразу прилипнут, начнут мне «помогать»! Тогда только отстегивай…
«Кстати, где наши деньги? – впервые забеспокоился Дмитрий. – Где наши с Алёной документы, документы на машину, вещи? О боже! И где несчастная «японка»? Не суждено ей было долго по нашим дорогам бегать. И об Алёне этот орёл ни единым словом не обмолвился. Юлил-юлил, но так ничего и не прояснил. Мол, в другой больнице она, вы всё равно здесь ничего не знаете. Хоть телеграмму дочкам отослали-то? Сказал-то, что отослали, но можно ли ему верить?»
Дмитрий всё глубже погружался в состояние затягивающего напряжения и тревоги. Беспомощность сильно тяготила грозящими последствиями, но перехватить инициативу у чрезвычайных обстоятельств он пока не в состоянии.
Одолеваемый невеселыми мыслями, Дмитрий погрузился в тяжелый сон, не прерванный даже очередным уколом шумной медсестры.
Глава 18
Утром Дмитрий не ощутил сколько-нибудь заметного облегчения ни со стороны своих травм, ни со стороны терзающих душу тревог, навалившихся в связи с недавней аварией, неизвестностью и беспокойством о жене. Тем не менее, некоторые хозяйственные неурядицы, связанные с отсутствием посуды, белья и туалетом, играючи устранила другая медсестра, заступившая на свой пост утром. Она в значительной степени облегчила существование Дмитрия, но лишь здесь, на больничной койке, а не вообще. Он с помощью следователя кое-что уже вычислил в произошедшем с ним, но до сих пор ему никто ничего не рассказал и не объяснил.
Лечащего врача он так и не увидел, а ведь так нужно хоть в первом приближении выяснить перспективы своего пребывания в больнице. Вон, уже объявили обход начальника отделения. «Всем лежать на местах!» – приказала торопливо заглянувшая в палату медсестра. И боли почему-то не проходят. Хотя бы обезболивающее дали…
«Сколько здесь придется лежать? Ведь меня дожидаются важнейшие дела, хоть и очень неприятные. И что же, в конце концов, сейчас с Алёной? Где она? В каком состоянии?»
– Сестричка, – просипел хриплым шепотом дед, значащийся под номером шесть. – Рассказала бы ты нам, что на белом свете творится! – он второй час лежал под капельницей, не ворочаясь, как и Дмитрий, и производил впечатление разумного, еще крепкого семидесятилетнего старика, которого лишь болезнь сделала беспомощным. Надо думать, на непродолжительное время.
– Ой, дедуль! Оно тебе надо! – весело отозвалась медсестра, продолжая сортировать шприцы на подносе и вгонять их, кому следует, сверяясь со списком назначений.
– Да, как же, дочка? Дети, внуки, правнуки… За всех сердце болит… Теракты продолжаются. И не понять, что этим террористам везде нужно? Словно играют они с нами… И сами, вон, подрываются и людей убивают. А зачем – не говорят, требований не предъявляют. Как же с ними покончить? Чего им надо? Может, мы и дали бы! – Его тело затряслось в надрывном кашле, хотя рука с иглой от системы даже в это время плотно прижималась к подложенной под нее подушке.
– Дедуль, уймись! До выборов далеко! Кому они теперь нужны, эти теракты? – успокоила медсестра.
Дед освободился от приступа кашля, вытер глаза рукавом свободной руки, несогласно потряс головой, но промолчал.
Тихо, тем самым, подчеркивая обращение лишь к старику, накачанный парень студенческого возраста под номером четыре сообщил деду, показывая на свой телефон с большим экраном:
– Ну, дед, и чутьё у тебя! Без теракта вчера и впрямь не обошлось. Давненько нас этим не беспокоили.
– Что? – захрипел дед. – Ты громче, сынок, мне в ухо надо…
– Говорю, что в новостях действительно пишут о новом теракте. В метро. Оно и понятно! Того гляди, население расслабится! А уж тогда…
– Что тогда? – грозно вмешался красномордый №1.
Студент усмехнулся, положив загипсованные руки поверх простыни, которой постоянно укрывался, дабы не видели его голым и затянутым в сложные корсеты, и уклончиво ответил:
– Пока не знаю… Но когда-нибудь всплывёт…
– Ты сам пытаешься на пустом месте нас запугать, – пробасил Первый.
– Мне-то что от вашего запуга?
– Тогда не трынди! Если сам не знаешь, зачем оно надо! – продолжил давить Первый. – Рассказывай-ка всем, что еще вычитал, студент?
– Всё в прежнем ритме! Но об Украине, похоже, замолчали! Надолго ли? Теперь у наших журналюг Сирия в моде. И демонстрации по большим городам… Не санкционированные! Будто нам американских санкций мало! Вот, кричат в больших городах: «Путин – вор! Путин – война! Путин – смерть!» Попробовали бы такое при Сталине покричать!
– Так не поверил бы никто, при Сталине-то! О нем и враги заклятые не смели такую чушь… А теперь и смысла нет… Кто-то, прокукарекав, ухмыляется, кто-то в щель заползает, а кто-то орет, будто все мы патриоты, и руки прочь от великой России, проклятые пендосы! И тянут все в разные стороны, как лебедь, рак и эта, как ее? На букву «С».
– А ты о чём кукарекаешь? – с нажимом рявкнул Первый, рассчитывая, видимо, не на ответ, а на послушное молчание студента.
Странно это, опять подумал Дмитрий. Чего он добивается своими казарменными выходками? Ведь никого, кроме себя, не слушает, всех затыкает, а меня провоцирует. Или в его палатной диктатуре имеется скрытый смысл?
Глава 19
Дмитрий проснулся от нравоучительного громогласия Первого. Тот расхаживал по палате и разглагольствовал о том, как хорошо жилось при Брежневе.
– А ты почему постоянно молчишь, Второй? – обратился к нему Первый, заметив, что Дмитрий не спит. – Мы битый час сражаемся за истину, а тебе она по барабану, что ли? – подначил он Дмитрия. – Сказал бы нам, что думаешь…
– Будто без меня не обойдетесь! – Дмитрию ненужными казались разговоры, которыми дирижировал красномордый, ловко прекращавший дискуссии, если они уходили в сторону от разрешенного им направления.
– Никак не обойдемся! Мы хотим, чтобы в нашей палате не было недомолвок по части политических пристрастий. А то ведь можно ненароком врага народа на груди пригреть! – стал приставать Первый.
Дмитрий поморщился. Он понимал, что лежать спокойно красномордый ему не позволит, будет донимать снова и снова, но обсуждаемые темы его не интересовали. Точно так же, как и собеседники. Вот, подумал он, теперь этот странный тип станет провоцировать меня расплывчатым термином «враги народа». Из-за частого применения и сарказма его каждый понимает как некую несуразицу, якобы придуманную Сталиным для расправы над неповинным народом.
– Ты вопрос для начала сформулировал бы, а уж потом просил на него ответить. – Вяло огрызнулся Дмитрий, намекая, чтобы Первый отстал.
– Опять ему, всё – не слава богу! – ехидно хмыкнул Первый. – Персональный вопрос он захотел? А ты нам без вопроса расскажи, чем живешь, да на что надеешься?
Дмитрий всё-таки ввязался в разговор, решив наступать, чтобы поскорее отстал:
– Да мы и о тебе ничего не знаем, хотя ты навязываешься нам в качестве проповедника или неформального лидера. Вот и расскажи, чем сам живешь, да на что надеешься? Ты, сварщик наш мнимый, хоть электросварку от автогена отличить сможешь?
– Что-то я тебя не пойму! Может, ты специально нарываешься? – стал закипать Первый, встретив нескрываемое непочтение к своей личности, публично обвиняемой во лжи. Но решил сманеврировать, уйдя от нежелательного разбора. – Ладно, будет тебе персональный вопрос. Вон, номер пятый давно пытался уяснить, как нам относиться к Брежневу? Ты, надеюсь, застал такого? Может, и в партии состоял? Тогда он тебе прямым начальником являлся!
Красномордому понравилось, как он завернул вопрос и то, что вопрос этот будто исходит от Пятого.
– Да-да! – послушно подтвердил Пятый. – Нам очень интересно, что ты думаешь о тех временах?
Дмитрий усмехнулся:
– Не пойму, что-то! Вам интересно моё мнение о самом Брежневе, о его правлении или о его эпохе?
Первый опять стал раздражаться, мол, ты что, нас за дураков держишь? Но сдержался и, усмехнувшись, царственно разрешил:
– Валяй уж, обо всём сразу! А если хочешь, то и по отдельности! Народ тебя ждёт!
– Народ ждет не меня, а порядочного и трудолюбивого лидера, которому и страна, и сам народ будут дороги! Может, имеешь кого-то на примете? Так ты не скрывай! – воспользовался Дмитрий тактической ошибкой Первого, чтобы вынудить его на ход в заданном направлении.
Первый свирепо уставился на Дмитрия, и тот понял, что маневр не удался. Кажется, придется отвечать самому.
– Для начала замечу, что с термином народ следует обходиться аккуратнее. Больно уж он мутный. Всякий подразумевает под ним, что угодно. Может, потому люди и договориться меж собой не могут, что и себя, и всех остальных к народу причисляют. А ведь ошибаются!
– Всё мутишь, всё усложняешь! – констатировал Первый. – Что же такое народ, по-твоему?
– Опять всё на мне замыкается! – усмехнулся Дмитрий. – Уже и отдохнуть мне некогда!
– Назвался груздем… – вступил Пятый.
– Раньше я у вас Вторым считался, теперь до груздя повышен… Персональное звание, что ли? Ладно, уж! Меня ваши игры не задевают! – поддел его Дмитрий. – Попробую сформулировать… Во-первых, народ это, конечно же, население страны, но не всякое, а имеющее много общего. Как говорят, много признаков идентичности. Ну, территория там, национальность, язык, отношение к богатствам страны, идеология, культура, имущественные интересы… Обязательна связь между людьми через общую историю и ощущение единства, как сегодня, так и с общими для всех предками. Вот так, если без подготовки.
– А во-вторых? – напомнил третий.
– Ах, да! – подтвердил Дмитрий, удивившись тому, как легко ускользнула мысль. Раньше такого не случалось. – Со вторым сложнее… Мне всегда представлялось, будто народ наш живет, как бы, под копирку, наложенную на чужой, заготовленный кем-то текст. Самостоятельно ничего не думает и не решает, кого-то боготворит, кому-то внимает, находит себе кумиров в книгах, в кино или в церкви. Помните типовой школьный вопрос на уроках литературы – кто ваш любимый герой? Или: на какого книжного героя ты хочешь походить? А если ни на кого не хочу, тогда что? Не все, конечно, так живут, но очень многие. Даже большинство! Потому мне кажется, под народом следует подразумевать не всё население, а лишь некоторую его часть. Ту, которая не способна самостоятельно мыслить, не способна сама анализировать события,
