современными и чувствительными приборами!
Именно потому нет возможности, по крайней мере, на сегодняшний день, связать на научной основе силу взаимного притяжения женщины и мужчины с возможностью случайно взятой пары создать полноценную и прочную семью. А вдруг это притяжение окажется случайным влиянием другой, более значительной массы, ранее не попавшей в поле зрения? А ведь так случается! Ну и какой вывод из этой истины для меня? Стал я лучше понимать женщин? Вряд ли!
В общем, Светик, извини за ту давнюю волынку. К чему теперь скрывать, причина для нее имелась: очень уж я поначалу опасался твоих женских чар, которыми ты запросто могла лишить меня соображения. Опасался, что не замечу, как сдамся окончательно в твой плен. Но позже выяснил, что зря опасался! Ты оказалась более цельной, интересной, глубокой, самостоятельно думающей, нежели я предполагал, и скоро я даже минуты не мог прожить, чтобы не вспомнить о тебе, делая это с особой нежностью!
Мне вполне определенно представлялось, только из-за того, что ты существуешь, будто мир прекрасен, хотя раньше я не обращал на это его свойство почти никакого внимания. Теперь я жил только для того, чтобы вечером увидеть тебя. Потому я и сам переживал, понимая, что напрасно извожу тебя, не догадывающуюся, отчего это я всё тяну и тяну с решающим нашу судьбу предложением. Так или иначе, но это было, и я стойко придерживался своего надуманного плана. «Мол, пуд соли надобно съесть, и, конечно, не в одиночку!»
И при желании понять меня было возможно. Я уже вдоволь насмотрелся, как миловавшиеся поначалу супруги очень скоро раздражались по пустякам, а чуть погодя вообще превращались в злейших врагов. Не наступить бы и нам на те грабли! Очень я этого опасался, а как заглянуть в наше будущее, еще не знал. Одно дело – восторженные прогулки под луной, ожидание чего-то легкого и возвышенного, таинство первых открытий и признаний, и совсем уж другое – ежедневно повторяющаяся до мелочей монотонно привычная семейная жизнь, состоящая из забот и тревог в большей степени, нежели из праздников и радостей! Такие будни способно скрасить лишь взаимное обожание давно притершихся супругов, но не уходящая бесследно пресловутая любовь медового месяца.
Тем не менее, время шло, а я продолжал испытывать наши отношения. Именно, наши, а не свои, потому что с самим собой, казалось мне, давно всё было ясно. Еще бы! В твоё отсутствие я только тем и жил, что ты где-то есть, и я непременно увижу тебя сегодня же. Именно для того, чтобы увидеть тебя, я и жил все те счастливые дни. Жил, ждал, надеялся и страдал от не вполне понятных сомнений, но тем и был счастлив! «Может это и есть та самая любовь, описываемая бестолковыми поэтами как вершина человеческих отношений?» – уже подумывал я, забывая о долгих прежних размышлениях на эту тему, выводом из которых всякий раз становилось, что никакой любви в том божественном виде, как ее нам навязывают, просто не бывает! Любовь, это совсем не то, что обычно нам о ней говорят! И наоборот. О том, что следует говорить, обычно, как раз, умалчивают! Наверное, с педагогическими целями! Только бестолковые поэты о ней и поют на все голоса! Но ведь привирают, как всегда! Может, это есть корень многих ошибок молодых?
«Любовь! Любовь! Если она моя, то во всём сугубо моя, неповторимая, не какая-то там книжная или киношная! Не выдуманная и бездумно скопированная романтическими представителями человеческого стада, но рожденная мной самим осознанно, и заключающаяся в непреодолимом стремлении моей души к твоей душе. В единении наших душ, оказавшихся родственными по своему мироощущению и отношению к основополагающим принципам жизни, событиям, идеалам, другим людям. И с этим я, словно пылко влюбленный юноша, ничего поделать не могу! Отныне вся моя жизнь и всё в ней устремлено в единственном направлении – к тебе! Я тебя безмерно обожаю! И все мои мысли только о тебе!»
Случалось, ты была рядом, а я настолько сходил с ума от твоей красоты и свежести, что готов был пренебречь своей выстраданной мудростью, принципами и опытом. И до чего же сложно было держаться, если всякое твоё слово, каждое движение, и каждый взгляд являлись для меня бесконечно дорогими и без сомнений расценивались как нечто, самое прекрасное, с чем хотелось тут же слиться и сродниться. И даже то, что кроме меня никто пока не разглядел в тебе этого потрясающего чуда, меня ничуть не удивляло и не нарушало моих выводов о тебе – люди всегда заняты лишь собой! Они слепы и бесконечно глупы, поскольку живут обычно не своим умом! Вот если бы кто-то, ими уважаемый, публично восхитился твоими достоинствами, охарактеризовав их как выдающиеся, то с того момента и они бы повторяли это без конца, пока им не подсунули бы следующий «леденец».
Это я понимал, потому даже радовался, что они не способны тебя разглядеть. Ведь стоило тебе, доброжелательной к каждому уже в силу своей внутренней природы, спокойно и уважительно заговорить с кем-то из потенциальных «конкурентов», а не со мной, моя душа тягостно напрягалась от нарастающей до невыносимости боли. Но даже в такие минуты я злился не на тебя, а на них, а тобою любовался. Хотя, помню, меня всякий раз так и подмывало взять тебя в охапку и унести от них в своих объятиях, подальше от всех, мешающих нам оставаться наедине.
Поначалу я был уверен, что моя восторженность не иссякнет никогда – и твои достоинства тому порука. Но со временем, копаясь в себе, стал пугаться закравшейся однажды мысли, будто моё отношение к тебе со временем сможет устать, сможет выветриться и измениться. Ведь так всегда случается со всеми, кто поначалу любит бесконечно сильно. Ничего не бывает вечного, говорят в таких случаях!
«Но для меня это недопустимо, – твердил я, пугаясь неизведанного в собственной душе. – У меня так не должно быть! Уже потому, что я тебя не люблю, я тебя бесконечно обожаю. О-бо-жа-ю! А это – совсем другое! Более высокое и более прочное чувство! Это не инстинкт, не животный зов тела! Это зов души! Её отклик на то, что представляется прекрасным и уже потому притягательным… Прекрасное всегда им остаётся! Люди всегда тянутся к прекрасному и сами же превращают своё высокое тяготение в банальную любовь, которая периодически случается у всякого живого существа! Вот только у животных не бывает обожания; у них – лишь могучий зов природы, столь сильный, что даже у людей он заглушает голос разума».
Неужели я сейчас такой же, как они, эти бестолковые черепахи, хотя сам о себе нечто важное раздуваю? Может, я уговариваю себя или оправдываюсь, а поступаю, ровным счетом, как любой самец под воздействием естественных гормонов?
Да нет же! Всё становится на свои места, если уяснить, что я тянусь к тебе, лишь, поскольку обожаю. И уверен, что в целом свете не встречу никого важнее, нежели ты. Ты – моя лучшая находка! В этом-то я абсолютно уверен. А это – продукт работы головного мозга! Не душа напела, не чувства, которым чаще всего не следует доверять! Своим мозгам я доверять привык! Стало быть, ты, Светка, на самом законном и обдуманном мною основании стала в моей жизни лучиком надежды. Ты мой Лучик! Мой Лучик света в не слишком разумном мире. Значит, ты и есть мой Лучик-Света! С тех пор я так тебя и звал, а тебе это нравилось.
В своей любви к тебе я действительно едва ли не горел в полном смысле этого слова, но не банальной страстью, а достойнейшим самого высокого одобрения обожанием. Следовательно, горел я, но не подобно спичке, которая сгорает на глазах, а потом-то что? Либо темнота, либо следующая спичка, а за ней еще одна… А мне непременно нужна одна-единственная подруга, чтобы рядом с нею гореть раз и навсегда! Размениваться на заманчивое для кого-то множество и новизну ощущений я не намерен, хотя везде подобное встречаю, и даже предвижу типовые нравоучения многоопытных донжуанов, будто только так и целесообразно жить.
И вообще! Какая, к черту, любовь! Вспомните классическую историю любой пламенной любви! Почему, например, великий Шекспир бурную любовь своих литературных героев закончил организованной для них трагедией? Да всё просто! Не сделай он этого, пришлось бы описывать последующие скандалы, похождения, измены и раздел имущества! Получилась бы не нравоучительная сказка о любви, полная книжных премудростей, умиляющая всех, а слепок с реальных отношений бывших влюбленных. Слепок с реальной жизни, в которой, как раз, всё бывает иначе, нежели в романах! Выползли бы наружу и взаимные недовольства, и скандалы, и измены, и другие пакости. Всё то, что не укладывается в поведение идеальных влюбленных, на вздохах которых издавна дурачат многие поколения молодых людей. Ох, уж эти вздохи! И как им верят?
Странное дело! Буквально всем нравится любовь шекспировской несчастной пары, но никто не говорит, почему она оказалась столь несчастной! Не додумались? А ведь сам Шекспир пояснил, осуждая столь пылкую, но необдуманную любовь, которая не от головы, а от тела, способная от страсти хоть на предательство собственных семейств, хоть на что иное! Потому осуждать ее следует, а не воспевать! И детей наших всей своей родительской мудростью и воспитанием следует подталкивать не к разрушительному любовному умопомрачению, а к чему-то более разумному и управляемому разумом! Так совместная жизнь «инопланетян» получится долговечнее!
Вот для того, Светик, чтобы и у нас с тобой не случилось недописанной Шекспиром «неземной любви» состарившихся и ненавидящих друг друга супругов, следует потерпеть, пока наши естественные, но всё-таки животные страсти прогорят, а уж потом подумать, что от той любви осталось. И, тем более, только после того, а не в пылу умопомрачительных страстей, принимать решения, определяющие нашу долгую с тобой жизнь. Согласна? Да и куда нам торопиться, коль впереди вся жизнь!
Впрочем, кто же, как не ты, изображая полное согласие со мной, подтрунивала над моей медлительностью, ошибочно принимая ее за несвойственную мне нерешительность? Помнишь, как всякий раз, расставаясь вечером, ты с задорной веселостью, так мило украшавшей тебя, обычно меня пытала:
– Так что, товарищ зам. главного, завтра наше совещание начнется в обычное время? И будет продолжаться долго-долго, и опять без какого-либо результата? – похохатывала ты, прекрасно сознавая, что я хорошо понимаю смысл твоих насмешек и не обижаюсь лишь потому, что обидеться на тебя у меня ни за что не получится.
А потом, чтобы я даже не подумал обижаться, подпрыгивала до моего роста, стремительно целовала меня в губы и, бросаясь в подъезд своего общежития, слышала от меня вдогонку что-то вроде:
– Давыдова! Вы у меня доболтаетесь! Смотрите, премии лишу!
Глупенькая моя! Разве мог я с тобой спешить? А вдруг ты передумаешь, не захочешь оставаться со мной, не дай бог, конечно. У тебя тогда случится другая жизнь, в которой для меня места не окажется. И как же я мог, мой Лучик, хоть в чем-то тебя скомпрометировать! Как, любя, мог испортить твою жизнь, пусть она и пойдет дальше без меня! Потому ты потерпи чуток и во мне не сомневайся – я тебя не подведу! И по поводу моей бестолковости не переживай! Я, в общем-то, достаточно быстрый и решительный, там, где это действительно
