Русский мир 4. Рубежи русской истории

Видекинд “История десятилетней шведско-московитской войны”, ПИМ, М., 2000, с. 280).
    Врали шведы с известной целью навязать нам в цари своего принца Карла Филиппа (1601-1622) и при его помощи отторгнуть от России огромные территории: “… план об отторжении Новгородского государства от тела Московии” (там же, с. 285). Видекинд указал на предполагаемый источник своих сведений – руководителя новгородского посольства архимандрита Киприана.
    В отчёте о переговорах, состоявшихся в Выборге 28 августа 1613 года, утверждается, что Киприан будто бы говорил так: “… новгородцы по летописям могут доказать, что был у них великий князь из Швеции по имени Рюрик, несколько сот лет до того, как Новгород был подчинен Москве” (В.В. Фомин “Варяги и варяжская русь”, М., 2005, с. 24).
    Не мог Киприан так говорить, потому что о шведском происхождении Рюрика нет ни слова ни в одной летописи. К тому же, в приговоре посольству архимандрита Никанора от 25 декабря 1611 года сказано: “… а прежние государи наши и корень их царский от их же Варежского княженья, от Рюрика и до великого государя царя и великого князя блаженные памяти Феодора Ивановича всеа Руси, был” (“Дополнения к актам историческим, собранные и изданные археографической комиссией”, т. I, СПб, 1846, с 284). Едва ли наказ Киприану мог быть иным. И действительно, в записках Даниэля Юрта де Гульфреда, секретаря Карла Филиппа, речь Киприана передана вот как:
    “… och gaf han (Кипрiанъ) till kenne, att den sidste deres egen Storfurste hafuer warit udaf det Romerske rikedt benand Rodericus” (Г.В. Форстен “Политика Швеции в смутное время” // ЖМНП, 1889, Октябрь, прим. 1, с. 194).
    “… и он (Киприан) уведомил, что последний великий князь был из Римской империи по имени Родерикус”
    Этот вариант соответствует официальной версии, да и в летописях отражён. А уж секретарь самого Карла Филиппа не упустил бы любую мелочь к шведской выгоде. Стало быть, Киприан приписывал Рюрику римское происхождение, а вовсе не шведское. Отчёт о переговорах шведами сфальсифицирован и норманисты до сих пор потрясают этой фальшивкой.
    Шведский аппетит разрастался. Литератор Олаф Далин с историей обращался и вовсе бесцеремонно, насочинял, как шведы лихо завоевали всю Россию (Олаф Далин “История Шведского государства”, ч. I, кн. 2, СПб, 1805, с. 490-494). Ссылок, разумеется, никаких – сплошная туфта. Вот только эту туфту впаривали школьникам и всему населению Швеции.
    Шведы могли что угодно сочинять про самих себя, но, пока они варились в собственном соку, их враньё не имело значения. Рекламой вздорных побасенок занялись вредители, присосавшиеся к русской истории: Байер, Миллер и Шлёцер. Вот они-то и разнесли скандинавские бредни по всей Европе. Хотя, в России они получили серьёзный отпор от великого русского учёного М.В. Ломоносова. Потому норманисты и русофобы ненавидят его, и стремятся всячески оболгать.
    “Но ложный патриотизм не дал ему окончить своего вывода беспристрастно и справедливо” (Н.И. Костомаров “Начало Руси” // “Современник”, т. LXXIX, СПб, 1860, с. 27). И какой же патриотизм устраивал Костомарова, учитывая, что сам он был украиноманом и русофобом? Патриотизм или есть, или его нет, а всё прочее – пустое словоблудие.
    “… он нисколько не был приготовлен к занятию русскою историею <…> Автору недоставало ни времени, ни средств изучить вполне русскую историю; он начал учиться, когда нужно было писать, и начал учиться предмету, совершенно для него новому, не имевшему связи с прежними его занятиями; исторические занятия были, как видно, чужды Ломоносову вообще” (С.М. Соловьёв “Сочинения в восемнадцати книгах”, кн. XVI, М., 1995, с. 221-222). “С русскими летописями Ломоносов не работал. Синопсис, на который он опирался, был поздним и искаженным польско-украинским пересказом русских летописей” (Л.С. Клейн “Спор о варягах. История противостояния и аргументы сторон”, СПб, 2009, с. 22).
    Всё это не соответствует действительности. Абсолютно не соответствует. Ещё во время своего обучения Ломоносов изучал рукописи библиотеки Соловецкого монастыря, содержавшую не только церковную, но и светскую литературу, он активно пользовался библиотекой Славяно-греко-латинской академии и библиотекой Московского Печатного двора, а во время пребывания в Киеве в 1734 году Ломоносов изучил большое количество книг и рукописей из библиотеки Киево-Могилянской академии, на них сохранились его пометки. Находясь в Германии, он использовал выписки из литературных и исторических памятников, привезенные из России. Вернувшись в 1741 году в Петербург, Ломоносов продолжил углублённое изучение русских летописей в Библиотеке Петербургской Академии наук и там тоже на многих рукописях оставлены его пометки (Г.Н. Моисеева “Ломоносов и древнерусская литература”, Л., 1971, с. 60-121). Так что, не надо врать, для своего времени Ломоносов был более чем подготовлен к занятиям русской историей. А вот насколько подготовлены были немцы?
    Байер Готлиб Зигфрид.
    Род. 1694 г. в Кёнигсберге. На шестнадцатом году жизни он поступил в кёнигсбергский университет, где стал изучать восточные языки, в особенности китайский, затем отправился в путешествие по Германии и, возвратившись оттуда, начал в 1717 г. читать в кёнигсбергском университете лекции по греческой литературе. В 1725 г. Б. переселился в Петербург, где в Академии наук занял кафедру по восточным древностям и языкам (“Энциклопедический словарь Брокгауза Ф.А. и Ефрона И.А.”, т. IIa, СПб, 1891, с. 712).
    “Родоначальник разоблачённой советской историографией лженаучной норманской теории, пытавшийся доказать культурную отсталость Древней Руси и скандинавское происхождение русского государства. Норманская теория была призвана оправдать засилие немцев в России. Б. и поддерживающие его норманскую теорию Миллер, а затем Шлецер встретили резкий отпор со стороны М.В. Ломоносова, поднявшего свой голос в защиту национальной гордости русского народа. Уроженец Кёнигсберга, не знавший русского языка и изучавший русские летописи в латинском переводе, Б. с 1725 находился на службе в Академии наук в Петербурге, работал по кафедре восточных древностей и языков. Б. изучал Россию глазами иностранца, фальсифицировал её историю, искал в ней проявлений германского влияния. Антинаучные норманистские взгляды Б. изложены в его работах по истории Скифии, о варягах и о Константине Багрянородном, изданных на латинском языке. Занятия по русской истории были для Б. лишь этапом его профессиональной карьеры” (“Большая Советская Энциклопедия”, 2-е изд, т. IV, Л., 1950, с. 48).
    Миллер Герард Фридрих.
    Род. 18 окт. 1705 г. в Герфорде (Вестфалия). Отец его был ректором местной гимназии, где М. получил первоначальное образование; затем он посещал Лейпцигской универ. В ноябре 1725 г. М. приехал в Россию и определен студентом в только-что основанную академию наук. Поддерживаемый влиятельным Шумахером, М. первые годы по приезд преподавал латинский яз., историю и географию в академической гимназии, вел протоколы академических заседаний и канцелярии, издавал “СПб. Ведомости”, с “Примечаниями”, рассчитанными на более обширный круг читателей. В 1731 г. М. получил звание профессора, но лишился расположения Шумахера.
    В 1748 г. М. принял русское подданство и назначен историографом. В 1749 г. М. имел большую неприятность по поводу речи, приготовленной им для торжественного заседания академии: “Происхождение народа и имени российского”. Некоторые из академиков (Ломоносов, Крашенинников, Попов) нашли ее “предосудительною России”.
М. обвинялся в том, что “во всей речи ни одного случая не показал к славе российского народа, но только упомянул о том больше, что к бесславию служить может, а именно: как их многократно разбивали в сражениях, где грабежом, огнем и мечом пустошили и у царей их сокровища грабили. А напоследок удивления достойно, с какою неосторожностью употребил экспрессию, что скандинавы победоносным своим оружием благополучно себе всю Россию покорили” (“Энциклопедический словарь Брокгауза Ф.А. и Ефрона И.А.”, т. XIX, СПб, 1896, с. 300).
    Шлёцер Август Людвиг.
    Сын пастора, родился 5 июля 1735 г. в Яхштадте, во Франконии. Дед сперва готовил его в аптекари, но, ввиду больших способностей внука, решил дать ему более обширное образование и перевел его в школу в Вертгейм, начальником которой был зять Ш. Шульц. Ш. изучал библию, классиков, занимался языками: еврейским, греческим, латинским и французским. Достигнув 16 лет, Ш. отправился в известный в то время своим богословским факультетом Виттенбергский университет и стал готовиться к духовному званию. Защитив чрез три года диссертацию: о жизни Бога – «De vita Dei», он перешел в Геттингенский университет. Одним из лучших профессоров был тогда Михаэлис (1707–1794 г.), известный богослов и филолог, знаток восточных языков, имевший большое влияние на Ш. Здесь Ш. стал изучать также филологические и естественные науки. Он хотел осветить изучение библейского мира обозрением самой страны, в которой свершились события. Он стремился поехать на восток и для этого стал заниматься арабским языком, а для приобретения необходимых на такое путешествие средств принял в 1755 году предложенное ему место учителя в шведском семействе в Стокгольме. Занимаясь преподаванием, Ш. сам скоро стал изучать готский, исландский, лапландский и польский языки. Желая практически ознакомиться с торговлей и найти между богатыми купцами лицо, которое доставило бы ему средства для путешествия на восток, Ш. поехал в 1759 г. в Любек. Поездка была безуспешна; в том же году он возвратился в Геттинген и занялся изучением естествознания, медицины, метафизики, этики, математики, статистики, политики, Моисеева законодательства и наук юридических. В 1761 г. Ш. было предложено поступить домашним учителем к русскому историографу Миллеру, и он отправился в Россию, склонясь на убеждения Михаэлиса, что эта поездка доставит ему средства и возможность осуществить давно задуманную поездку на восток (“Русский биографический словарь”, т. XXIII, СПб, 1911, с. 339-340).
    Вот и выходит, что Байер был востоковедом, Миллер – недоучившимся студентом, а Шлёцер вообще был не историком, а богословом. Поселившись в России, они занялись темой, в которой разбирались не более, чем в астрономии.
    Про Байера известно, что “русские летописи он знал только в латинском переводе <…> он не мог пользоваться русскими источниками по незнанию им русского языка; русская история и не входила прямо в круг его научных интересов, направленных целиком на самую глубокую древность. В определении названий днепровских порогов ему пришлось пользоваться словопроизводством Тредьяковского” (“Русский биографический словарь”, т. II, СПб, 1900, с. 420).
    Миллер был нанят исключительно для административной работы: “Должность моя была: записка того, что делается в академических собраниях, рапортовать о том обретающемуся тогда в Москве господину президенту, исполнять по присланным мне от него приказаниям, иметь корреспонденцию с иностранными учеными людьми и издавать в печать академические Комментарии…” (“Автобиография Г.Ф. Миллера” // Г.Ф. Миллер “История Сибири”, М.-Л., 1937, с. 147).
    Щлёцер сообщал о себе: “… я ещё оставался два с половиной месяца и