Русский мир 4. Рубежи русской истории

обширном смысле, распространяя его почти на всю Западную Европу; но если он же сам говорит, что Новгородцы пошли не к Свеям, не к Урманам, не к Англянам, не к Готам, а в Русь, то ясно, что он отделяет ее от всех прочих народов Запада. Это неопровержимо свидетельствуется еще и тем, что у Нестора, под именем земли Варяжской в собственном смысле, прямо указывается страна на Западе от Пруссов, т. е. Поморье, населенное Велето-Сербскими племенами, которые в самом деле (как свидетельствует и Нестор) простирались до земли Англянской (Англо-Саксонской в Шлезвиге), а на юг до земли Волошской (Волохов Чехо-Моравских), и в этнографическом смысле, как Славяне, были совершенно отдельны от Свеев, Урман, Англян и Готландцев” (Н.В. Савельев-Ростиславич “Варяжская Русь по Нестору и чужеземным писателям” // ЖМНП, ч. XLVIII, СПб, 1845, с. 25).
    Только слепой может не увидеть очевидного факта или тот, кто не желает его видеть. Когда нечего ответить, норманисты заводят свою заезженную пластинку: “Ничего не вижу, ничего не слышу!”. Зато они постоянно подчёркивают, что термин “русь” помещён в летописи вместе с названиями скандинавских народов, а, стало быть, это обстоятельство непременно указывает на скандинавство руси. Но, во-первых, не все в данном списке были скандинавами – англы к ним точно не относились, а во-вторых, в Европе бок о бок живёт множество неродственных народов, так что близкое соседство вовсе не означает кровной связи. А вот о чём норманисты предпочитают не вспоминать, так о том, что термин “русь” приведён в ряду этнонимов. Следовательно, летописцы понимали это слово исключительно в качестве этнонима и не допускали другого толкования.
    Тем не менее, под видом последнего слова науки, современные норманисты опять извлекли со свалки давно выброшенных туда “гребцов”, “Ruotsi”, Рослаген. А ведь от этого хлама давно уже отказались виднейшие из норманистов прошлого. Отказались вынужденно, потому что убедились в иллюзорности прежних доводов:
    “Впрочем не могу так же не заметить, что слова Рослаген и Ротсы, по видимому, не доказывают ни происхождения, ни отечества Руссов <…> Еще удивительнее, что Шлецер мог так ошибиться и принять название военного ремесла за имя народа <…> из того не следует, что вооруженные Упландские гребцы, Ротси, сообщили свое имя России <…> Мнение Шлецера о Рослагене, яко первом жилище древних, из Швеции приезжавших Руссов, уже неоднократно опровергнуто” (Г.А. Розенкампф “Объяснение некоторых мест в Несторовой летописи в рассуждении вопроса о происхождении древних руссов” //ТЛОИДР, ч. IV, кн. I, М., 1928, с. 145, 151, 154; его же “Объяснение некоторых мест в Несторовой летописи”, СПб, 1927, с. 11, 20, 22).
    “… имя Рослаг этимологически различается столько же от греческой формы Ρωζ, сколько и от финскаго названия Шведов, Rôtsі” (А.А. Куник “Примечания к кн. “Дорн Б. – Каспий, о походах древних русских на Табаристан” // “Записки Императорской академии наук”, СПб, 1875, т. XXVI, кн. I, с. 54).
    А ещё патриотизм, видите ли, не нравится, причём исключительно русский и никакой другой. А кто защитит нашу страну, если не будет патриотов? Или этим авторам Россия без надобности? И Петрухин, и Клейн евреи, так что занялись они русской историей не от большой любви к нашему народу. Инородцы хотят иметь побольше выгод для себя и ради них русские должны потесниться. А чтобы у кого-то добавилось богатства и привилегий, у других (у нас) их должно стать меньше.
    Очень не любит антинорманистов украинский историк Н.Ф. Котляр. Приступ бешеной злобы вызвал у него “Сборник РИО. Т. 8(156). Антинорманизм”, М., 2003. Ему ненавистно само слово “антинорманизм”. Не переносит Котляр и слово “патриот”, русский патриотизм для него – “квасной”, а значит и не должен существовать. Патриотизм он заклеймил латинским словом – “обскурантизм” (по-русски это – мракобесие). Отказывая русскому патриотизму в праве на существование, Котляр преклоняется перед иностранщиной. Рецензируемую книгу он обозвал так: “чудовищное по своей злобности и нетерпимости коллективное сочинение”. Но сам тут же проявляет и злобу, и нетерпимость. В книге авторы поделились с читателями результатами своих научных изысканий. Можно их принимать или не принимать, но Котляр требует запретить любое мнение, не совпадающее с его собственным. Не стесняясь, сыплет такими выражениями, как “удручающе низкий уровень написанного”, “примитивная “опровергательная” методика”, “грубость и ругань”, но тут же сам использует всё то, что приписывает другим. Грубо оскорбляет А.Н. Сахарова, вызывает у него недовольство и В.В. Фомин, только соперничать с ним он не может – уровень не тот. Возражения против норманизма, по его мнению, “вызывают недоумения и гадливость, присущую каждому здоровому человеку”. То есть, если не поддерживаешь норманизм, значит ты сумасшедший. Известный подлый приём: когда кончаются аргументы, то начинается шантаж. Да и какие аргументы у Котляра: он тупо навязывает читателям свою версию истории, не желая даже обсудить спорные моменты, лишь порой высокомерно бросает: “доказано”. А доказательств не предъявляет, потому что иначе обнаружится, что ничего не доказано. Тон статьи вызывающе хамский и главная мысль там – как посмели высказать мнение, которое ему не нравится? Запретить неугодных! Когда нельзя опровергнуть, то всегда можно обхамить. Статья Котляра – это донос правящей верхушке на людей, смеющих иметь своё мнение. Казалось бы, среди океана норманистской литературы работы антинорманистов составляют ничтожные крохи. Если что не так, обсудите открыто разные мнения. Но страх норманистов наглядно показывает, что в рамках научной полемики они победить не в состоянии и единственное, что им осталось – это держать и не пущать. А лицемерное заявление “о свободе научной мысли” утверждает свободу только для самого Котляра и ему подобных. Для антинорманистов никакой свободы он не оставляет, потому что ему, Котляру, так угодно (Н.Ф. Котляр “В тоске по утраченному времени” // “Средневековая Русь”, вып. 7, М., 2007, с. 343-353).
    Почему инородцам так ненавистен антинорманизм? Они боятся восстановления русской власти в России. Удобно превратить Россию в страну общего пользования, а русская государственность способна положить предел разбазариванию страны. Норманизм оправдывает бесправие русских в России и потому инородцы держатся за него зубами и когтями.
    Но среди норманистов много и русских историков: Н.М. Карамзин, С.М. Соловьёв, М.П. Погодин, Н.А. Полевой, А.Е. Пресняков. Ну так, если с детских лет вдалбливать в голову одно и то же, то в голове ничего другого и не останется. Норманизм был официальной доктриной нерусских правителей России, он насильно насаждался государством. А российские цари после Елизаветы были немцами.
    Историк С.М. Соловьев продемонстрировал происхождение последних Романовых, смешивая вино с водой. Он добавлял воду в вино в той же пропорции, как русская кровь смешивалась с иноземной через брачные связи. Оказалось, что в крови Николая II содержится лишь 1/128 часть русской крови, остальное – немецкая. Вина в стакане к концу эксперимента почти не осталось (А.Н. Савельев “Образ врага. Расология и политическая антропология”, М., 2007, с. 34).
    Конечно, для самоидентификации главное значение имеет не набор генов (о котором человек может и не знать), а осознание своей принадлежности к этносу. Но правящая элита в России, смешавшись с иноземцами и приняв их “ценности”, давно переродилась и разорвала связи с русским миром. Выбрав для себя духовное родство с Западом, она перестала быть русской. Ей представлялось неуютно жить в русском мире и для своего удобства элита вздумала насаждать в нашей стране иноземные порядки. Где уж тут было воспитать царей русскими, так вот и вышло, что под фамилией Романовых в России воцарилась немецкая династия.
    Господство норманизма объясняется не наличием каких-то бесспорных аргументов (их нет, как и не было), а использованием государственного ресурса для продавливания единственной версии, угодной правительству. Создавались научные школы, пропагандирующие мнение, спущенное сверху. Создание конкурирующих школ не допускалось, строптивых наказывали отлучением от науки. Сделать научную карьеру было возможно, только придерживаясь установленной политической линии. Да и куда проще было утверждать то, что не требовалось доказывать. Лояльность оказалась важнее компетентности. А потом и сами лидеры научных школ принялись устраивать охоту на еретиков, лишь бы не признавать свою несостоятельность. Ведь тогда окажется, что многие научные работы основаны на беспочвенных фантазиях. Ничего удивительного, что люди предпочитали не портить себе жизнь и не спорить с чиновниками от науки. Норманизм всё больше превращался в религию. Но даже в условиях научного террора появлялись исследователи, не согласные с обветшалыми догмами, несмотря на угрозу остракизма. Просто потому, что невозможно не увидеть зияющие язвы норманизма.
    Л.С. Клейн как-то плакался: “… как всем известно, “партийно-государственные структуры” в советское время насаждали и поддерживали антинорманизм <…> Стоявшие против нас силы пользовались поддержкой всей махины государства – консолидированной партийно-государственной администрации, гигантской идеологической машины и мощного аппарата репрессий” (Л.С. Клейн “Спор о варягах. История противостояния и аргументы сторон”, СПб, 2009, с. 9, 11).
    Лукавил и лицемерил Лев Самуилович. Во времена СССР из всех историков издавали исключительно норманистов и озвучивалась только норманнская версия образования Руси. Антинорманисты, такие, как Ф.Н. Святной, Ф.Л. Морошкин, С.А. Гедеонов, Ю.И. Венелин, И.Е. Забелин, Д.И. Иловайский, вовсе не упоминались, их доводы скрывались, как будто этих людей никогда и не было. А если кого-нибудь из них случайно вспоминали, то лишь для того, чтобы предать анафеме. Отказались только от самых одиозных вымыслов Шлёцера, ну так это началось ещё до революции. В целом, во времена Советского Союза культивировался умеренный норманизм, а сейчас нам навязывают норманизм оголтелый. Он вырвался на свободу вместе с разгулом русофобии и стал её идеологической опорой. Они нужны друг другу, и, чем сильнее свирепствует русофобия, тем более оголтелым становится норманизм.
    Норманисты любят обвинять оппонентов в национальных пристрастиях, выставляя себя беспристрастными исследователями, и, тем самым, сводя научный спор к примитивной политике. Заболтать, оплевать, увести в сторону от темы обсуждения и закончить всё пшиком. Казалось бы, зачем обливать друг друга грязью? Устройте телепередачу, где норманисты и антинорманисты открыто встретятся лицом к лицу. Каждая из сторон предъявит свои доказательства, и мы объективно сможем оценить – чьи аргументы весомее. Бесполезно. На дискуссии норманисты в принципе никогда не идут, потому что там неизбежно встанут вопросы, на которые у них нет и не будет ответов. Не имея доказательств, норманизм до сих пор держится на плаву единственно за счёт поддержки государства, не допускающего открытой критики скандинавомании. Люди не должны